Лунная радуга. Чердак Вселенной. Акванавты, стр. 31
— Готово, капитан! — доложила “звездная девушка”. — Полная расшифровка по шести секциям.
— Вы свободны, Таня, спасибо. Конец связи.
Владычица неба растаяла среди звезд.
Капитан жестом пригласил меня подойти к экрану информатора.
РАПОРТ НА САМОГО СЕБЯ
Я понятия не имел, что такое “схема дислокации”, и тупо смотрел на экран. То, что я видел перед собой, скорее походило на обычное информационное табло в зале какого–нибудь космопорта. Продолговатый экран расчерчен на шесть вертикальных рядов. В каждом ряду — колонки индексов. Такими индексами обозначались у нас на борту каюты, отсеки и прочие помещения корабля. Ниже индексов стояли однозначные (реже — двузначные) цифры, которые иногда менялись. Вот и все. Я ничего не понимал.
Удивленный моим невежеством капитан стал пояснять, проводя рукой по рядам:
— Первый ярус, второй, третий, четвертый, носовое отделение рейдера, хвостовое. Здесь индексы помещений, в которых сейчас находятся люди. Цифры — количество человек в помещении. Вот, к примеру, носовое отделение; индекс КР-Н и рядом — двойка. Это вы и я в командной рубке. И точно так же во всех шести обитаемых секциях рейдера. Ясно?
— Ясно… — пробормотал я. Теперь мне действительно было все ясно. Мне и в голову прийти не могло, что на рейдере существует подобная аппаратура!
— В конце каждого ряда обозначен цифровой итог, — продолжал капитан. — Для удобства. Ведь люди постоянно переходят из помещения в помещение, и проследить по строчкам за этой миграцией трудно. Легче по секциям. Ну–ка, возьмите конечные цифры по всем шести секциям и подсчитайте, сколько людей присутствует в данный момент на борту рейдера.
Я подсчитал. На борту рейдера в данный момент было, как и положено, шестьдесят девять человек. Ни больше ни меньше…
— Так где же он, ваш чужак?
Я промолчал. Стоял потерянно и смотрел на табло этого “счетчика человеческих душ” и не знал, что и думать. Я был сражен. Впрочем, сражен не то слово. Я был буквально смят и раздавлен.
— Как видите, — сказал Молчанов, — понятие “убежден” имеет существенное преимущество перед понятием “уверен”. И пусть это вам послужит уроком. А что касается чужака… Вы даже не представляете, сколько легенд подобного рода мне приходилось слышать за годы работы в Пространстве.
Я на всякий случай спросил:
— А вы не допускаете возможности того, что человеку каким–нибудь образом удается выйти из–под контроля следящих датчиков этой аппаратуры?
— Исключено, — сухо ответил Молчанов. — Датчики системы дислокации пронизывают тело рейдера вдоль и поперек, выйти из–под их контроля — значит выйти за пределы корабля. Нейтрализовать чувствительность этой системы невозможно. Впрочем, есть один способ: не иметь нормальной температуры тела, не обладать нормальным человеческим запахом, не излучать никаких биологических волн, не двигаться и не дышать. Надеюсь, я вас убедил? — Он снова взглянул на часы.
Я отрицательно покачал головой:
— Н-нет…
— Нет? Ну, знаете ли!..
— То есть все это я, разумеется, принимаю к сведению. Однако…
— Однако?..
— Вы убедили меня в одном: дело, с которым я к вам пришел, требует гораздо более тонкого анализа, чем это мне представлялось.
Он смотрел на меня серьезно, спокойно и, я бы даже сказал, сочувственно.
— Ну хорошо, — сказал я. — Вы правильно говорили о преимуществах убежденности. Теперь пришла моя очередь заявить вам с полной ответственностью за свои слова: я совершенно убежден, что на борту рейдера есть человек, который умышленно уничтожает экраны и при этом старательно заметает следы. Моя неопытность в сфере криминалистики очевидна — я действительно не в состоянии выложить перед вами цепь доказательств, безупречных с точки зрения формальной логики. Но в сфере профессионального знания психологии я чего–нибудь да стою. Внутренняя логика поведения людей, участников этих событий, твердо меня убедила в серьезности очень странной на первый взгляд информации, которую мне приходится здесь излагать.
— Даже в серьезности очень странной информации о чужаке?
— Во всяком случае, я убежден в искренности Рэнда Пал–мера. Во–первых, потому, что Палмер вообще не склонен к мистификации. Во–вторых, он не стал бы дурачить одновременно командира и своего ближайшего друга.
Молчанов впервые взглянул на меня с интересом.
— То же самое можно сказать про инженера–хозяйственника, — добавил я. — Нелепо думать, что ему пришла бы в голову идея мистифицировать медиколога и капитана. Мне кажется, он вообще избегает лишний раз попадаться вам на глаза.
— Увы, это ему, к сожалению, далеко не всегда удается. К моему сожалению… Ну что ж, надо признать, ваш психологический экскурс весьма любопытен. Действительно, внутренняя логика поведения двух людей находится в странном противоречии с формальной, как вы ее называете, логикой обстоятельств… Но, с другой стороны, чем могу быть полезен я, администратор и технический руководитель полета, в поисках ответа на этот, прямо скажем, сногсшибательный вопрос? Вы, конечно, не обижайтесь, но во время нашей беседы я мысленно пытался перешагнуть препятствия на пути вашей… ну, скажем, гипотезы и пришел к убеждению, что препятствия неодолимы. Благодарю вас за информацию, однако вынужден адресовать ее опять–таки вам. Я ведь не специалист в области психоанализа. Полагаю, именно вы обязаны найти и увязать концы загадочных противоречий. В заключение скажу: несмотря на малоподходящее для подобных бесед время и несколько нервозную обстановку, мне было приятно общаться с вами. Отдаю должное вашей выдержке и запасу энергии.
“Вот и все, — подумал я. — Этого следовало ожидать…”
— Благодарю за комплимент, — сказал я, — хотя, на мой взгляд, гораздо большую стойкость и выдержку проявили вы. Мне позволено будет произнести здесь несколько заключительных слов? Но заранее предупреждаю: ничего приятного в них не содержится.
— Прошу…
— Прежде всего я хочу выразить свое несогласие по поводу переадресовки этой злополучной информации. Главным образом потому, что имею веские основания относить подобную информацию не столько в область психоанализа, сколько в область космической безопасности и охраны правопорядка. Какой–то период я играл роль детектива–любителя и, каюсь, втянул в это дело инженера–хозяйственника. Но ведь ни он, ни я ничего не смыслим в тонкостях оперативно–следственной работы. Учитывая нашу беспомощность, я вынужден подать официальный рапорт вам и начальнику рейда Юхансену. Боюсь предугадать, какова будет реакция Юхансена, однако наслышан, что его миссия связана с деятельностью оперативно–следственных органов, и это внушает мне определенные надежды.
— Что ж, подавайте, — ответил Молчанов. — Это ваше право. Очень своеобразный рапорт. Даже не знаю… Как бы рапорт на самого себя.
— Очевидно, мне нравится подавать рапорты на самого себя… Будьте здоровы, капитан.
Плохо припоминаю, как я прошел носовой сектор. Опомнился в коридоре жилого яруса, и то, наверное, лишь потому, что вклинился в идущий мне навстречу косяк десантников. Точнее, прайд; в глазах рябило от кошачьих морд: рыси, тигры, барсы, пантеры, ягуары, пумы, гепарды… Проголодавшийся прайд валил на обед. Десантники здоровались и вежливо Уступали мне дорогу. Интуитивно я поискал среди них Нортона. Не нашел и, подойдя к двери его каюты, позвонил. Над верхним срезом двери пузырем вздулась красная оболочка переговорного устройства и неприязненно, без знаков препинания произнесла: “Кто–там–какого-черта!” Я оглянулся (в коридоре, по счастью, никого уже не было), махнул Рукой и продолжил путь в свою каюту.
… Мы с Баком составили совместный рапорт и, соблюдая все необходимые формальности, официально вручили его капитану и начальнику рейда Юхансену. Время для этого было совершенно неподходящее, но, с другой стороны, деваться нам тоже было некуда.
Затормозив, рейдер “повис” на круговой орбите возле Оберона, и началась та самая работа, ради которой мы сюда прилетели. Для десантников, ученой комиссии и корабельной команды наступили горячие дни — разведывательные и научно–исследовательские десанты на планетоид следовали один за другим, и в такой обстановке Юхансен, ознакомившись с рапортом, вряд ли достаточно ясно уразумел, чего от него, собственно, хотят.