Слишком сильный, стр. 6

— Ну, а когда батя сказал, что микроминиатюры в международных конкурсах участвуют, — тут она вообще! — Генка немного оживился.

— Ну поздравляю!

Снова пошла долгая пауза. Чапа подбежал послушать.

— Сходи посмотри, не кипит ли чайник, — попросил я. Чапа убежал.

— Ну, все? — сказал я в молчащую трубку.

Генка вдруг закашлялся — я должен был минут, наверное, пять слушать по телефону его кашель.

— А… помочь нам не можешь… оборудование перетащить в школу? — робко проговорил Генка.

— А… не жалко вам? — вырвалось у меня.

— Жалко, вообще-то! — Генка вздохнул. — Но вдруг… у кого-то талант откроется к микроминиатюрам… А так пропадет!

— Оно конечно, — проговорил я. — Скоро поднимусь.

Чайник, естественно, уже закипел, летал по кухне, ударяясь об стены, — еле-еле я его словил, поставил на стол.

— Что тут за грохот? — в кухне появился отец.

— Да вот… чайник ловил.

— Ты всегда отличался исключительной ловкостью! — усмехнулся отец.

Пришла мама, мы сели завтракать. И Чапа уселся на табурет.

— Ну вот, наконец и дома! — оглядывая стены, проговорил отец. — Только Зотыча нашего не хватает! Где-то он?

— Избави бог! — отмахнулась мать.

После завтрака я поднялся к Генке — началось великое переселение; Генка бережно тащил стеклянные колпаки, его отец вез на тележке сундук с инструментами, я тащил ящик с микроскопом. Ребята, играющие перед школой в футбол, проводили нас ошеломленными взглядами.

Нас встретил учитель труда Маркелов, открыл дверь мастерских, показал отведенный нам стол. Генка с отцом осторожно стали расставлять оборудование.

Тут раздалось шлепанье тяжелого мяча об пол — стекляшечки задребезжали. Дверь распахнулась, и вошел мой бывший (и видимо, будущий) одноклассник Пека. На языке современной педагогики он назывался «неформальный лидер», хотя раньше, как сказал о нем мой отец, видевший Пеку, таких называли просто хулиганами. За его спиной живописно клубилась его шобла.

— А мы думали — клад раскопали, в школу принесли! — проговорил Пека, и шобла засмеялась.

Он стукнул в пол мячом, все задребезжало.

— Поосторожнее тут стучи — тонкое оборудование! — проговорил Генкин отец (Маркелов бесследно исчез).

— А как тише? Вот так? — Пека снова стукнул мячом.

— Ладно тебе! — миролюбиво проговорил Генкин отец. — Пойди лучше посмотри, какие вещи человеческие руки могут сделать!

Пека, кривляясь, на цыпочках подошел к микроскопу, прищурив глаз, смотрел.

— Ой! Кораблик! — завопил Пека.

Дружки заржали. Пека отпрянул. Без микроскопа, естественно, ничего не было видно.

— Ой! А где оно?

— Вот так вот! — проговорил Генкин отец. — Без микроскопа и не увидишь!

— Ой! И что же это будет? — проговорил Пека. Отец посмотрел на Генку: говори, мол, ты.

— Кружок микроминиатюризации, — выговорил Генка. — Невидимые изделия… которые везде можно применять. Вот. Мы с отцом будем… учить… кто захочет.

— И ты тоже?! — удивился Пека.

— И я! — проговорил Генка.

— Ой, держите меня! — завопил Пека. — А… блоху подковать можешь?

— Могу! — упрямо проговорил Генка.

Пека вдруг взмахнул рукой над Генкиным плечом, словно что-то поймал.

— Ну… подкуй! — сказал он. Все заржали.

Сотрясая ударами мяча здание, они промчались по коридору и выскочили во двор.

— Вот подлецы ведь! — Отец Генки вскочил. — Ну я им устрою! Сейчас к директорше пойду, скажу, как они работу срывают!

— А-а-а! Бесполезно! — скривясь, махнул рукой Генка. — Пека этот — любимчик у нее. Еще бы, слава школы, чемпион по всем видам.

Мы посидели молча.

— Ну, а ты хоть будешь работать, нет? — с надеждой обратился ко мне Генкин папаша. Меня, честно, покоробило словечко «хоть», как-то я не привык к такому обращению.

— К сожалению, не располагаю временем! — Я развел руками и направился к выходу. Но у дверей понял, что надо смягчить. — Нет, честно, навряд ли получится у меня! — Я вышел.

Я шел по коридору и чувствовал, что мне стыдно: бросил людей в такой ситуации! Но возвращаться было уже неловко: вряд ли они посмотрят на меня с любовью! Ну ладно, зато я этим весельчакам скажу все, что я о них думаю!

Я нашел их за стадионом; они сидели на скамейке-доске, поставленной на кирпичи, и увлеченно беседовали на свои темы.

— А Эрик, хочешь знать, не ладонью кирпич разбивает! — небрежно заговорил Пека, словно Эрик этот был он сам.

— А… чем? — восхищенно спросил другой мой будущий (и бывший) одноклассник Мяфа.

— У него перед ладонью психическая волна идет! — понизив голос, произнес Пека. — Ею он и рубит кирпичи!

Все почтительно молчали. Тут они, видимо, почувствовали психическую волну, идущую от меня, и обернулись.

— Что же ты бросил своего друга? — Своим ехидным вопросом Пека попал в больное место.

— Я не бросил, — ответил я. — Просто решил подойти к вам, чтобы разъяснить некоторые непонятные вам моменты. Так вот, мои друзья делают вещи, которые вам и не снились…

— И не дай бог, если приснятся! — дурашливо испугался Пека, и все заржали. Да, неплохо они научились зубоскалить, слова серьезного им не скажи! Когда вокруг все гогочут, трудно держаться с достоинством, сразу как-то теряешься.

— А кассетник такой он может сделать? — Мяфа хвастливо врубил магнитофон «Шарп».

— Представь себе, может… причем — невидимый! — ответил я. «И неслышимый…» — подумал я про себя. Телепатия, видимо, все же существует.

— И неслышимый! — воскликнул Пека, и все грохнули.

— И вообще… все, что нужно людям, они могут сделать! А ты что можешь? — Всю свою энергию я сосредоточил теперь на Пеке.

— А я все что хочешь могу сломать! — оскалился Пека.

— Для этого мозг не требуется! — сказал я.

— Так, — глянув на меня, сказал Пека. — Человек нарывается! Требуется маленькая разминка! — Небрежным движением он «сдул» всех сидящих на доске и стал часто-часто колотить ребрами ладони по дереву. — Хо! — вдруг выдохнул он и, видимо, врезал по концу доски, потому что она вдруг подлетела и шлепнула мне другим концом прямо в лоб. — Оп-па! — распахивая объятия, как перед зрителями в цирке, выкрикнул он. Все зааплодировали.

— Хоп! — выкрикнул я и стукнул его по шее.

— Так! — глаза Пеки засверкали. — Это уже серьезно! — Он низко пригнулся и запрыгал вокруг меня влево-вправо. Я понял, что это каратэ.

— Да чего с ним волохаться! — на своем странном языке кричали болельщики. — Заделай его! Сюту применяй! Хачитачи!

Я тщательно следил за его руками — и вдруг меня что-то ударило снизу в подбородок, — последнее, что я понял, что это была нога.

…Очнулся я, видимо, не скоро… И долго не мог понять, где я. Передо мной простиралась освещенная вечерним солнцем лесная долина, вдали на холме поднимался великолепный белый замок.

«Что ли, я в раю?» — подумал я. Из какого-то невидимого магнитофона (вероятно, сделанного Генкой, достигшего в раю полного совершенства) доносилась задушевная, тягучая мелодия. Я плыл в полном блаженстве.

— Ну ты, Пека, даешь! — вдруг донесся до меня хрипловатый голос. — Если всю дорогу за тобой будут валяться бесчувственные тела — далеко мы так с тобой не ускачем!

Я повернулся на голос и увидел освещенного густым красным светом усатого джентльмена в черном пиджаке с каким-то гербом на кармане, в руке он подбрасывал пачку сигарет «Кэмел».

— Кто ж знал, Эрик, что он вырубится! — услышал я самодовольный ответ Пеки, но не увидел его.

Так это вот и есть, значит, всемогущий Эрик! Но где же я? Приподнявшись, я увидел, что нахожусь в каком-то мрачном подземелье, освещенном маленькой лампочкой. Подземелье замка? Но как же я вижу долину и другой замок вдали?

Я протянул руку — передо мной была глянцевая картинка. Так, с этим понятно.

— Ну что, голубь, оклемался? — Эрик взял меня за подбородок и потряс. — В следующий раз будешь крепко думать, прежде чем оскорблять парней, владеющих каратэ.

Глава IV

Забавно было после двухлетнего перерыва входить в свой класс. Многих уже не было: они были отсеяны строгой директрисой и педсоветом, ушли в другие школы или ПТУ. Я все понимал, не понимал только одного: как мог «отсеяться» классный отличник и умница Долгов, — неужели он тоже почему-то не соответствовал «новым требованиям»? Какие же это новые требования?