Клиника: анатомия жизни (Окончательный диагноз), стр. 1

Артур Хейли

Клиника: анатомия жизни

Глава 1

В это жаркое летнее утро жизнь в клинике Трех Графств текла как обычно — то обманчиво замирала, то вскипала высокими бурунами, словно на нее действовали невидимые отливы и приливы. За стенами клиники изнывали от неимоверной жары граждане города Берлингтон, штат Пенсильвания, — тридцать два градуса в тени при влажности семьдесят восемь процентов. В районе сталелитейного завода и на железнодорожном узле, где не имелось ни тени, ни градусников, температура — если бы кто-нибудь взял на себя труд ее измерить — была еще выше. В клинике было прохладнее, чем на улице в тени, но ненамного. От жары страдали больные и персонал. Лишь немногие счастливчики — состоятельные пациенты и большие начальники — наслаждались прохладой в помещениях с кондиционерами.

В приемном отделении, расположенном на первом этаже, кондиционеров не было, и Мадж Рейнолдс, вытащив из ящика стола пятнадцатую гигиеническую салфетку и промокнув мокрое лицо, решила наведаться в туалет, чтобы приложить соответствующие салфетки и к иным, более потаенным местам. В свои тридцать восемь лет мисс Рейнолдс была не только главным регистратором приемного отделения, но и прилежной читательницей рекламы женских гигиенических средств. В результате ее постоянно мучил страх оказаться не на высоте своего санитарного состояния, и она непрестанно курсировала по маршруту от своего стола до дамского туалета, расположенного в конце коридора. Правда, сначала она решила оповестить четверых больных о предстоящей им сегодня госпитализации.

Несколько минут назад из отделений поступила сводка о выписке. Вместо планировавшихся на выписку двадцати четырех больных были выписаны двадцать шесть. Если прибавить к этому две ночные смерти, то из списка очередников на плановую госпитализацию можно было выбрать еще четыре фамилии. В четырех домах Берлингтона и его окрестностей какие-то люди, кто с надеждой, кто со страхом, соберут самое необходимое и отправятся в клинику Трех Графств, чтобы вверить свою жизнь и судьбу медицине — в том ее виде, в каком ее практиковали в этом лечебном учреждении. Промокнув лицо шестнадцатой салфеткой, мисс Рейнолдс открыла журнал, придвинула к себе телефон и набрала номер.

В лучшем положении, по сравнению с персоналом приемного отделения клиники, находились счастливчики, ожидавшие своей очереди в приемной поликлинического отделения. Здесь в шести кабинетах, оснащенных кондиционерами, шестеро специалистов бесплатно принимали амбулаторных больных, которые не желали или не имели возможности в частном порядке обратиться к тем же специалистам в городском медицинском центре.

В кабинете отоларинголога старик Руди Германт, время от времени работавший на заводе — когда заставляли жена и дети, — удобно расположился в кресле и наслаждался прохладой, пока доктор Джон Макьюэн выяснял причину его нараставшей глухоты. Собственно, сам больной не слишком сильно страдал от нее — глухота была ему даже выгодна, особенно когда мастер приказывал быстрее поворачиваться или делать что-то сверх нормы. Но старший сын решил, что отцу пора заняться ушами, и Руди оказался здесь.

Доктор Макьюэн раздраженно вытащил отоскоп из уха старика.

— Было бы неплохо вымыть из ушей всю эту грязь, — язвительно заметил он.

Такая раздражительность в общении с пациентами была в общем-то Макьюэну несвойственна. Но сегодня утром за завтраком продолжался его спор с женой о семейных расходах, начавшийся еще накануне. Из-за этой перепалки он так разнервничался, что, выезжая из гаража на своем новеньком «олдсмобиле», сильно помял правое заднее крыло.

Руди поднял на врача исполненный благожелательного любопытства взгляд.

— Что у меня, доктор? — вежливо поинтересовался он.

— Я сказал, что было бы неплохо… Собственно, это не важно, — ответил Макьюэн, лихорадочно соображая, чем могла быть вызвана глухота пациента — старостью или небольшой опухолью. Случай показался ему интригующим, и профессиональный интерес заглушил раздражение.

— Я не слышал, что вы сказали, — терпеливо объяснил Руди.

Макьюэн повысил голос:

— Ничего особенного! И ничего страшного! — В этот момент врач был страшно рад глухоте старого Руди, стыдясь своей вспышки.

Тучный терапевт, доктор Льюис Тойнби, прикурив новую сигарету от предыдущей, окинул изучающим взглядом сидевшего напротив не менее тучного пациента. Размышляя о его болезни, доктор Тойнби испытывал некоторую горечь, так как решил на неделю-другую отказаться от китайских блюд. Правда, на этой неделе он приглашен на два обеда, а в следующий вторник состоится очередная встреча в клубе гурманов, поэтому экстренную диетическую меру удастся перенести без особого труда. Мысленно поставив диагноз, доктор Тойнби вперил в пациента строгий взгляд и весомо изрек:

— Вы страдаете ожирением, и я предпишу вам диету. Кроме того, вам непременно следует бросить курить.

Приблизительно в сотне ярдов от того места, где специалисты творили суд и расправу, по коридору первого этажа, обильно потея от жары и преодолевая толчею, торопливо шла мисс Милдред, старший регистратор клиники. Мало того, не обращая внимания на жару, женщина ускорила шаг, увидев, что ее жертва свернула за угол и пропала из вида.

— Доктор Пирсон! Доктор Пирсон!

Когда она поравнялась с ним, пожилой патологоанатом клиники остановился, сдвинул сигару в угол рта и раздраженно бросил:

— В чем дело?

Маленькая мисс Милдред, старая дева пятидесяти двух лет, едва достигавшая пяти футов на самых высоких шпильках, робко съежилась под хмурым взглядом доктора Пирсона. Но рапорта, формуляры и папки были смыслом ее жизни. Мисс Милдред собралась с духом.

— Доктор Пирсон, надо подписать протоколы вскрытия. Комитет здравоохранения затребовал дополнительные копии.

— В другой раз. Я очень спешу. — Сегодня августейший Джозеф Пирсон был сильно не в духе.

Но мисс Милдред стояла на своем:

— Прошу вас, доктор Пирсон. Это займет всего лишь секунду. Я и так уже гоняюсь за вами третий день.

Доктор Пирсон неохотно сдался. Вздохнув, он взял у мисс Милдред протоколы и ручку, подошел к стоявшему в коридоре столу и принялся, ворча, подписывать листы.

— Я даже не знаю, что подписываю. Что это?

— Случай Хоудена, доктор Пирсон.

Пирсон никак не мог остыть.

— Этих случаев столько, что все и не упомнишь.

Мисс Милдред терпеливо напомнила:

— Это рабочий, который погиб от падения с высоты. Он сорвался с цеховых подмостков. Если вы помните, руководство завода утверждало, что у Хоудена произошел сердечный приступ и в противном случае он не мог бы упасть, так как администрация всегда придает первостепенное значение технике безопасности.

— Угу, — неопределенно хмыкнул доктор Пирсон.

Он подписывал страницу за страницей, а мисс Милдред продолжала свой рассказ. Она отличалась непреодолимой склонностью доводить до логического конца любое начатое ею дело.

— Вскрытие, однако, показало, что у Хоудена было совершенно здоровое сердце, да и вообще он не страдал никакими заболеваниями, от которых могло бы произойти падение.

— Все это я знаю, — резко оборвал ее патологоанатом.

— Простите, доктор Пирсон. Я думала…

— Это был несчастный случай на производстве. Администрация предприятия должна выплачивать вдове пенсию.

Доктор Пирсон поправил во рту сигару и поставил следующую подпись, ухитрившись при этом порвать лист. А мисс Милдред за это время машинально отметила про себя, что на галстуке доктора прибавилось пятен от яичного желтка, а заодно подумала, что расческа уже много дней не касалась его густых седых волос. В личности Джозефа Пирсона — заведующего отделением патологической анатомии — сочетались шут и скандалист. Десять лет назад у Пирсона умерла жена, и с тех пор его одежда начала постепенно, но неотвратимо ветшать. Теперь, в возрасте шестидесяти шести лет, он больше походил на бродягу, нежели на руководителя одного из главнейших отделений клиники. Сейчас под его халатом была старая вязаная куртка с растянутыми петлями и с двумя дырками, прожженными скорее всего кислотой. Серые, давно не глаженные брюки мешковато спадали на поношенные и соскучившиеся по щетке и ваксе ботинки.