Сорные травы, стр. 13

Терпеть не могу кальки с английского, предпочитая перевод, но «лента друзей» все же не то. Кто-то и вправду стал другом за несколько лет, кто-то перешел в разряд хороших приятелей, а кто так и остался пикселями на мониторе. Слухи в Сети расходятся мгновенно, куда там пресловутым завалинкам. Может, и мелькнет что-то дельное. Надежда умирает последней.

И в жутких мучениях.

Потому что кроме единичных постов «я живой» и нескольких «в ближайшее время в Сети меня не будет, занимаюсь похоронами» разумного в ленте не нашлось. Крики о том, что все это было предсказано то ли Нострадамусом, то ли Вангой — во мнениях присутствующие не сошлись. Конспирологические идеи разного толка: новый вирус, запущенный злобной военщиной, новый излучатель от нее же, происки жидомасонов, нашедших способ истребить русский народ. Побочный эффект Большого адронного коллайдера. Космическое излучение. Облако космической пыли. Инопланетяне (дочитав до этого места, я начала истерически хохотать), то ли испытывающие новое оружие против землян, то ли таким образом их изучающие. На этом фоне набившие оскомину цитаты из Иоанна Богослова с многострадальной звездой Полынь и печатью диавола, без которой никто не может ни продавать, ни покупать, казались такими знакомыми, что впору прослезиться. А редкие упоминания официальной версии и вовсе выглядели светочем разума.

— Дурдом, — сказала я сама себе и захлопнула крышку ноутбука. — Ив, ты спишь?

— Нет еще.

Муж вернулся в комнату.

— Начиталась?

— Ага. — Я поднялась, потирая поясницу: затекает, когда лежа на животе читаю. — Темна вода во облацех. И хоть бы одна зараза честно написала: ни черта не понимаю, может, со временем разъяснится.

— Давай, я это напишу. Даже зарегистрируюсь ради такого дела. Ерундой занимаемся: переливаем из пустого в порожнее. — Он по-хозяйски ухватил меня за задницу. — Пошли спать.

— Спать или спать? — поинтересовалась я. Судя по выражению лица, просто упасть и уснуть муж не планировал. Что ж, почему бы и нет?

— Спать. — Ив снова хлопнул по попе и занялся грудью. — И спать. Вперед, на полу неудобно.

Вперед так вперед.

Отмотать бы время назад, в тот миг, когда секс превратился в супружеский долг. Так разве упомнишь? Сперва сами все гробим, потом сами рыдаем. А сейчас можно предсказать все, что случится в следующие полчаса до последнего вздоха. Поцелуи… Одежда… нет, не летит, как когда-то, — сползает на пол. Губы… грудь, ниже… еще ниже. Теперь моя очередь. Скользнуть губами по животу, вниз, обвести языком головку, забирая в себя, еще и еще, пока ладони мужа не толкнут легонько плечи, отстраняя. Принять, качнуться навстречу, поймать ритм. Вперед-назад, вперед-назад, туда-сюда-обратно, тебе и мне приятно… тьфу, что за чушь в голову лезет. Успею? Не успею. Ив всегда был хорошим любовником, но когда, подходя к пику, начинаешь размышлять о том, что ложиться в постель с гулящим мужчиной примерно так же приятно, как садиться голой задницей на общественный толчок… Вот теперь точно не успею, можно расслабиться и получать удовольствие. Вздрогнул, несколько неровных движений, замер. Все.

— Было?

А если я скажу — нет, что тогда? Будем вымучивать оргазм? Да-ешь ор-газм, шай-бу, шай-бу… А пошло оно все. Коньяк, что ли, добить?

— Ага. Мыться пойду.

«Do you believe in life after love» [15], — крутилось в голове. И чего эта песня привязалась, я же не слушаю Шер?

Холодная ванна под ногами, слишком горячая поначалу струя воды. Надо смеситель менять, что-то плохо стал регулироваться. Может, доделать, что Ив не закончил? Руки есть, душ есть, дел на полминуты. Не буду. Не хочу. Не сегодня.

Я свернулась на дне ванны и расплакалась.

Глава 3

Утро добрым не бывает. Добравшись до работы, я поняла это особенно отчетливо. К тому, что в холодильнике не хватает «койко-мест», не привыкать: когда строили морг, людей в городе проживало раза в два меньше, чем сейчас. К трупам на полу секционного зала тоже — а куда их девать, если в холодильник не влезают, а столы нужны для работы. Но когда окрестности служебного входа напоминают батальное полотно, становится не по себе. Труповозка, что подъехала прямо передо мной, оказалась забита чуть ли не доверху, и санитары сбились с ног, не успевая оформлять и заносить покойников. А уж когда я, переодевшись, зашла в зал…

— Доброе утро, Мария. — Шеф невозмутимо, словно бы не услышав мою тираду, повернул голову. — Полностью разделяю твое мнение.

Шеф у секционного стола — редкое явление. Обычно он занимается только сложными вещами. Вроде того случая, когда мужчину намотало на вал и мы всем бюро соображали, как же описать то, что нам привезли.

— Сколько?

— Когда меня вызвали… где-то около полуночи, уже было под две сотни. К утру прибавилось. Я написал докладную с просьбой не проводить судебно-медицинское исследование вчерашних «скоропостижно скончавшихся», но ответа пока нет. Трупы везут.

Я снова прочувствованно выругалась. Если учесть, что обычно у нас выходит два-три трупа на одного эксперта за смену, объемы предстоящей работы впечатляли.

— Мария, — в голосе шефа мелькнуло неодобрение, — будучи солидарен по существу вопроса, осмелюсь напомнить: ты все-таки леди.

— Леди не потрошат трупы, — хмыкнула я. — Не знаете, сколько всего за вчера?

— Наши статистику пока не дали. Зарубежная тоже собрана не слишком хорошо. Думаю, точных цифр раньше чем через месяц не дождемся, если дождемся вообще. То, что есть, варьирует по городам, но в целом получается пятнадцать-двадцать процентов взрослого населения. Плюс дети — среди них однозначно выживших меньше умерших.

— Сколько-сколько? — выдохнула я.

Шеф подхватил под локоть.

— Маша?

— Сейчас, — я отстранилась. — Все нормально.

Все просто замечательно. Только вот дышать темно, и воздуха не видно. Я опустилась на корточки, сцепив руки на затылке, — преодолевая сопротивление мышц, разогнула шею. Быстрый и надежный способ обеспечить прилив крови к мозгу, чтобы избежать обморока. Пару раз приходилось пользоваться. Если уж дожила до своих лет, ни разу не уподобившись изнеженной барышне, то и начинать не стоит. Медленно выпрямилась.

— Это десятки тысяч только в нашем городе.

— Да. Присядешь?

— Нет. Все нормально, — повторила, как заведенная. — Все… нормально…

Осмыслить это было невозможно.

— Шеф, — сказала я, на миг забывшись. — Прошу прощения. Олег Афанасьевич…

— Да ладно, чего уж там, — усмехнулся он. — Будто я не знаю, как вы меня зовете.

— Прошу прощения… вы ничего не перепутали?

— Я бы очень хотел перепутать. Можно понадеяться, что у нас статистика окажется другой. Но я уже сделал несколько звонков, и судя по услышанному… Боюсь, как бы на самом деле все не оказалось еще хуже.

— Ясно. О причинах что-то говорят?

— Пишем «острая коронарная недостаточность» плюс сопутствующим — грипп.

— Ох ты ж епрст!.. — Я осеклась, вспомнив замечание. Какая я леди, к чертям собачьим? Оно и к лучшему, леди — создания прекрасные, но исключительно декоративные. И все же выслушивать очередной выговор не хотелось.

— Мария, мы же взрослые люди. Ничего другого сверху и не скажут.

— Угу, — буркнула я. — Противно.

Шеф промолчал. Я сняла с вешалки пластиковый фартук.

— Олег Афанасьевич, а где все?

Он взглянул на часы, такие же стерильно белые, как и кафель, на котором они висели.

— Еще десять минут до начала рабочего дня. Один детский прозектор уже работает, там, в соседнем крыле. Санитары тоже пришли. Сейчас новые трупы примут — будут одевать и укладывать тех, что я ночью вскрыл.

— Вы не ложились?

— Хоть какая-то польза от бессонницы. Да и не могу я дома. Женщины плачут… — Он вздохнул. — Двое сотрудников позвонили и попросили свои законные три дня на похороны близкого родственника. Думаю, примерно к обеду они сообразят, что все равно осмысленно заниматься похоронами нынче не выйдет.