Партитура Второй мировой. Кто и когда начал войну, стр. 92

Никаких вопросов о нашей позиции в случае отказа Польши или Франции подписать декларацию посол мне не задавал.

Прощаясь, я сказал послу, что ввиду диких слухов, циркулирующих во всей прессе в связи с событиями, мы сочтем нужным завтра, после того как наш ответ будет в руках английского правительства, дать об этом сообщение в печать. Посол сделал гримасу недовольства, но ничего не сказал.

Литвинов [482]

5

Запись беседы наркома иностранных дел СССР М. М. Литвинова с главой торговой делегации Великобритании Р. Хадсоном

23 марта 1939 г.

Хадсон пришел в сопровождении посла…

Деловой разговор он начал с того, что Англия значительно укрепилась и даже в большей мере, чем она сама ожидала. В сентябре она воевать не могла, теперь же она воевать готова. Об Италии Хадсон говорил в пренебрежительном тоне, что это, мол, какая-то шутка. Английские морские круги уверены, что они справятся на море с Германией и Италией. Довооружение также идет чрезвычайно быстрым темпом. Военные поставки заводов, которые ожидались в июне, поступают уже теперь. Английское правительство думало, что оно будет готово к войне только в 1941 году, оказывается, однако, что эта готовность будет уже к концу лета этого года, общественном мнении Англии тоже огромные сдвиги… Идея сотрудничества с другими странами разделяется почти всеми. Никакое правительство не могло бы держаться у власти, если бы оно стало проводить другую политику. Второго Мюнхена не будет. Хадсон полагает, что через год удастся даже ввести обязательную воинскую повинность. Он лично хотел бы провести на этой платформе выборы в парламент. Сюда он приехал с открытой душой и готов выслушать нас, как мы мыслим себе сотрудничество и какие пути для этого мы предлагаем.

Я изложил ему нашу позицию в духе своей записки от 20-го. Я говорил также о том, что мюнхенская политика уничтожила международное доверие, а также авторитет Великих держав среди малых государств. После пятилетнего периода инициативы, всякого рода предложений с нашей стороны и безуспешных усилий осуществления международного сотрудничества, мы вправе занять выжидательную позицию в ожидании инициативы и предложений со стороны других. Вряд ли могут быть достигнуты какие-либо серьезные результаты, если сотрудничество сведется к тому, что одна сторона будет вопрошать, а другая должна отвечать. Нам также интересно знать, что в уме у англичан. Мы с достаточной полнотой и ясностью излагали наши международные концепции…

Хадсон ответил, что он согласен со мной в изложении хода событий за последние годы, а также ошибок западных государств, но должен возразить лишь против наших подозрений, будто Чемберлен и в сентябре хотел направить Германию на нас (В этом месте рукой Литвинова прописано в скобках (Я ему этого не говорил)). Никаких таких намерений у Англии не было, и нет. Из того, что я сказал ему, однако, ясно, что открывается новая страница в отношениях между нашими странами. Он хочет поразмыслить над сказанным мною и вновь поговорить перед отъездом…

О своем варшавском визите Хадсон говорил, что он улаживал главным образом некоторые конфликты торгового характера. Он вынес впечатление, что Польша будет драться, только если нападут на ее территорию или даже на коридор, хотя Данциг она, вероятно, сдала бы без боя. Бек говорил ему, что союз с Румынией предусматривает лишь нападение с нашей стороны. Ответа на английское предложение Польша к моменту его отъезда ему не дала.

Литвинов [483]

6

Запись беседы полномочного представителя СССР в Великобритании И. М. Майского с постоянным заместителем министра иностранных дел Великобритании А. Кадоганом

29 марта 1939 г. Секретно

1. Я пришел к Кадогану по поручению т. Литвинова выяснить подоплеку инцидента с опубликованием англо-советского коммюнике в Москве в связи с визитом Хадсона. Я изложил вкратце Кадогану, что именно произошло, и спросил, что это значит. Кадоган ответил, что не произошло ничего ужасного, ничего такого, что должно было бы нас волновать, ибо основные факты сводятся к следующему.

27 марта около 7 час. 30 мин. вечера по лондонскому времени т. е. около 10 час. 30 мин. по московскому) в ф(орин) о(фисе) была получена телеграмма из Москвы, сообщавшая, что в результате происходивших там переговоров будет выпущено коммюнике, в котором будут затронуты не только торговые, но и политические вопросы. Проекта коммюнике, однако, к телеграмме приложено не было. Это сообщение Кадогана несколько обеспокоило, так как: а) Хадсон — не работник ф(орин) о(фиса), а секретарь департамента заморской торговли и б) хотя Хадсону и не было запрещено кабинетом разговаривать на политические темы, но все-таки его основной задачей являлись разговоры на торговые темы. О политических разговорах в Москве Хадсон сообщал в Лондон очень мало, и ясного представления о них у Кадогана не было. Услышав поэтому, что в коммюнике вносится какая-то «политика», Кадоган прежде всего захотел посмотреть текст коммюнике. Взглянув на часы, он понял, однако, что теперь уже слишком поздно для необходимых сношений с Москвой.

Тогда во избежание каких-либо неприятных сюрпризов он решил поступить более радикально и дал в Москву инструкцию вообще выбросить из коммюнике всякое упоминание о «политике». Инструкция Кадогана, однако, опоздала, и коммюнике появилось в своем первоначальном виде. Беды в этом нет никакой, ибо, ознакомившись из газет с текстом коммюнике, Кадоган находит его вполне хорошим. Мне бросилось в глаза, что Кадоган говорил о данном инциденте с несколько необычным для него волнением и что имя Хадсона он произносил с явным раздражением. По-видимому, Кадогана возмущало, что человек торгового ведомства, да еще «выдвиженец» Ванситтарта (с которым у него не очень хорошие отношения), тоже хочет «лезть в политику». Я заметил, что инцидент с коммюнике произвел в Москве неприятное впечатление — не потому, что мы склонны переоценивать его значение, и не потому, что мы непременно хотели внести в коммюнике «политику», а потому, что не только английская пресса, но и такие люди, как Галифакс, Ванситтарт и сам Хадсон, все время подчеркивали политическое значение миссии последнего. Инструкция Кадогана при таких условиях прозвучала каким-то диссонансом. Кадоган был явно смущен, извинялся и заверял, что никакого злого умысла у него не было. В виде компенсации он несколько раз повторил, что придает большое значение визиту Хадсона, доволен его результатами и надеется на хорошие последствия визита.

2. Когда исчерпан был первый вопрос, начался обычный в нынешних условиях обмен текущими новостями в международной области. Кадоган, между прочим, спросил меня, читал ли я вчерашнее заявление премьера в палате общин. Я ответил, что не только читал, но даже пришел в немалое удивление. В своем заявлении премьер, между прочим, говорит о том, что намерения брит(анского) пра(вительства) «идут значительно дальше простой консультации» и что «державам, с которыми мы находимся в консультации, мы дали ясно понять, к каким действиям мы готовы в определенных обстоятельствах». Все это звучит довольно серьезно, а между тем я не имею никакого представления, что именно премьер имеет в виду, несмотря на то, что СССР как будто бы является одной из тех держав, с которыми брит(анское) пра(вительство) находится «в консультации». Говоря так, я сознательно несколько преувеличивал: кое-что о новых планах премьера я слышал из разных источников, но официально из ф(орин) о(фиса) мне о них не было сказано ни слова. Кадоган слегка смешался и как бы в оправдание стал излагать мне сущность того, что занимает сейчас брит(анское) пра(вительство).