На прозрачной планете (илл. В. Колтунова), стр. 2

Машина запрыгала по камням. Дорога здесь была вымощена вулканическими бомбами, круглыми, величиной с человеческую голову. Мотор застучал, задрожали борта, зубы у меня- начали выбивать дробь, как будто, от озноба. Но тут поездка кончилась. Мы остановились у низкого деревянного дома, над дверью которого виднелась надпись: «Научно-испытательная станция номер один».

— Ходоров в мастерской,- сказали мне.- Пройдите через полигон.

Я пересек голую каменистую площадку, скользкую от соленых брызг. На другом конце ее была мастерская- приземистый сарай с открытами воротами. Все люди толпились здесь, возле машины, похожей на остов ремонтирующегося трактора. Я спросил начальника экспедиции. Мне указали на спину в выгоревшем голубом комбинезоне…

Я представился:

— Сошин Юрий Петрович. Прислали к вам консультантом.

С первого взгляда Ходоров не внушил мне особого доверия.

Ему было лет около тридцати, для начальника экспедиции маловато. Худой, очень высокий, он походил на непомерно вытянувшегося подростка. Глаза светлые, близорукие, черты лица крупные: толстый нос, толстые добрые губы. По-моему, губы начальнику полагаются тонкие, строго сжатые. Ходоров был похож не на взрослого инженера, а на многообещающего юношу студента, из тех, что изводят лекторов глубокомысленными вопросами и со второго курса пишут научные работы. Поддавшись просьбам восхищенных профессоров, я раза три брал таких в экспедицию и с ужасом убеждался, что ученые труды они знают наизусть, в уме перемножают трехзначные числа, но колоть дрова не умеют, не отличают дуб от осины, не научились грести, плавать, заворачивать портянки, пришивать пуговицы. А лето коротко, и в экспедиции предпочтительнее не тратить времени на изучение этих «разделов геологии».

Одним словом, я бы не взял Ходорова в свою партию. Но в данном случае я сам был приглашен со стороны, как бы в гости.

— Мне хотелось бы познакомиться с планом экспедиции,- сказал я.

Ходоров озабоченно поглядел на часы.

— В общих чертах план такой,- начал он торопливо.- Машина пойдет по дну океана до максимальных глубин — до девяти или десяти тысяч метров. Потом вернется сюда же. Старт сегодня в двенадцать часов. Машина вот она- перед вами.- И он показал на решетчатый остов, похожий на разобранный трактор.

Я был удивлен. Как вы сами представляете себе машину для путешествия на дно океана? Я ожидал увидеть что-то сверхмассивное, крепости необычайной — стальной шар или цилиндр с полуметровыми стенками. А передо мной стояло непрочное на вид сооружение, состоящее из рам, ячеистых пластин, решеток, валов, лопастей. Никакой мощи, никакой сверхпрочности. Наоборот — все плоское, открытое, беззащитное. Треугольный нос мог предохранить машину только от лобового удара. Как же эта шаткая конструкция выдержит страшное давление в сотни и тысячи атмосфер?

«Наверное, это часть машины — двигатель или регулятор,- подумал я.- Еще надо поставить его на место. И они собираются отбывать в двенадцать! Несерьезная какая-то подготовка».

— Я хотел бы по крайней мере знать план научных исследований.

Но тут Ходорова прервал какой-то механик.

— Прошу прощения,- пробормотал он.- Минуточку…

Дело оказалось пустяковое: нужно было подписать какое-то требование. Потом Ходорова позвали к телефону.

— Ничего не делайте без меня!- крикнул он, убегая. Потом понадобились какие-то окуляры, Ходоров сам побежал на склад. Я ожидал, возмущаясь все больше. Накануне отбытия всплывает много мелких недоделок, не без того. Но начальник не должен быть своим собственным курьером, он обязан научиться распределять работу, доверять подчиненным мелочи. Принести окуляры мог кто-нибудь другой, а вот поговорить о задачах экспедиции с геологом Ходорову надлежало самому.

— Может быть, вы меня сведете с кем-нибудь из научных сотрудников,- настаивал я.

— Сейчас, минуточку! — и исчезал.

И я слонялся по площадке, сердясь все больше на неорганизованного Ходорова, на Ивана Гавриловича, на свою уступчивость.

«Не отправятся они в двенадцать»,- думал я.

Но здесь ко мне подошел небольшого роста аккуратный человек с усиками, чистенький и подтянутый, полная противоположность встрепанному Ходорову.

— Если не ошибаюсь, вы Сошин? — спросил он.- Это вы тот Сошин, который изучал строение Алтын-Тага? Я читал ваши отчеты. Превосходный у вас язык — сухой, точный, безукоризненно научный.

Я предпочел бы, конечно, чтобы меня хвалили за научные выводы, а не за язык. Но читатель — человек вольный, у него своя собственная точка зрения.

— А моя фамилия Сысоев,- сказал он.- Может быть, слышали?

Я действительно знал эту фамилию. В научных журналах встречались мне коротенькие статейки за подписью: «канд. наук Сысоев». Не знаю, как у меня, а у Сысоева и в самом деле все было сухо, безукоризненно и добросовестно. Никаких рассуждений, никаких претензий на открытие- только описание. Но зато какое описание- образец точности, хоть сейчас в справочник! Так и чувствовалось, что автор любит порядок, в домашней библиотеке у него каталог, к завтраку он не выходит небритый и сам себе гладит брюки по вечерам, потому что жена не умеет выгладить по его вкусу.

— Вот хорошо,- сказал я, обрадовавшись.- Наконец-то я получу нужные сведения. Постараемся, чтобы у нас был порядок хотя бы в геологии.

Насчет старта я не ошибся. Солнце вышло из тумана, пригрело, мгла сползла в море, открыв синий простор с белым пунктиром гребней, а возле машины все еще сновали механики с паяльниками, роняя капли олова на черные камни, мокрые от соленых брызг.

Уже во втором часу Ходоров созвал всех участников.

— Мы немного запоздали,- сказал он,- поэтому митинга не будет. Да и к чему митинг? Все мы остаемся. Сегодня я тут держу экзамен перед вами. Пожелайте мне, товарищи, чтобы испытание прошло хорошо. Ну и все. Даю старт.

Он нажал какую-то кнопку, отскочил в сторону, и через несколько секунд машина тронулась. Лязгая гусеницами по камням, она поползла к небольшой бухточке, где прибой не ощущался. Люди двинулись за ней, крича и махая платками. Так уж принято — махать платками, провожая, а махать было некому, потому что в машине никто не сидел. Экспедиция проходила без людей. Вот почему Ходоров не торопился посвящать меня в план экспедиции, вот почему никто не получал скафандры и инструкции. Машина отбывала без людей, сама шествовала к берегу.

Внезапно я заметил, что на пути торчит ребристая плита. Скорее оттолкнуть! Куда там! Плита весит тонны полторы, не меньше. Вот тебе и старт! Сейчас автомат наедет и опрокинется.

Но, не доходя метров пяти до препятствия, машина взяла в сторону и, не сбавляя хода, объехала плиту. Она сделала это самостоятельно. Ходоров не вмешивался, не притрагивался к рычагам, не нажимал кнопок. Как Сысоев, как все другие, он шел спокойно сзади.

Берег сравнительно круто спускался в воду, но машина и здесь не сплоховала. Она чуть притормозила и мягко съехала к воде, увлекая за собой крупную гальку. И вот уже гусеницы шлепают по воде, струи набегают на ступицы… Не заглохнет ли мотор? Нет, ребристый вал уже покрыт водой, лопатки взбивают пену. Машина погружается постепенно, словно робкий купальщик,- по колени, по пояс, по грудь. С полминуты она режет колыхающиеся волны острым носом; глубже, глубже, нос в воде, волны переплескивают через него. Тонут решетчатые рамы, продольные и поперечные плоскости. Некоторое время еще скользит над водой антенна, как перископ подводной лодки. Неспокойное море стирает треугольный след.

Что там происходит сейчас под этой блестящей колыхающейся крышей? Как бы хотелось видеть…

Сысоев потянул меня за рукав:

— Пойдемте скорее в кабину. Надо занять места.

— В какую кабину? Ведь машина уже на дне.

Сысоев открыл обыкновенную дверь, обитую кожей по войлоку. Я переступил порог… и оказался «под водой».