Тайна леса Рамбуйе, стр. 8
Жан-Поль отложил газеты в сторону.
— Хватит, все ясно. Итак, Клод, теперь наш последний разговор. Ты — исчезаешь, я появляюсь на сцене, вернее — за сценой событий. Следи за прессой и жди моих сигналов. Я отправляюсь в Париж и начну собственное, так сказать, частное расследование этой темной истории. Посмотрим, кто кого! Пусть это будет моя лебединая песня — последнее дело в моей жизни. Я возьмусь за него и постараюсь вытащить на свет божий убийц Гаро и тех, кто впутал тебя в авантюру. Убежден, что в гнусном преступлении много действующих лиц. Те, кто прикончил старика Гаро, они последнее звено, технические, так сказать, исполнители. Надо отыскать главных. Пока мы знаем двух персонажей, посвященных в преступную операцию. Это полицейские, задержавшие тебя в лесу Рамбуйе. Вот с них-то я и начну. А теперь пойдем записываться в легион.
Старинный особняк на бульваре Пастера выглядел мирно, не походил на военное учреждение. В вестибюле их встретил караульный.
— В легион?
Клод кивнул.
Караульный отрапортовал в телефонную трубку: — Пришел клиент.
И Клода пригласили на второй этаж. Жан-Поль присел на жесткую деревянную скамью.
В просторной комнате за пустым, без единой бумаги, канцелярским столом сидел пожилой сухощавый майор. Клод поздоровался, оглянулся, куда бы сесть, но второго стула не было.
— Документы.
— У меня их нет.
— Возраст?
— Двадцать два года.
— Сколько раз можете отжаться?
— Простите?
— Повторяю: сколько раз можете отжаться на руках от пола?
— Не знаю…
— Начните!
— Прямо здесь?
— Начинайте!
Клод неуклюже опустился на колени, уперся ладонями в пол, вытянул ноги, провиснув на руках и носках ботинок. Мешала обувь, было бы лучше ее снять, но он уже начал выжиматься. Десять, двадцать, тридцать, считал про себя, замечая, что устает и напрягается. Сил хватило на тридцать семь отжимов. На тридцать восьмом он упал грудью на пол.
Когда поднялся, тяжело дышащий и злой, майор велел пройти в шестой кабинет. Там его бегло осмотрел врач, спросив про сердце и венерические болезни.
Затем Клода снова вернули к сухощавому майору. На этот раз майор расхаживал по гулкой пустой комнате. И Клоду на какой-то миг почудилось, что он в детстве, в школе, где его часто оставлял классный руководитель после уроков и, точно так же расхаживая взад-вперед, отчитывал за проделки.
Наконец майор заговорил.
— Я не спрашиваю, что вас сюда привело. Эта сторона вашей жизни нас не интересует. Да вы все равно правду не скажете.
Клод вежливо спросил, можно ли курить.
— Нет!
И тут же, достав голубую пачку крепких «Житан», майор закурил сам.
— Скажите, молодой человек, что вам известно об Иностранном легионе?
— Воинская служба за пределами Франции… Слышал о жесткой дисциплине и, простите, о жестоком обращении вышестоящих с подчиненными.
— Немного. Но может быть, оно и лучше. Конечно же, ты знаешь, что легион — это крепость, где тебя не достанут никакие власти, даже сам президент?
— Да.
— Это тебя сюда и привело.
Майор сказал это уже не вопросом, а утвердительно. И вдруг круто перешел на другие темы. Быстрые и отрывистые, как удары, посыпались вопросы.
— Женат?
— Нет.
— Коммунист?
— Нет.
— Убивал?
— Нет.
— Судим?
— Нет.
— Гомосексуалист?
— Нет.
— Образование?
— На это трудно ответить…
— Короче!
— Студент!
Заложив руки за спину, майор обошел Клода, разглядывая с проснувшимся в глазах любопытством.
— Студент? Ну и крепко же ты, парень, влип в какую-то историю, если бросаешь учебу и лезешь в такое… Впрочем, дело твое. Иди и подожди.
Клод просидел в мрачном коридоре, наверное, целый час. Нервы его были напряжены, он постоянно курил и думал о том, что в его судьбе совершается нечто ужасное, противоестественное, гадкое, чуждое ему. Если бы не Жан-Поль, сидевший, как страж, в вестибюле, то он непременно убежал бы отсюда. Клод со злостью подумал, что неспроста старик потащился с ним в Марсель, ни на минуту не оставляет его одного, проводил до самых врат ада да еще и караулит.
Типовой контракт, который дали ему прочесть, начинался впечатанной в типографский текст машинописной фразой: «Я, Жорж Пике, двадцати двух лет от роду, бельгиец по национальности…»
Так исчез, перестал существовать студент Сорбонны Клод Сен-Бри и появился легионер Жорж Пике с личным номером 14531. В контракте, удостоверенном оттиском его большого пальца, было сказано, что Жорж Пике обязуется честно и преданно служить в Иностранном легионе ровно пять лет, и ни днем меньше.
Глава третья
Посвящение в легионеры
Клод Сен-Бри и правда почти ничего не знал об этой окруженной таинственностью и легендами военной организации…
Иностранный легион был создан в 1831 году двумя декретами короля Луи-Филиппа с интервалом в одни сутки — 9 и 10 марта. Оба декрета действуют по сей день.
В первом говорится:
«Мы, Луи-Филипп, король французов, приветствуя всех ныне живущих и тех, кто придет им на смену, постановляем:
Статья первая. Отныне в нашем королевстве образуется Иностранный легион, который может быть использован только вне континентальной территории королевства».
Так появилась здесь воинская часть особого рода — инструмент колониальной политики Франции для приумножения ее заморских владений и удержания их в повиновении, в узде. С тех пор тридцать шесть тысяч легионеров сложили головы в Азии, Африке, Латинской Америке…
Шли годы, менялась история, возводили на эшафот королей, распадалась колониальная империя Франции, а Иностранный легион оставался. Жил он своей скрытой жизнью, создавая специфические традиции и ритуалы и свято их чтя.
Главная штаб-квартира легиона долгое время была в Алжире, в местечке Сиди-Бель-Аббес. В 1962 году, после завоевания алжирским народом независимости, легионеров перевели на юг Франции, в город Обань. В казармах Обани прошли выучку те восемь тысяч человек, из которых состоит этот корпус особого назначения. Левые партии не раз поднимали в парламенте вопрос о роспуске легиона, но ничего не добились.
Во втором королевском декрете, в шестом параграфе, уточняется, что в легион могут приниматься только иностранцы в возрасте от 18 до 40 лет, ростом не ниже 155 сантиметров, имеющие при себе удостоверение личности и свидетельство о примерном поведении. В следующем же параграфе записано: «В случае отсутствия указанных документов ответственный за вербовку офицер имеет право по собственному усмотрению зачислить кандидата в легионеры».
Такова была королевская воля. С тех пор полтора столетия в легион принимают всех, кто вышел ростом. Имя и гражданство не спрашивают, присваивая новые. Неписаный закон — не доискиваться ни до причин того, что привело парня в легион, ни до его настоящего имени. Оттиснув палец под контрактом, легионер становится неподвластен законам и преследованиям никакого государства мира. Его не выдадут, о нем никому ничего не сообщат — такова традиция легиона.
Правительство пыталось было ее сломать, но кто-то, видимо, посчитал, что лучше этого не делать. Допускается, что в казармах легиона могут укрыться от правосудия самые отпетые головорезы. Да, на это закрывают глаза. Но зато от таких парней можно потребовать чего угодно. Любой авантюры, любой жестокости, которые нельзя поручить солдатам срочной службы. Потому и считается, что легион — чрезвычайный корпус, там особенный народ. И задания они выполняют, соответственно, особые.
В том и была причина «терпимости» властей к необычной, на первый взгляд, автономии Иностранного легиона. В сущности, это был союз властей с руководством легиона, и его независимость санкционировалась свыше. Оговорив себе право нанимать личностей подозрительных, беспаспортных, легионные бонзы прекрасно знали, что к ним пойдут люди, загнанные законом, которым деваться некуда, которых преследует страх. В легионе из них вытряхивали и выскабливали всякие представления о жалости, сострадании, угрызениях совести, сомнениях… В казармах Обани готовили мускулистых, как тигры, и беспрекословно послушных, как овцы, готовых на все бездумных солдат.