Человек без сердца, стр. 47

Удивительное дело. Когда Сан Саныч думал о невесте, все остальные мысли улетучивались. Неприятный осадок от убийства Олеси растворялся бесследно, шахматы переставали казаться увлекательнейшей игрой на свете, даже воспоминания о единственном друге меркли. Подумать только, Тубис даже пропустил собственный день рождения. А ведь эта дата кое-что да значила. Хотя Сан Саныч родился в январе, последние годы день рождения отмечал в конце мая – как было записано в паспорте. Он не приглашал друзей (их не имелось), не звонил родственникам (мертвые не звонят), не ходил в ресторан (гурманом не являлся). Он просто наливал два стакана водки, один накрывал ломтиком хлеба, другой выпивал. Не праздник это был, скорее поминки.

По традиции Тубис обязательно доставал старую шахматную доску, расставлял фигуры и воспроизводил одну из партий, сыгранных с покойным товарищем. Память хранила сотни захватывающих комбинаций, Сан Саныч выбирал первую, пришедшую на ум. Он передвигал фигуры, уносясь в далекое прошлое, воображая, что друг действительно сидит напротив и ехидно посмеивается, замышляя хитрый маневр.

Странно, но, несмотря на духовную близость с приятелем, он не рассказал ему про историю с Тамарой. Возможно, случись она раньше, когда друг еще не злоупотреблял алкоголем, искушение признаться взяло бы верх. Но к тому моменту Вениамин даже не колебался, точно зная, что товарищ хоть и не осудит, но и не разделит его радости. А ведь именно понимания он желал. Понимания и разделенного праздника. Он не страдал от одиночества, но иногда мечтал о единомышленнике. Что ж, если отсутствие родственной души – цена за возможность жить без правил, он без вопросов ее заплатит.

Тубис достал из кармана носовой платок, снял очки и протер чистые линзы. Он уже давно сделал новый паспорт со своей фотографией и мог запросто надеть очки в модной тонкой оправе. Но почему-то не хотел. Так и продолжал носить те, что снял с мертвого друга. Только линзы два раза менял. Он напоследок окинул взглядом подвал и поднялся наверх.

Стояла теплая летняя ночь, воздух был неподвижный и пряный, небо – звездное и высокое. Раньше Сан Саныч проводил выходные с невестой, изредка отвлекаясь на одну-две короткие шахматные партии с виртуальным противником. Признаться, он уже отвык от одиноких ночей, поэтому ощущал легкую неудовлетворенность. Даже Аньки нет поблизости, чтобы перекинуться парой фраз. Она ничего не понимает, но прилежно изображает внимание. Сан Саныч хлопнул калиткой и побрел вдоль улицы.

Вспомнился дождливый апрельский вечер, когда он, следовавший за жертвой по пятам, наконец дождался удобного момента. Улочка была пустынна и темна, а жертва неосторожно пьяна. Когда Тубис увидел ее – тоненькую, поразительно несчастную, плачущую под дождем в своем дорогом, промокшем насквозь пальто, – мгновенно собрался, отключившись от всех эмоций. Когда приблизился к жертве, не испытывал ни волнения, ни возбуждения. Невидимые крылья мелко подрагивали, умножая его решительность. Ничто не могло помешать ему.

– Мне кажется, вам нужна помощь, – произнес Тубис лишенным интонации голосом.

Лиза подняла на него нетрезвые глаза и послала к черту.

– Я отвезу вас домой, – повторил Сан Саныч, старательно запоминая каждую секунду происходящего. Потом, когда все закончится, он будет извлекать из памяти бережно сохраненные фрагменты, чтобы вволю посмаковать их удивительный терпкий вкус.

– Вы не расслышали меня? Идите к черту! – прошипела Лиза, из-под капюшона сверкнули полные злости глаза.

Она была прекрасна, как дикая кошка. Тубис зажал ей рот ладонью. Он надеялся, что ему достался восхитительно редкий подарок. Позже он в этом убедился.

Сан Саныч остановился у одного из поселковых домов. Дом был самым обычным, а вот забор – настоящее загляденье. Он состоял из тонких прутьев, фигурные верхушки которых напоминали черные пешки. Тубис часто проходил мимо этого особняка, чтобы полюбоваться забором.

Пожалуй, стоило вернуться домой и поразмять мозги. Тем более что постоянный противник, шахматист из Англии, сейчас в сети.

Игра пошла с первой же минуты. Тубис одержал победу три раза подряд, практически не напрягаясь. Англичанин посылал удивленно-восхищенные смайлики и просил о реванше. На четвертой партии Сан Саныч внезапно сник, словно в голове что-то отключилось. Он перестал замечать очевидные вещи, упуская шанс за шансом переломить ход игры, и вскоре оказался в безнадежном положении. Англичанин ликовал, не смущаясь столь резкой перемены. Тубис неотрывно смотрел на экран компьютера, не понимая, что происходит. На виртуальной доске красовалось яркое доказательство его полнейшей профнепригодности. Ничего подобного прежде не случалось. Он никогда не проигрывал столь бездарно.

Он отключил компьютер и встал из-за стола. Кончики пальцев неприятно покалывало. Внутри шевелилось тревожное чувство. Тубис вышел на улицу, сел на крыльцо и принялся ждать, когда изменится состояние или появится ему объяснение.

Прошло полчаса, но волнение не утихло. За забором кто-то жалобно заскулил. Тубис рванул с места, дернул калитку и впустил во двор Аньку. Собака сильно хромала, поджав переднюю ногу. Левый бок был в крови. Овчарка снова заскулила, ткнулась мордой в ладонь хозяина и повалилась на землю, тяжело дыша.

Тубис осторожно поднял ее на руки, стараясь причинять меньше боли, и положил на заднее сиденье автомобиля. Сел за руль, завел двигатель и плавно тронулся с места.

Глава 24

Нет. Он не испытывал счастья, не надеялся на сказочную удачу, не наслаждался тем, что имел. Но и пустоты – изматывающей, уничтожающей пустоты – больше не ощущал. Он словно долго вдыхал – втягивая воздух рваными глотками, заполняя легкие до предела, до распирающей боли, – а затем вдруг внезапно выдохнул, отпуская мучительное напряжение. Джек чувствовал, что наконец-то расслабился. С самого первого дня слепоты он внушал себе правильные установки, пытаясь успокоиться, но только сейчас в этой тихой клинике на северо-востоке Мюнхена обрел настоящий покой.

Это было необычное, но очень приятное состояние. Джек понимал, что объективная ситуация не изменилась, шансы на полное восстановление зрения по-прежнему невелики, а прошлое так же сомнительно. Однако он осознавал, что будет бороться до последнего. Даже если придется посвятить этой борьбе всю жизнь. Он больше не допустит позорного отчаяния, не позволит себе мысли о капитуляции. Пусть сдаются другие. А он будет идти вперед, чего бы это ни стоило. Однажды, черт побери, однажды он снова увидит. И тогда окончательно разберется с кающимся грешником, отчаянно рвущимся наружу.

Ночь выдалась прохладной. Свежий ветер беспрепятственно проникал в палату через открытое настежь окно. Джек дотянулся до стула, снял со спинки пиджак и надел его. Машинально сунул руку в карман и нащупал острый камешек. Тот самый, который подобрал на злополучном поле неподалеку от Москвы. Джека неудержимо тянуло в то странное место, он поддался иррациональному желанию и в итоге испытал унизительное мгновение беспомощности: упал, распорол ладонь и потерял ориентиры. Он осторожно погладил камень. Когда-нибудь он рассмотрит свой трофей и улыбнется тому, что некогда считал маленький неодушевленный предмет едва ли не заклятым врагом.

Время усмиряет страхи и уменьшает муку. Не так давно пораненная рука сильно болела, и казалось, никогда не заживет. А теперь о прошлом страдании напоминал лишь еле ощутимый шрам на тыльной стороне ладони.

И темнота тоже когда-нибудь кончится.

Джек вспомнил случай из детства, когда ему было лет шесть-семь. Они только-только приехали в Австрию, и мальчику все казалось интересным: непривычная архитектура, широкие магистрали, чужие, не похожие на русские, лица… Стоял солнечный день, отец вел машину, мать сидела на переднем пассажирском кресле, а Ванюша прильнул к окну на заднем сиденье. Погожий летний день переливался разноцветными красками, сдержанная зелень деревьев перемежалась с изумрудной зеленью газонов, в зеркальных окнах домов отражалось нестерпимо-голубое небо, и даже будничная серость асфальта казалась по-праздничному яркой. Там и сям вдоль тротуаров пестрели клумбы с красными, желтыми, синими цветами.