Священный меч Будды, стр. 17

Нельзя было терять больше ни одной минуты. Капитан, Корсан, Казимир и китаец вытащили из обломков плота несколько толстых тростниковых палок и, работая шестами как веслами, старались направить плот к берегу, что и удалось им наконец после длительных усилий.

XII. Ужасная ночь

Место, где они вышли на берег, было очень красивое, но совершенно пустынное. Прямо перед ними расстилался великолепный, покрытый высокой травой луг, с разбросанными по нему обширными прудами, над которыми летало бесчисленное множество водоплавающих птиц; к югу луг окаймлялся густым кустарником, вползавшим наверх по цепи невысоких гор.

— Прелестное местечко, — сказал Корсан, обводя глазами окрестности, — но я не вижу ни домов, ни обработанных полей.

— Разве вам это не нравится? — спросил поляк.

— Конечно нет, мой мальчик, так как я рассчитывал вкусно поужинать.

— Зато здесь есть птицы.

— Вечно одни птицы.

— А может быть, нам удастся добыть и котлеты, — сказал китаец.

— Где ты их видишь? — спросил американец, начиная причмокивать от предвкушаемого удовольствия.

— Смотрите вон туда, прямо на мой палец; разве вы не видите, как что-то движется там в траве?

Корсан, капитан и Казимир внимательно взглянули в указанном направлении и увидели странное животное, напоминающее свинью, только гораздо большего размера. Сходство еще больше усиливалось тем, что животное, так же как и свинья, взрывало землю чем-то в роде хоботка.

— Это тапир, — сказал капитан.

— Мясо! — воскликнул Корсан. — Скорее ружья в руки и постараемся его окружить.

— Не шумите, иначе он убежит в лес. Это очень пугливое животное, к которому трудно подойти близко. Ты, Казимир, оставайся здесь с Мин Си, а мы пойдем туда.

— Пойдемте, — сказал американец. — Я с трудом сдерживаю себя.

Капитан движением руки заставил его замолчать, и оба, не производя ни малейшего шума, прячась за кусты и высокую траву, поползли вперед. Продвигаясь шаг за шагом с тысячей предосторожностей, они подползли на расстояние двухсот метров к тапиру, который, наполовину скрываясь за тростниками, продолжал рыть землю, хрюкая как свинья. Здесь охотники остановились и зарядили карабины, но животное уже почуяло их, повернуло хоботок, сделало полуоборот и пустилось галопом по им же самим проложенной тропинке. Американец поспешно разрядил карабин, но пуля не попала в цель, так как животное ускорило шаг, убегая из-под выстрела.

— Ах, разбойник! — крикнул взбешенный янки. — Беги вперед, но я все равно тебя догоню, хотя бы мне пришлось для этого исходить весь лес. Скажите мне, Джорджио, не кажется ли вам, что тапир походит на огромного кабана?

— Да ведь тапир, Джеймс, и на самом деле кабан, только больше и толще. Ну, а теперь, мой храбрый охотник, что вы намереваетесь делать?

— Черт возьми! Что я намереваюсь делать? Вот тропинка, которую зверь проложил для своей надобности. По ней удобнее всего будет добраться до его логовища.

— Разве вы хотите искружить весь лес? Вероятно, его логовище далеко отсюда.

— Все равно я его разыщу. Идете вы со мной?

— Я буду ждать вас к ужину. Рассчитываю на полдюжины котлет из тапира.

— Я вам их принесу, — отвечал американец.

Охотники расстались. Капитан повернул назад, тщательно осматривая берега лежавших по дороге прудов, поросших тростником, в надежде убить несколько уток. А американец, держа ружье под мышкой, беглым шагом отправился вдогонку за тапиром.

Зато и пришлось же ему походить! Казалось, тропинке никогда не будет конца. Раз десять он останавливался, думая, что видит тапира, несколько раз сворачивал с тропинки с целью осмотреть окрестности. Два часа спустя он остановился, вне себя от изумления: оказалось, что злополучный преследователь тапира сбился с дороги и шел уже по новой тропинке.

— Клянусь Бахусом! — воскликнул он. — Где же я? Опять попал в переделку. Смелей, милый янки, поищем тропинку.

Солнце быстро склонялось к горизонту, исчезая за высоким кустарником; сумерки начинали заметно сгущаться. Через полчаса в лесу должно было стать темнее, чем в жерле пушки. Американец, зная, что ночью еще труднее будет ориентироваться на незнакомой местности, убыстрил шаг, стараясь воспользоваться последними лучами солнца.

Сначала он добрых полчаса шел вперед, по временам возвращаясь назад и осматривая купы пройденных деревьев, нагибаясь направо и налево, наконец стал влезать на самые высокие деревья в надежде разглядеть тропинку или дымок в своем лагере, но все было напрасно. Сумерки уже совсем сгустились, луна взошла, а он все еще шел вперед. Боясь еще более запутаться среди этого густого кустарника, Корсан решил провести ночь под небольшим тамариндом.

Едва он растянулся на земле, как услышал глухое мяуканье не далее как в трехстах шагах от себя — одно из тех мяуканий, которые свойственны только тиграм и походят на настоящий рев. Американец сразу узнал, кто был новый гость; он поспешно вскочил на ноги и стоял в ожидании, сдерживая дыхание. Страшное мяуканье повторилось, но уже гораздо ближе.

Американец был храбр, это было известно всем, но, слыша, как этот рев гулко раздавался под сводами деревьев, задрожал, как в лихорадке, и первой его мыслью было бежать. Но из боязни еще больше запутаться или встретиться со вторым тигром он не шелохнулся и продолжал стоять, прислонясь спиной к стволу тамаринда, с карабином в руках и ножом в зубах.

Страшное мяуканье повторилось третий раз еще сильнее, еще грознее и еще ближе.

— Проклятие! — проворчал Корсан. — Этот подлый зверь меня учуял, и теперь придется с ним сразиться.

Он еще не кончил говорить, как послышался треск ветвей под железными когтями дикого зверя, потом раздвинулись кусты, и два лучистых, как у кошки, глаза устремились на тамаринд.

Но охотник не растерялся, медленно поднял карабин, прицелился в зверя, злобно ворчавшего всего в шагах ста от него, и выстрелил; тигр сделал гигантский прыжок в сторону и затем ринулся на американца.

Наступила страшная минута. Корсан сразу сообразил, что если дело дойдет до рукопашной, ему несдобровать. Он ухватился рукой за ближайшую ветку тамаринда и одним прыжком очутился на дереве.

Тигр, только раздраженный легкой контузией, прыгнул на дерево, отдирая когтями большие куски коры, но, не удержавшись, свалился на землю. Он повторил попытку, но и на этот раз не смог достать до ветвей. Зверь обошел раза три или четыре вокруг дерева, теряя кровь из раны на шее, а затем, грозно мяукая и скрежеща зубами, отошел на три или четыре метра, не отрывая глаз от американца, не смевшего шелохнуться.

К своему великому удивлению, бесстрашный американец, как он сам себя называл, почувствовал, что все тело его дрожит и даже волосы начинают шевелиться под шляпой.

Минут пять тигр просидел на задних лапах, потом вдруг вскочил, разметывая траву длинным хвостом и испуская глухое рычание. Казалось, он готовится к новому нападению — может быть, к одному из тех могучих прыжков с разбега, которые сбивают с ног жертву, даже если это большое и сильное животное.

Зверь то вытягивал, то сжимал свое туловище, мяукал, рычал, скаля зубы и выпуская когти, а потом вдруг подобрался, как бы готовясь к прыжку.

Корсан, бледный как мертвец, но решивший дорого продать свою жизнь, быстро вложил заряд в дуло карабина, но вдруг с ужасом увидел, что с ним не было пистонницы, по всей вероятности оброненной у подножия тамаринда. Он обшарил все карманы в подкладке, поясе — все напрасно. Никакой надежды на спасение уже не оставалось.

— Кончено! — прошептал он. — Через десять минут я буду в утробе тигра. Ах, если бы мои друзья были здесь! Добрый, милый Джорджио, я тебя больше не увижу!

Но сейчас не время было предаваться отчаянию. Янки собрал все свои силы, весь запас храбрости, уселся покрепче на ветвях и, бросив карабин, теперь совершенно бесполезный, выхватил bowie-knife.

Но все эти приготовления оказались излишними, так как тигр, по-видимому приготовившийся к нападению, обойдя несколько раз дерево и яростно мяукая, наконец удалился, исчезая в кустах. Он уже прошел около пятисот шагов и начал теряться во мраке ночи, как вдруг новое мяуканье пробудило глубокую тишину, царившую в лесу; оно доносилось с противоположной стороны на расстоянии трехсот или четырехсот метров.