Школа над морем, стр. 24
А между тем таинственность обстановки помимо воли начинала действовать и на Дерезу. Вечер, тени, далекая луна, пустая школа, шопот товарищей и чердак! И кроме того, самому старшему из ребят, Озеркову, - всего только четырнадцать лет!
На чердаке было тихо и пусто. В маленькое, круглое оконце заглядывала полная луна.
- Ребята, а из этого оконца море видно, тихо сказал Степа Музыченко. - Посмотрите, как блестит. Я люблю рисовать море, когда на нем вот такая лунная дорожка.
Омелько нетерпеливо махнул рукой.
- Мы сюда не рисовать пришли, - отрезал он. - Начнем, что ли? Ну, Дмитро, надевай простыню.
- Для чего?
- А это уж я знаю. Надо.
Музыченко, Нагорный и Яша Дереза присели на корточки, а перед ними на деревянный ящик встал Озерков, закутанный в простыню.
- Стой и не двигайся! - приказал ему Омелько.
- Ну; а дальше что ? - шопотом спросил Яша Дереза.
- А дальше я его загипнотизирую. Десять минут я буду смотреть на него не отрываясь. А может, и двадцать, не знаю. И все время буду думать – вот так, с напряжением.
И Омелько наморщил лоб, чтобы показать, с каким именно напряжением.
- Подожди! А что же ты будешь думать? Мы тоже должны знать ! - вмешался Степа.
- А я вам скажу.
Омелько наклонился к товарищам и зашептал :
- Я буду думать так:«Озерков, сейчас же сбрось простыню и пойди посмотри в оконце! Озерков, сейчас же сбрось простыню и пойди посмотри в оконце!» И снимет, увидите - снимет!
- А может, ты сговорился с ним? Я несогласен! - запротестовал Яша Дереза. - Пусть лучше снимет простыню и наденет на тебя. Хорошо?
Нагорный согласился. Озерков стоял неподвижно, весь в белом, как привидение. Лунный свет освещал всю группу участников сеанса.
- Ты не слышал, что мы говорили? – спросил у «привидения»Нагорный. - Не слышал? Ну, тогда начнем.
Три пары глаз впились в закутанную фигуру Озеркова. Тишина. Где-то пискнула мышь, и снова все стихло. Минуты шли.
- Мне страшно! - прошептал Музыченко. А что как в самом деле...
- Тсс!.. - Ткнул его в бок Нагорный. Смотрите, начинает шевелиться.
И тут ребята услышали какой-то странный звук. Будто кто-то крикнул, или вернее, хотел крикнуть, зажав рот ладонью.
Нагорный первый увидел, как из четырехугольного отверстия высунулась чья-то голова. В ту же минуту эту голову увидели и Музыченко и Яша Дереза.
Мы знаем, кто помешал ребятам окончить их «сеанс». Когда Олег Башмачный, испуганный белым привидением и тремя незнакомцами, стремглав удирал из школы, на чердаке тоже начался переполох. Страшная голова исчезла, но, может быть, она ждет внизу? А у головы, как известно, есть и туловище, и руки, и ноги. Выходит, это человек. Но что это за человек? Кто?
- Может, это Кажан?- подал мысль Музыченко. - Говорят же, что...
Но Дереза не дал ему договорить.
- Кто бы там ни был, а надо спускаться, - сказал он.
Больше всех был напуган Нагорный. С чердака он спустился последним: хорошо еще, что перепуганный Олег не уронил, убегая, приставленную лестницу. А это, конечно, могло случиться. Любитель таинственного, Омелько долго не мог опомниться. Он не мог забыть человеческой головы, которую он увидел в темном отверстии. И вот почему он так хохотал, когда Олег рассказал ему о приключениях «одного хлопца из нашего класса». Впрочем, Олегу вовсе не нужно было обижаться за этот безудержный смех. На этот раз Нагорный смеялся над самим собой.
Когда после уроков Василий Васильевич позвал «гипнотизера» к себе в кабинет, Омелько, не скрывая ничего, откровенно рассказал ему все, как было. Директор посмотрел мальчику в глаза. Нагорный потупился. Несколько секунд оба молчали, а потом Василий Васильевич спросил:
- Понимаешь, что делал глупости
Омелько молча кивнул головой.
- Я вижу, что тебе это неприятно, - продолжал директор. - Тебе даже стало грустно, не так ли? Я не хочу сказать, что в твоей выдумке есть какое-нибудь преступление, но мне все же хочется, Омелько, чтобы ты стал хоть немного посерьезнее. Тебя интересует только тайна. Но пойми, что таинственное нужно искать вовсе не на чердаках. Разве в Природе мало таинственного? Не все еще изучено, не все исследовано. И гипнотизм нужно изучать не на чердаке, а в кабинете врача, в связи с медициной, с наукой, без всяких призраков и привидений. Мне хочется, чтобы на днях ты зашел с другими ребятами ко мне домой. Приходи с товарищами, которые были с тобой на «сеансе». И еще позовем кое-кого. Нагорный удивленно посмотрел на директора.
- Ты хочешь спросить, для чего я вас зову? Нет! Сейчас не скажу. Пускай и у меня будет тайна. Скажу только, что жалеть не будешь!
ГЛАВА ВОСЕМНАДЦАТАЯ о «Рассвете» и «Широком пути» и об Олеге, который решает не отступать
Март подошел незаметно. Как-то вечером дунул теплый влажный ветер. Целую ночь он шумел голыми ветками в школьном саду, а утром нагнал таких густых туч, что казалось, они легли какой-то серой ватой на самые крыши слободских домиков. А потом пошел дождь; он шел не переставая целый день, утих только к вечеру, и тогда с земли поднялся густой седой туман. Туман клубился молочными волнами, и на улицах Слободки в двух шагах ничего нельзя было увидать перед собой.
Три дня боролось солнце с туманом и тучами. Выглянет да миг, бросит на землю сноп лучей, и снова закроют его лохматые тучи. И наконец солнце победило. Радуясь своей победе, оно брызнуло таким ослепительным золотым светом, что даже дед Гурий, человек очень осторожный в своих утверждениях, сказал, что теперь на началась уже настоящая весна.
Море быстро меняло свой цвет. Из свинцового оно сделалось синим, потом голубым. На его безбрежно спокойной шири засверкали мириады золотых блесток. Ивасик принес в хату сорванные с тополя набухшие почки, с увлечением истинного исследователя он раскрыл их и нашел внутри крохотные липкие листочки. А на берегу ему посчастливилось увидеть двух, диких серых кроликов, притаившихся между камнями. Исхудавшие, с облезлой шерстью, они жадно грызли первые зеленые ростки, протянувшиеся из земли.
Спрятавшись за камнем и притаив дыхание, Ивасик следил за зверьками. Но они скоро шмыгнули обратно в нору, испугавшись своей собственной тени.
Весна началась. Казалось, даже рыба почувствовала приближение теплых дней. Она словно поглупела от радости и все жадней и жадней кидалась на приманку. Улов увеличивался с каждым днем. Бригада Марины Чайки ставила переметы и собирала богатую добычу. Большую колючую камбалу «калкан» ловили мережами, и в сети стали попадаться громадные рыбы, иногда больше двенадцати килограммов весом. По вечерам, когда Марина бывала дома, она садилась неподалеку от Сашка и принималась за вышивание.
Странно было видеть знатного бригадира бесстрашных рыбаков за таким спокойным, тихим рукоделием. В эти часы дед Савелий тоже садился рядом с дочерью и, улыбаясь, спрашивал неизменно одно и то же:
- Что, Марина, приплыла к тихому берегу? Вышиваешь?
- Передыхаю, тату, - отвечала Марина. - Завтра опять поднимем парус.
На что дед Савелий никогда не забывал ответить:
- Ага, слышу, слышу... Был и я когда-то молодым.
Сашко часто готовил свои уроки вслух, и мать, вышивая, слушала сына. Слушали его и дед Савелий и маленький Ивасик, причем дед Савелий никогда не мог удержаться, чтобы не дополнить собственными соображениями или воспоминаниями того, что читал внук.
Учит, например, Сашко свой урок про пчел – и о пчелах расскажет дед Савелий. Да еще так интересно!
Например, хотя бы о том, как не любят пчелы чеснока. Как не переносят они этого запаха. Поел кто чеснока, лучше и к улью не подходи – закусают.
- Скажу прямо, - делал из этого вывод дед: - панский них, у пчел, нос, вот что.
И тут же рассказывал о каком-то воре, забравшемся на пасеку за медом и до полусмерти закусанном пчелами. Собственной пасеки у деда Савелия не было никогда, да и во всей Слободке ни у кого, кажется, не водилось ни одного улья, но дед рассказывал о пчелах так, как будто он сам всю свою жизнь только и был что пасечником. У деда Савелия была еще и теперь хорошая память, а за свою долгую жизнь он наслушался немало самых разнообразных рассказов. Разговаривал он с пасечниками, и с профессорами, и с царскими жандармами (записан этот разговор на дедовой спине), и с панами, и с бондарями, и с кузнецами; и с шахтерами, и с товарищем Буденным. И так же, как про пчел, может рассказать дед Савелий и про добычу угля в подземной шахте, и про то, из какого дерева надо гнуть обручи для кадок, из каких черепашек делают пуговицы, и даже про то, как едят китайцы ласточкины гнезда. Только ласточки те, говорят, какой-то особенной породы и гнезда оклеивают собственной слюной.