Трусливый Лев из Страны Оз, стр. 10

— Покажи язык! — потребовала графиня, замахнувшись на Воттака связкой ключей. К сожалению, он не смог выполнить приказ, потому что у медвежьей маски, покрывающей его лицо, языка не было.

— Вот видишь! — победоносно завопила графиня. — Боится язык показать! Хлопкинс! — обратилась она к плечистому лакею, стоящему за креслом. — Какое у нас полагается наказание за кражу дверного варенья?

Лакей вытащил из кармана небольшую книжицу, полистал и прочёл гнусавым голосом:

— Каждому, уличённому в краже дверного варенья её сверкательства, следует вывернуть ручку и захлопнуть у него перед носом каждую дверь нашего графства.

— Ужас какой, — пробормотал Воттак и, вскочив со стула, начал клясться в своей невиновности. Но графиня от него отмахнулась и, постукивая ключами по подлокотнику кресла, громко приказала:

— Хлопкинс, исполняй приговор.

Хлопкинс немедленно вынул из кармана свисток и пронзительно свистнул. Все лакеи, стоящие у многочисленных дверей, устремились к дрожащему Воттаку.

— Стойте! — крикнул Боб, сжимая кулаки. — Не крал он вашего варенья! Это вообще не медведь, это Воттак Фунт!

— Фунт? — повторил граф, протёр свои водянисто-голубые глаза и подался вперёд.

— Я не медведь! — подтвердил бедный клоун, поспешно сдёргивая медвежью маску в тот самый момент, когда первый из добежавших лакеев ухватил его за плечо.

Глава седьмая. Бегство из Дверного графства

— Что это значит? Как ты смеешь стоять перед нами в медвежьей шкуре и уверять, что ты не медведь? — заговорил граф, у которого от гнева даже перехватило дыхание.

— Виноват, сударь, ошибочка вышла, — сказал клоун, торопливо сбрасывая медвежью шкуру. — Если ваше сверкательство на первый раз нам простит, больше это не повторится.

— Ну как, простим? — спросил граф, поворачиваясь к супруге.

Графиня Адора во все глаза смотрела на странного гостя. Она была, несмотря на свой аристократизм, очень любопытна и поэтому решила, прежде чем захлопнуть дверь у него перед носом, разузнать о нем все, что можно.

— Мы временно закроем глаза на его проступки, — высокомерно объявила она. По ее знаку лакеи вернулись на свои места.

Граф улыбнулся и произнёс нараспев:

Боб вздохнул с облегчением и снова сел на стул. До чего же странный народ эти графы и графини, подумал он. И все же, несмотря ни на что, ему тут начинало нравиться. Граф Теодор был всё-таки не таким свирепым, как Мустафа, а его привычка говорить стихами просто восхитила мальчика.

— Теперь вступает в силу правило номер три, — хрипло шепнул Воттак. — Не забыл его? Шутим, а потом удираем.

— Ладно, давайте приятно беседовать, — ласково сказала графиня. И внезапно спросила, уставив на Воттака длинный палец с острым ногтем: — Что это такое, чего в хижине два, в избушке одно, а во дворце ни одного?

— Буква И, — не растерялся Воттак. И, прежде чем графиня успела опомниться от удивления — ещё никому не удавалось сразу ответить на такой трудный вопрос, — Воттак в свою очередь уставил палец на графа Теодора и спросил: — Что общего между книгой и ошибкой в вычислениях?

— Буква Ш, — угрюмо ответил тот, — и нечего в меня пальцем тыкать.

— Вот и неправильно! — обрадовался Воттак. — У книги и ошибки то общее, что и то и другое можно просмотреть!

— Вы согласны с этим, мадам? — спросил граф, поворачиваясь к своей супруге.

— Никоим образом! — ответила она.

— Но в книге нет буквы Ш! — тихонько пробормотал Боб.

— Ерунда! — возразил граф Теодор. — В нашей библиотеке множество книг, и во всех есть буква Ш, и даже не одна.

— И кто тебя только воспитывал? — осведомилась графиня, сурово глядя на мальчика.

Боб беспокойно поёжился в кресле, но граф прошептал ему: «Можешь не отвечать, если не хочешь», и громко добавил:

— Не о том мы говорим, не о том! Перейдём к главному: что привело вас сюда?

— О, ещё бы! Нам действительно есть что порассказать, ведь это целая история! — Обрадованный Воттак вскочил на ноги. Ему не терпелось поделиться историей своих приключений и в свою очередь разузнать все, что можно, об Изумрудном городе. Стараясь говорить как можно более кратко, он рассказал графу и графине о своей прежней цирковой жизни, о встрече с Бобом и их удивительном перемещении в Маджистан, о короле Мустафе и его строгом наказе добыть для королевского зверинца Трусливого Льва.

Когда Воттак на мгновение замолчал, чтобы перевести дыхание, граф сказал:

— Дорогая, может, пропустим их через наши двери?

Графиня наклонилась к супругу и что-то прошептала ему на ухо.

— Моя благородная Адора желает поразвлечься, — объявил граф Теодор, выпрямляясь в кресле. — Ты говоришь, что в цирке твоим занятием было смешить людей? Очень хорошо. Если ты сумеешь рассмешить нас с графиней, мы вас пропустим, и вы сможете продолжать путешествие. Начинай немедленно. Тебе предоставляются три попытки.

Граф Теодор сложил руки на животе и откинулся на спинку кресла, очень довольный собой. Воттак на минутку призадумался — графиня Адора сидела с таким угрюмым лицом, словно ей никогда в жизни не доводилось смеяться. Но делать было нечего, клоун весело подмигнул Бобу и начал развлекать сверкательных зрителей. Для начала он так пронзительно взвизгнул, что у графа слетела с головы корона из дверных ручек. После этого он, не вставая со стула, перекувырнулся в воздухе, пробежался на руках, а потом заходил по комнате колесом с такой скоростью, что его ноги и руки слились в один бешено вращающийся круг. Затем он, ухватившись руками за щиколотки, перепрыгнул через Боба и наконец застыл в почтительном поклоне перед креслом графини.

— По-вашему, это смешно? — спросила Адора, сурою глядя на супруга, который в это время утирал лоб шёлковым платком.

— Нет-нет, дорогая, ни капельки не смешно, — поспешил он ответить. — Скорее грустно. Я чуть не плачу. Хлопкинс, подай корону!

Хлопкинс поднял с пола упавшую корону, граф снова нахлобучил ее на голову, и сверкательная чета угрюмо воззрилась на бедного Воттака, который, в свою очередь, растерянно смотрел на них. Но поскольку так или иначе представление надо было продолжать, он вытащил из кармана большой носовой платок и мгновенно свернул его так, что платок стал похож на спелёнатого ребёнка. Прижав тряпичного младенца к груди, клоун нежным голоском запел такую песенку:

— Что-о?! — яростно воскликнул граф Теодор, и Воттак, выронив от испуга тряпичного ребёночка, понял свою непростительную ошибку. Только сейчас он заметил, что граф совершенно лыс!

— Какая дерзость! — негромко произнесла Адора и посмотрела на бедного клоуна в лорнет так презрительно, словно он был крысой или жабой.

— Ва-ва-ваше сверкательство! — пролепетал вконец растерявшийся клоун. — Я… я это не про вас! Честное слово! Я про него! — И он показал на невозмутимо стоящего за графским креслом Хлопкинса, успев, к счастью, заметить обширную плешь на его круглой голове. — Позвольте рассказать вам одну коротенькую, но очень смешную историю. Жил да был один худенький кабанчик, и был у него узенький диванчик, а к нему пришёл большой и толстый кабан и улёгся на диван…