На войне как на войне, стр. 73

Что-то шумит. Как вентилятор... Монотонно...

Еще не открыв глаза, я вспомнил, что отключился в машине у Тани. Не вовремя приступ придавил. Хотя я и успел дело сделать — это я помню, потому что приступ разума не отнимает, но вот что дальше со мной происходило — загадка. И сейчас лежу с закрытыми глазами, пытаюсь это сообразить. У меня привычка такая — я сначала сориентируюсь и только потом открываю глаза. Хорошая, надо сказать, привычка. Она однажды в Афгане выручила меня и позволила из плена вырваться. С тех пор всегда так поступаю. Пытаюсь сориентироваться и сообразить — как действовать дальше. И действовать стараюсь по возможности так, чтобы это было для других неожиданностью — в случае, когда такая неожиданность требуется. Но, главное, раньше времени нельзя издать ни звука, даже если ранен. Нельзя себя выдать.

Сейчас я не ранен. Я сделал дело, а потом начался приступ. Небывало сильный. И я потерял сознание. Что вообще непонятно. Не терял я раньше сознания. А в этот раз потерял...

Да... Это было в машине... В машине у Тани... Грязновато-серого цвета «шестерка», раздолбанная и гремящая. Таня эту машину покупала уже раздолбанной. Ее во время движения трудно спутать с другой.

Но в салоне той машины вентилятора нет, не услышишь его — если только с головой в двигатель не заберешься. Я потерял сознание на переднем сиденье. И рядом была Таня — за рулем. Мы ехали от дома Таманца после моего разговора с его женой. Самого Таманца я застрелил десятью минутами раньше. Это я хорошо помню. Из двух пистолетов. Одновременно два выстрела в лоб. Мы ехали оттуда...

Мы ехали... И тогда этого вентиляторного шума не было. И вообще, шум автомобильного двигателя совсем не такой. Любого автомобильного... Не такой ровный и монотонный.

Легкая струя воздуха идет откуда-то сбоку. Касается затылка и слегка ерошит волосы. Но это не поток, нагнетаемый вентилятором. Нет. Это только тонкая тугая струя, которую, кажется, можно пальцами прощупать и попытаться согнуть, как проволоку.

Звук незнакомый. Ощущения незнакомые. Где я?

Осторожно напрячь мышцы. По отдельности. Бицепсы, трицепсы, предплечья. Теперь ноги, спину, грудь. Так ощутить и мысленно себя ощупать. Все нормально. Если бы руки были в наручниках или связаны, я бы почувствовал. Нет. Я свободен. И тело мое управляемо.

Где я? Непонятно...

Так и не разобравшись в ситуации, я чуть-чуть, совсем незаметно приоткрыл глаза. И увидел полумрак автомобильного салона. Слабый полумрак. Все освещение идет от передней панели водителя. И откуда-то сбоку, из окон приходит свет «мигалки». Но без сирены. Ментовская «мигалка» обычно с сиреной работает. И в «Скорой помощи» тоже.

Так где же я?

И вокруг автомобиля — полный сумрак. И вроде даже туман клубится. Вижу сквозь боковое стекло. Может, потому горят «мигалки»? Из-за тумана? Но ведь «мигалки» — это характерная принадлежность спецмашин?

Я на заднем сиденье. Лежу. Один. Большое сиденье. Это явно не «жучка». И не пойму, что за машина. Звук двигателя странный. Не должен двигатель автомобиля так ровно шуметь. Так шуметь он может только в том случае, когда транспорт на постоянной скорости движется по абсолютно ровной дороге, никуда не сворачивая, не объезжая выбоины асфальта. И очень-очень долго. То есть в том месте передвигается, которого в действительности в нашей стране не бывает.

Я открыл глаза полностью. Начал к действительности возвращаться. И увидел перед собой затылок. Стриженый. Мужской. Судя по затылку, за рулем сильный человек. Волевой. Затылок это не хуже лица может рассказать. Надо только уметь читать. А под затылком крепкая шея. Почти атлетическая.

Чуть правее второй затылок. Второй...

Это Таня! Она рядом, значит, все нормально.

Она меня прикрывает — это я помню. Даже против моего желания прикрывает. Я не просил ее об этом. Оказалось, мне это было надо. Приступ навалился не вовремя и быстро сшиб меня с ног. Такой приступ, которого я и не помню. Раньше болезнь с ног не сшибала.

Я сел. И только тогда понял, что мы летим в маленьком пятиместном самолетике. Вокруг облачное ночное небо. И не отблески «мигалки» проникают сквозь стекла — сигнальные огни на крыльях.

Таня почувствовала движение за спиной. Она очень чувствительная. Интуитивная. Обернулась.

— Что за машина такая? — спросил я как ни в чем не бывало. И глазами изобразил ангельскую невинность. Если уж мне досталась такая фамилия — Ангелов, — то я постоянно стараюсь ее обыгрывать.

Таня смотрит на меня долго. Даже в полумраке салона мне достаточно хорошо виден ее внимательный взгляд. Такой внимательный, что я понимаю — она что-то старается без слов сказать. В простой обстановке она бросает взгляды короткие, хотя и достаточно выразительные.

— "Л-200" — «Моравия». Не летал на таких?

Это пилот ответил. Не оборачиваясь. А Таня смотрит. Может быть, даже с какой-то укоризной. Только за что меня укорять? Впрочем, как офицер спецназа она права. Не должен человек идти на операцию, когда ему угрожает приступ. Но у меня приступ был только два дня назад. Обычно следующий через месяц-полтора наступает. И все же... Окажись мы где-то в тылу, Тане пришлось бы из-за меня туго.

Она права.

— Нет, не летал, — отвечаю затылку пилота.

— Как ты, Сережа? — все же спросила Таня.

— Спасибо. Выспался... — отвечаю, тут же сообразив, что она не нечаянно забыла мое имя.

— Тебя всегда так скрючивает?

— В первый раз. Обычно я сам за рулем до дома доезжаю. Растягиваю мазохистское удовольствие. Куда мы летим?

— В Москву.

— А почему индивидуальным «бортом»?

— Так надо. Тебя уже врач ждет. Специалиста хорошего нашли...

Она замолчала и отвернулась. Я понял, что пилот не в курсе минувших событий и Таня показывает это. Он вообще не в курсе того, что я из себя представляю.

Но у меня после приступа появилась болтливость. И слабость организма, и вялость, и болтливость, словно энергия за время потери сознания скопилась и теперь через край бьет.

Пилот начинает что-то насвистывать.

— Долго я в отключке был?

— Около трех часов.

Она ответила, теперь даже не обернувшись. Или дуется на меня за что-то, или соблюдает конспирацию. Как же мне «прочитать» ситуацию? Я не очень люблю, когда меня везут в неизвестном направлении. Слишком это напоминает арест. Прилетим, мне пару стволов в лицо сунут и окольцуют наручниками. Если я позволю кому-то, даже Тане, это сделать.