Сокровище президента Парагвая, стр. 11

— Они сейчас перебьют нас! — кричал Кардосо, посылая пулю за пулей в ряды налетавших и с гиком кружившихся индейцев.

— Надо во что бы то ни стало уйти от них! — пробормотал Кальдерон. — Обрубим веревки, поддерживающие корзину…

Диего огляделся. Помощи ожидать было неоткуда. В самом деле, надвигалась гибель, и можно было, пожалуй, только отсрочить агонию — обрубив корзину, попытаться улететь подальше… Ведь, может быть, индейцы отстанут.

Как дикая кошка, Диего кинулся рубить своим ножом веревки. Раз-раз! Раз-раз! Есть!

Корзина висела теперь всего на четырех или пяти веревках. Кардосо уже забрался наверх, к кольцу, и примостился там. Сеньор Кальдерон последовал его примеру. Обрубив еще две веревки, Диего чуть не упал, вывалившись из внезапно опрокинувшейся корзины, но вовремя схватился за какой-то конец. Теперь еще удар ножа! Еще! Еще!

И вдруг шар взвился, как сорвавшаяся с тетивы стрела, и помчался к небу: огромная корзина рухнула на головы индейцев, и ее падение произвело на них такое же впечатление, какое могла произвести упавшая, но еще не разорвавшаяся бомба.

Лошади патагонских всадников шарахнулись в разные стороны, взвиваясь на дыбы, сбрасывая и затаптывая седоков; индейцы сталкивались друг с другом, бестолково носясь по долине, стреляя и крича…

А шар, освободившийся от корзины, уносился все дальше и дальше и скоро скрылся в облаках.

Прошло около часа; он опять начал приближаться к земле, но преследовавших его индейцев не было видно на всем пространстве, куда хватал глаз: индейцы отстали, по крайней мере, километров на десять, может быть, на двадцать или тридцать.

Теперь уже ничто не могло отсрочить падения шара: ни балласта, ни припасов, ни корзины — ничего, чем можно было бы пожертвовать, кроме оружия, в распоряжении аэронавтов уже не оставалось. А жертвовать оружием в этом диком краю было бы чистым безумием, ибо человек, который не вооружен с ног до головы, в Патагонии обречен на немедленную гибель. Впрочем, и пожертвовав оружием, аэронавты уже не могли задержать падение на землю: в шаре почти совсем не оставалось газа, он мог бы, поддаваясь влиянию ветра, протащиться по воздуху еще каких-нибудь полдесятка километров, неся на себе одного из них. Нести же троих людей, весящих в общей сложности свыше пятисот фунтов, ему было никак не под силу.

Аэронавты, сознавая это, стали готовиться покинуть своего воздушного коня.

— Когда коснемся земли, надо сразу всем прыгать! — сказал моряк.

Спутники утвердительно кивнули. Они понимали, что одно мгновение замедления в прыжке кого-либо из них может повлечь за собой весьма печальные последствия.

— Ждите команды! Я крикну, — распорядился Диего, приготавливаясь к опасному прыжку.

Шар совсем опустился, ударился о землю, но не нижней своей частью, а боком, подпрыгнул, как мяч, футов на пятьдесят в воздух, пронесся какое-то расстояние и готовился опять удариться тем же уже пострадавшим боком. Предвидя это, Диего крикнул:

— Сейчас!.. Еще!.. Еще! Прыга-ай! Ра-зом!

И прыгнул вниз с высоты около трех метров, держа в руках ружье. Он упал на ноги, не удержался, протянул руки вперед, рухнул плашмя, и услышал, как рядом с ним упал еще кто-то.

Мгновение спустя Диего поднялся и увидел, что рядом с ним стоит на коленях, потирая ушибленный локоть, Кардосо.

Где же… где же, однако, был Кальдерон?

Диего невольно вскрикнул. Шар, освободившийся от тяжести двух пассажиров, превышавшей триста фунтов, опять сделал гигантский прыжок вверх, и в его сетке метался кто-то, крича и жестикулируя: шар уносил с собой запутавшегося в сетке и не успевшего вовремя спрыгнуть Кальдерона. И теперь аэростат находился на головокружительной высоте в несколько сот метров, так что о том, чтобы покинуть сетку, Кальдерону нечего было и думать.

Оставалось надеяться, однако, что через полчаса, самое большее через час, шар, окончательно потерявший газ, спустится, чтобы больше уже не подниматься, и тогда Кальдерон не прозевает благоприятного момента.

— Авось, не пропадет, — сказал задумчиво Диего. — К тому же он вооружен. Выкрутится как-нибудь… Мы постараемся его отыскать.

Потом Диего вспомнил о доверенном ему и Кардосо сокровище, о бриллиантах президента.

— Слава Мадонне! Все цело! — сказал он, ощупав обмотанный вокруг него пояс с бриллиантами. — А у тебя, Кардосо?

— В целости и сохранности… Только локоть разбил.

— До свадьбы заживет! — пошутил моряк. И добавил:

— Ну вот! Ехали, ехали и приехали. Жаль! Кажется, здесь генеральная забастовка всех носильщиков и извозчиков. Некому взять наш багаж и некому подать нам ландо, чтобы мы ехали в гостиницу. А? Ты как думаешь, парень?

Кардосо невольно рассмеялся.

— Ты неисправим, Диего!

— То же самое мне когда-то все учителя говорили, — подмигнул мальчику моряк. — Но будет болтать. Надо оглядеться.

— Когда мы спускались, мне показалось…

— Ну, выкладывай! Послушаем, что тебе показалось, парень.

— Мне показалось, что тут в стороне, в тени деревьев, приютилась какая-то хижина-

— Какое-нибудь ранчо 11 ? Что же, очень может быть. Здесь кругом должны быть коррали гаучо. Мы можем рассчитывать на радушный прием. В какой стороне твой гранд-отель?

Мальчик, смеясь, показал на группу густо растущих деревьев.

— Там… Видишь крышу?

— Отдай причалы! Снимайся с якоря! Полный ход вперед! — скомандовал матрос. — Надо, брат, улепетывать во все лопатки. Я глубоко убежден, что проклятые индейцы не оставят нас в покое. Положим, они должны были видеть, что шар понесся дальше. Но, черт возьми, у патагонцев такие глаза, с которыми телескопу трудно тягаться! Они могли рассмотреть, что на шаре остался только один сеньор Кальдерон, и потому могут задумать предварительно обыскать это место, надеясь изловить нас… Удирай же во все лопатки, парень! Может, в ранчо есть кто-нибудь…

И Диего помчался в указанном мальчиком направлении, не выпуская из рук своего ружья. Кардосо последовал его примеру. Не успели они пробежать полусотни шагов по направлению к ранчо, как из кустов, окружавших дом, вышел высокий смуглый человек в довольно-таки фантастическом костюме: в широкополой шляпе, белой складчатой рубахе, расшитых узорами шароварах и грубых сапогах из желтой кожи. С первого же взгляда бросались в глаза подвязанные к каблукам огромные серебряные шпоры с колесиками, снабженными острыми шипами.