Крылья мужества, стр. 8
Родители его верили в домовых, которые будто бы охраняют лошадей, коров и других домашних животных от всяких бед или насылают на них болезни. Хромуша слепо верил тому, что слышал от родителей. Пока он жил дома, ему не случалось иметь дела ни с какими духами, но с той ночи, которую он провел на Черной Корове, он стал верить в морских духов; если были морские духи, то отчего же не могло быть земных. Мысль эта встревожила его, так как он имел повод полагать, что земные духи были не расположены к нему. Уж не хотели ли они выжить его из дюны, или, может быть, портной был колдун и, превратись в невидимого духа, мучил его ночью. Словом, в голове Хромуши бродила всякая чепуха; впрочем ведь дух, твердивший диз юйть, диз юйть, убежал от него, а другие не посмели даже войти в пещеру. Они только кричали на разные голоса, подражая крику животных, может быть с тем, чтобы заставить его выйти, и, если бы он вышел, они сбили бы его с пути, так что он бы заблудился.
— Пусть в другой раз они кричат, как хотят, — подумал он, — я не высуну носа из пещеры, в дюне я не заблужусь, потому что знаю ее теперь вдоль и поперек; если же духи придут ко мне в пещеру, я их славно отколочу; ведь дядя недаром же говорил, что у меня вырастут крылья мужества.
IV
Ему захотелось пить, и он начал искать воду. В ней не было недостатка, везде текли ручейки. Хромуша заметил, что чем выше тек ручеек, тем вода была лучше на вкус, но все-таки отдавала землей.
Наконец, он нашел струйку воды, которая пахла диким тмином; эта вкусная вода сочилась из ущелья в скале капля по капле, так что надо было иметь какой-нибудь сосуд, чтобы напиться ею. Хромуша видел много больших устричных раковин, увязших в мергеле, но почти все они были поломаны; прежде морской прилив доходил до этих мест и выбрасывал сюда эти раковины. Поискав немножко, Хромуша нашел много цельных раковин. Он подставил их очень искусно одну под другой под струйку воды, так что вода капала в каждую из них; таким образом, у него мог быть всегда наготове запас свежей и приятной на вкус воды. Мальчик подождал, пока наполнилась одна раковина, и унес ее в свой сад, где предполагал позавтракать. У него не было ничего, кроме черствого хлеба, но он не привык к варенью и другим лакомствам, а потому с большим аппетитом поел хлеба и запил водой.
День промелькнул очень быстро. Погода была чудная; он рассматривал растения, которые росли в дюне и которых не было в долинах. Некоторые из них были некрасивы, все в шипах и колючках, но Хромуша не был за то в претензии на них; они, точно часовые, защищали от врагов вход в его владения. Другие, напротив, были очень милы и очень нравились ему, потому что оживляли его пустыню; он даже остерегался ходить по ним или садиться в тех местах, где они росли; ему стало бы досадно на себя, если бы он помял их.
В этот день он вдоволь насмотрелся на море из отверстия, пробитого в стене, на склоне утеса, которое он назвал своим окошком. Море показалось ему в этот день чудно хорошо, так хорошо, как никогда еще не бывало. Вдали видны были барки и лодки различной величины, но ни одна из них не приближалась к утесистому берегу, так как места эти считались опасными. Нынче со всех сторон съезжаются сюда промышленники за устрицами. В те же времена здесь была настоящая пустыня; в целый день Хромуша не видал на берегу ни души. Это придало ему смелости. Под вечер он пошел на берег собирать ракушки на ужин и взглянул, не видать ли с берега его окна, но его вовсе не было видно, так как оно было очень высоко и невелико, а трава и кусты совершенно закрывали стену. Несмотря на все свое старание, Хромуша не мог разглядеть, где оно. Он так много ходил и лазил в этот день, что проспал всю ночь как убитый. Если даже духи шумели, кричали и говорили ночью, он не слыхал их.
Третий день своего пребывания в пустыне Хромуша употребил на то, чтоб хорошенько ознакомиться с подошвой дюны, с той целью, чтоб выискать местечко, где можно было бы спрятаться, если бы неприятель застиг его врасплох на берегу. Он нашел с десяток таких местечек. Теперь, когда он подробно ознакомился с местностью и убедился, что никто до него не доберется здесь, он вполне почувствовал себя на воле, как какой-нибудь дикий зверек в родимом лесу. Он набрал также большой запас ракушек и отнес в пещеру для того, чтобы завтрак был у него всегда под рукой, если бы он заленился спуститься к берегу.
На берегу росло много тростника, дрока, мелкого ивняка и другого гибкого кустарника; он нарезал ветвей, снес их домой, он уже называл мысленно пещеру своим домом, и принялся плести большую и прочную корзину. Он устроил себе также великолепную постель из водорослей, которые море выкинуло на берег.
Наконец, ему пришло на ум заняться охотой. Он умел мастерски метать камни; долго подкарауливал он морскую куропатку, которая прыгала и резвилась на берегу, и попал в нее метким ударом; надо было теперь зажарить ее. В узелке Хромуши был прибор для добывания огня, который в те времена всегда брали с собой, когда пускались в дорогу. Он состоял из железного кольца, кусочка трута и кремня. Хромуша набрал груду хвороста, высек кремнем огонь так же скоро, как если бы чиркнул спичкой, и зажарил куропатку. Не стану утверждать, что мясо ее было очень вкусно, думаю даже, что оно пахло дымом, но Хромуше оно показалось превосходным, и он очень жалел, что не может попотчевать своей стряпней мать и брата Франсуа.
Морская куропатка вовсе не принадлежит к семейству куропаток, ее скорее можно приписать к семейству ласточек. Она питается не зерном, а ракушками. Это очень жирная красивая птичка, на шее у ней кольцо из перьев другого цвета, чем остальное оперение, придающее ей в самом деле сходство с куропаткой, величиной она с черного дрозда. Обед Хромуши, как видите, не был обременителен для желудка. Подстерегая куропатку, Хромуша видел на берегу много других птиц, которые также сильно привлекали его. Тут были пыжики, ржанки, морские жаворонки, которые также не принадлежат к семейству жаворонков, а скорей к семейству морских куликов, устрицеядцы или морские сороки, нырки, белобрюшки, чайки, гагары; под вечер они прилетали на берег и с шумным криком порхали и резвились на песке.
Хромуша заметил, что некоторые птицы, очень большие, летавшие над самой водой — точно плавали — с солнечным закатом улетали еще дальше в открытое море, как будто и спали на море. Другие возвращались к берегу и исчезали в расщелинах дюн. Были и такие, которые поутру высоко-высоко взвивались в воздух и терялись в белых облачках, скользивших как волны по небу, озаренному розоватым отблеском утреннего солнца. Вечером они словно спускались с облаков и ужинали на скалах и на песчаном берегу. Хромуша сначала подумал было, что они целый день летают в поднебесье, но вскоре увидал, как одна из этих птиц, сидевшая на самой верхушке дюны, вспорхнула с нее, описала в воздухе круг и спустилась к воде; за нею и другая сделала то же самое, потом третья и так далее. Хромуша насчитал их штук до двадцати. Он заключил из этого, что у них есть гнезда на вершинах дюны и что они, как совы, принадлежат к ночным птицам, то есть к таким, которые днем спят, а промышляют корм ночью.
Хромуша часто из своего окошка наблюдал за птицами, так что они не видали его. Раз он увидел сцену, которая очень заняла его. Морские ласточки, описывавшие большие круги около того места, где он находился, часто роняли из клюва что-то похожее на ракушек или маленьких рыбок; при этом они покачивались в воздухе на одном месте и испускали крик, которым, казалось, звали кого-то. Хромуша стал внимательно следить за одною из них и посмотрел вниз: на земле что-то закопошилось; ему показалось, что то были маленькие птенчики, подбиравшие корм, брошенный матерью. Хромуша сошел на берег и увидел, что не ошибся. Он подошел к птенчикам и хотел взять их, так как они еще не умели летать, но мать их опять закричала, и они проворно побежали в траву. Хромуша раздвинул траву и нашел их. Они сидели прижавшись друг к другу. Он не взял их, чтоб не огорчить их мать, ведь, вероятно, думал он, она знала, сколько у ней было птенцов.