Стрельба в невидимку (Десерт для серийного убийцы), стр. 31

Лейтенант отделался легче майора. Ему достаточно было только умыться, и он уже мог одним глазом все видеть. И потому он начал смотреть — видимо, от обиды за непочтительное с ним обращение — более зло, более старательно и несколько более эффективно. А, возможно, лейтенант решил, что — поскольку он пострадал в этом помещении — то имеет право на компенсацию. И начал тщательный осмотр всех компьютерных причиндалов, что имелись в доме. В надежде что-то и для себя найти. По крайней мере, очень долго он копался в какой-то коробочке, рассматривая ее содержимое. Если зрение и скудные знания мне не изменяют, то его заинтересовали блоки оперативной памяти. Для самого компьютера они — явно лишние, потому что больше “оперативки”, чем там поставлено, втолкать уже невозможно. Разве что на другой компьютер...

С полки лейтенант вытащил какой-то прибор и коробку с толстыми дискетами.

— Это ZIP, — радостно сообщил. — И целая коробка дискет к нему! Вот где должны храниться важные данные. То, что не нужно было Чанышеву держать на жестком диске, он должен был переписывать на дискеты для ZIPa.

Что такое ZIP, даже я знаю — устройство для записи данных на дискеты большого объема. Лоскутков страдал от боли в челюсти и лишнее спрашивать не старался. Он и саму челюсть придерживал рукой, чтобы на куски, наверное, не рассыпалась, но смотрел внимательно, чтобы мы ничего не упустили. Еще больше его мучили, видимо, запоздалые душевные страдания. С пистолетом, да еще вдвоем, ментовские офицеры против одного молодого вора выглядели, надо сознаться, неважно — упустили...

Что бы они вообще делали без отставного майора спецназа ГРУ? Хорошо хоть моя парочка уползти не успела. Задержанные сейчас молча сидели на полу, прислонившись к стене — их просто не стали пока поднимать.

Так спокойнее для всех. “Бульдозер” тупо улыбался непонятно чему. Я даже грешным делом подумал, что он после моих ударов с собственным умом поссорился. Первый же из визитеров, которого я принял за охранника, смотрел зло и все пытался скованными наручниками руками потрогать затылок. Он прилично расшиб себе голову о косяк. Кровь стекала за шиворот и, похоже, щекотала. Парень криво ухмылялся. А я рассматривал сам косяк — не сдвинулся ли он с места, не треснул ли где: нехорошо все-таки портить чужой интерьер, тем более, если пришел без приглашения и вообще в отсутствие хозяев.

— Ты, что ли, мне накатил? — спросил парень, когда я убедился в целостности косяка, подошел к нему вплотную и стал в упор разглядывать.

— Не расстраивайся, на допросах тебе еще добавят...

— А тебе — так прямо на хате, — и он без запинки выдал мой домашний адрес.

Вот это он зря — чего не люблю, так это соседей по пустякам беспокоить. И так несколько месяцев назад сначала Лоскутков у меня обыск устроил, а соседей понятыми пригласил, потом его самого под моими окнами подстрелили. Теперь и этот — или сам надеется выпутаться, или обещает гостей подослать.

А я вообще-то человек гостеприимный.

— Предупреди только, когда пожаловать изволишь. Я чайник заранее поставлю.

— Побалуемся чайком, побалуемся... — парень не унимается. Злопамятный, зараза, хуже Лоскуткова.

— Нет. Извини. Не чайком. Просто у меня дома всегда с горячей водой проблемы. А теплой кровь легче будет с твоего затылка смывать. Для того, понимаешь, и чайник...

— Поглядим.

— Если доживешь, — вступил в разговор Лоскутков. Он слова процеживает сквозь зубы, и оттого голос его кажется странно-смешным и одновременно змеино-злобным. — Я для тебя, сука ты последняя, специальную камеру подготовлю. Там ребята опытные сидят, проверенные. В первый же час тебя “опустят”...

Это подействовало лучше любого удара.

Глаза парня затравленно скакнули — с майора на меня, потом обратно. Ответить он, чтобы не обострять отношения, не решился. И правильно.

У Лоскуткова в руках его документы.

— Знаю я этого сукиного кадра, — говорит мне. — Боевичок сраный... Бывший старший лейтенант ОМОНа. Надоела ему нищенская ментовская зарплата, решил однажды еще подработать и попался — погнали. Можно было бы и по статье оформить, да выкрутился.

А надо было дело до конца доводить...

Парень молчит. Посматривает на мои руки и на руки майора. Ожидает — с какой стороны будут бить больше.

— Так что? — Лоскутков низко наклонился к его лицу. — Знаешь, что в камере с бывшим ментом сделают?

Молчание в ответ. Угрюмое и дремучее, как лес в сказках про Соловья-разбойника.

Знает.

— Что вам надо было в этой квартире?

А вот теперь все стало ясно. Парень бросил короткий взгляд на “бульдозера”. При нем говорить не решается. Лоскутков, к сожалению, не правильно сориентировался. Дожимать не стал, хотя дожать можно бы было. Всегда надо продолжать атаку. И при напарнике все бы он выложил после обещания майора. Более того, сразу бы поставил себя в такое положение, что помощи от пославших сюда ему ждать бы уже не пришлось. Это тоже важно. Майор оплошал. Склонился над вторым.

— Что здесь надо было?

— В сортир сходить хотели. Понимаешь, на улицах все общественные туалеты в пивбары переоборудовали. Говорят, ваш мэр лично сортирами торговал и мелочь на сдачу недодавал. Непорядок. Куда человеку по нужде податься? Вот и вспомнили, что здесь хата пустует...

— Ничего, — успокоил его Лоскутков, — теперь параша рядом с твоей шконкой стоять будет. Это очень удобно.

“Бульдозер” широко улыбнулся и замурлыкал себе под нос мотивчик из популярной песни.

Вышел из второй комнаты Слава:

— Что еще забрать надо?

Майор ему ответил только злобным взглядом. Он сам не знал, что нужно забирать из этой квартиры. Не знал и не понимал, почему так настойчиво, с риском для свободы кто-то пытается сюда попасть.

А я решил исправить ментовскую ошибку — первого парня “дожать”, пока не остыл.

Все же в армейской разведке лучше учат проводить допросы, чем в ментовке. Оно и понятно, нам зачастую приходилось это делать в условиях боя. Для повторного допроса времени может и не быть.

— Мыло возьми, — посоветовал я Славе.