Помощница ангела, стр. 26
В общем, хотела Ангелина деньги (почти все) на место вернуть, а тут — здравствуйте — милиционер с дурацкой фамилией Топориков собственной персоной на крылечке с бабкой толкует и всё хватает себя за кончик длинного носа.
Ангелина сначала хотела отпереться. Но потом испугалась — вдруг обыщут? И сказала громко прямо у калитки:
— Баб, я деньги привезла!
Бабка ахнула, за сердце схватилась. А Топориков как начал докапываться! Короче, увез её в отделение. Ангелину там, в пыльной комнате с дохлыми мухами и засохшим кактусом на подоконнике, такая злость на бабку взяла! А та ещё и звонить каждые пять минут вздумала.
— Гелюшка! К тебе не пристают там?
— Баб, кончай!
— Голодная небось?
— Баб, хватит!
— Гелюшка, я тебя вызволю, девочка моя, я тебя сейчас… через свата тёти Надиного. Он в Одинцовской милиции. Не пойму, что им от тебя надо, я и заявление забрала…
У Ангелины возникли подозрения, что длинноносого Топорикова интересовала не столько кража, сколько Ангелинины ноги в джинсовых шортиках. И Ангелина была бы и не против слегка погреться под его пристальным взглядом и хоть как-то «повысить самооценку», как говорит классная, но тут приехал на «Уазике» сват тёти Нади, усатый и сердитый, распаренный от жары, и увез её обратно в тупую деревню.
Короче, даже тут облом по бабкиной вине!
Вечером приехала Жанка. Бабка ей ничего не сказала. Жанка привезла бабке очередные дорогущие коробочки с лекарствами, а Ангелине (конечно, на ней можно и сэкономить!) — кило плоских, как шайба, персиков.
— Они, между прочим, дороже обычных, — сказала Жанна.
Ангелина из принципа не стала их есть. Положила на окошко, да там и забыла.
После выходных Жанка умотала к себе на заправку, а Ангелина легла на свою кровать лицом к стене и стала думать, какая же она несчастная.
Повезло Алёне — за её обучение готовы тучу бабок отвалить. Повезло даже Вику, его папа что-то там тоже под матрасом прячет. А она? Кто о ней позаботится?!
Бабка заглянула в комнату.
— Гелюнь! Поешь со мной? Одной-то тоскливо…
Ангелина представила, как бабка за едой потягивает носом, а потом сглатывает. И как обсасывает каждую кость и причмокивает: «Хороша рыбёшка!» И как вытирает рот скомканной мокрой тряпкой, которой моет посуду. И как копошится в тарелке своими морщинистыми руками в коричневых пятнах.
— Не хочу.
— Фруктиков наелась?
Бабка шагнула к окну и открыла пакет с нетронутыми персиками.
— Гелечка! — воскликнула она, — ты что? Зачем же такой дорогой фрукт в компост превратила?
— Ну всё! — заорала Ангелина.
Она подскочила на кровати и ударилась темечком об угол раскрытой форточки.
В глазах потемнело, брызнули слёзы, от боли зазвенело в ушах.
— Достала ты меня! — закричала Ангелина, — из-за тебя всё! Из-за тебя! Ты лезешь ко мне, достаёшь, денег не даёшь! Чего тебе надо от меня?!
— Ну так… Мы ж… родные люди.
— Родные всё друг другу отдать готовы! А ты?
— Да и я готова…
— Да… Ты чуть что — в милицию. Тьфу! Всю жизнь мне поломала!
Ангелина выскочила из дома. Боль в темечке утихала, а злость в груди — нет. Вик. Ей надо пожаловаться Вику. Но в бытовке она обнаружила только дядю Сашу, развалившегося в кресле перед телевизором.
— Деревья сажает, — сказал дядя Саша, сплюнув косточку от черешни в кулак, — я ему, дурику, объяснял, что в такую жару не приживутся яблони. Надо сентября ждать. А он говорит, сотниковской дочке пообещал. Она тоже там кому-то клятву дала.
Ангелина вышла из бытовки, чуть не споткнувшись о разомлевшую на солнце Бингу. Внутри у неё перекатывалось что-то круглое и тяжёлое, как барабан в стиральной машине. Она поняла: Вик её предал. Выполняет Алёнкины приказы. Алёнки, которая имеет право учиться в ТОЙ школе.
Он сажает по её указке деревья вместо того, чтобы утешать её, Ангелину, после такого удара, как отказ в учёбе и увоз в милицию. Втюхался, может? Ты смотри… Как Ангелина за ним бегала, так он не понимал. А тут, фу-ты, ну-ты, деревьица посажу.
Ангелина подавила в себе желание пнуть Бингу по свалявшемуся боку. Нет, она им покажет! Сажаете деревья, да? Правильно дядя Саша сказал: не приживутся они.
Ангелинины глаза продолжали сверкать от ярости, но губы уже скривились в ухмылке, предвкушая месть.
Глава 23
Рина
Наступил вечер, небо хмурилось. Что-то наседало, сдавливало виски. Поднялся ветер, истошно чирикали птицы. Вик глянул на небо и помчался дальше.
Надо успеть. Надо рассказать ей! Хоть бы её родителей не было дома! Надо что-то придумать.
Главное: где взять новые саженцы?
На участке Кабанихи не получится: там всё перекопал бульдозер. Купить? У него нет денег. А вдруг Алёнка заподозрит, что он просто вымогает у неё деньги? После того, что с ней сотворила Ангелина, можно и никому не верить.
Хотя нет, Алёнка добрая, очень добрая. Только вот яблони-то должны были быть именно её яблонями, Кабанихиными. А иначе смысл в чём?
Короче, случилось несчастье. И как выпутаться — непонятно. Может, Алёнка знает?
На крылечке горел свет. Рина залаяла.
— Алёнка! — закричал Вик.
Рина захлебнулась лаем.
У Вика мелькнула мысль, что надо бы пойти домой и позвонить Алёнке, но как же ему было худо от одного воспоминания о том, что он увидел на берегу… Саженцы там валялись… Засохшие, с мертвыми корнями! Кто их выдернул?
— Алёнка!
Дверь дома распахнулась, на крыльцо выскочила Алёна. Она сбежала со ступенек, открыла калитку.
— Что случилось?
— Там! На берегу несчастье! — заторопился он, перекрикивая Ринин лай.
— Какое? — испугалась она.
— Алёна!
В дверях появился её отец. Вроде невзрачный чувак. Но взгляд у него… Издалека буравит.
— Куда ты?
— Я на секунду!
Он спустился за ней, прикрикнул на собаку. Та порычала, но притихла.
— Зачем ты пришёл?
— Я… мне надо поговорить с Алёной… Один на один.
— Ого! — сказал Игорь, будто Вик сообщил, что собирается сегодня ночевать в Алёниной комнате.
— Вик, давай поговорим потом, — попросила Алёна, — сейчас не очень…
Но Вик вкладывал душу в эти посадки. Ему хотелось помочь Алёне. А теперь что? Он зря потратил время? И что теперь будет с садом? У него было ощущение, что кто-то разрушил его, Вика, лучшую поделку. Ведь замки он строил для себя. Ну, для мамы и сестёр. А тут должны были ВСЕ люди, которые приходят на берег реки полюбоваться красивым видом, посмотреть и на сад. И вспомнить о его хозяйке, Кабанихе. Так объяснила задачу Алёна. А он не справился и подвёл её!
— Нам! — вдруг крикнул Вик отцу Алёны, — нужно! Срочно! Поговорить! Необходимо! Просто поговорить!
— Ты будешь со мной спорить? — усмехнулся Игорь.
Голос у него был неприятный, сдавленный, и сам он, с замершей презрительной улыбкой, был похож на куклу чревовещателя, по телику такую показывали.
— Нет. Мне надо с ней поговорить!
— Командовать будешь своими детьми. И учить их уму-разуму. Хотя, конечно, с этим у вас, ребята, сложности. Вам голова нужна, чтобы есть!
Игорь глянул на дочь. Ему было плевать на Вика, на его чувства, ему просто хотелось показать дочери: не получишь образования, не поднимешься над людьми — и вот так, каждый сможет издеваться над тобой, а ты будешь стоять открыв рот, как глупая рыба, и хлопать глазами.
У Вика же в голове что-то зазвенело. Тоненько, как гитарная струна. Ещё слово — и лопнет. И Вик взорвётся.
— Вы, — наступал он, — вы не понимаете… вы ей ломаете… Вы поймите!
Он сам не заметил, как вошёл в калитку. Его кулаки сжимались и разжимались.