Судьба Илюши Барабанова, стр. 8
Собрав с коленей крошки, Илюша устало поднялся. На улице по-прежнему было пустынно. Хмурые сумерки опускались на город. Нигде не было видно ни огонька.
В дальнем углу двора Илюша увидел заброшенный сарай. Внутри пахло сыростью и тленом. Он сгреб прелую солому и улегся на ней, поджав коленки к подбородку. Илюша пытался заснуть. Тяжкие думы не давали покоя. Вот и остался один на свете — брата потерял…
В соломе шуршали мыши.
Вдруг вспомнились Илюше слова чекиста Дунаева: «А что, если братишка твой уже в Калуге? Может такое случиться? Может. Приехал к дяде и ждет тебя…»
От этой мысли сладко заныло сердце. Но за сараем стояла непроглядная темень, и надо было дожидаться утра.
Так и проспал в заброшенном сарае до рассвета, что-то бормоча и всхлипывая.
Глава третья СЕМЬЯ ДУНАЕВЫХ
Илюшу разбудил собачий лай. Сквозь щелки сарая просеивались солнечные лучи. Невыспавшийся, продрогший, весь вывалянный в соломе, поднялся он и, прежде чем выйти из сарая, оглядел пустынный двор.
Отсюда хорошо видна была стройная колокольня церкви Жен-мироносиц, а за ней поблескивали золотыми звездами синие купола храма Василия Блаженного. Там и должна быть Солдатская улица, как уверял рабочий Азаров.
Кутаясь от утренней свежести, Илюша вышел из своего убежища и поплелся со двора. Улица была пустынной. Солнце блестело в лужах и в колеях грязи. Холодный весенний ветерок нес запахи набухших тополиных почек.
Чем дальше шел Илюша по улице, тем больше охватывало его волнение. Вдруг и в самом деле он встретит сейчас У Дунаевых брата Ваню!
Солдатскую улицу нашел без труда. А вот и нужный дом. На дубовых воротах прибита железная табличка с выдавленным двуглавым орлом и гордой надписью:
ДОМ МЕЩАНИНА Н. Ф. ДУНАЕВА
Илюшу испугало слово «мещанин», и он в нерешительности топтался у калитки. Потрогал щеколду — заперто. Постучал — никто не отозвался.
Вдруг он услышал позади себя голос:
— Эй, Повсикакий, дергай за проволоку!
К нему подскочил хулиганистого вида подросток. Ухмыляясь драной губой, он принялся разглядывать Илюшу. Клетчатая кепка блином была надета задом наперед и едва держалась на затылке.
— Ты что, с войны?
— Нет.
— А почему на тебе галифе? — Не дождавшись ответа, мальчишка повторил: — Дергай звонок, а то у них дед глухой, не услышит. А бабка жадная, побирушек не любит. Хочешь, я дерну за кольцо? А ты на мою долю пирогов попросишь у бабки Дунаихи.
Только теперь Илюша заметил с правой стороны калитки железное кольцо на проволоке, но дотянуться до него не просто, да и звонить боязно.
— Ну, согласен? Попросишь для меня три штуки: с фасолей, с капустой и с картошкой. Идет? — С этими словами он подпрыгнул и три раза сильно дернул за кольцо.
Колокольчик во дворе так неистово задребезжал, точно случился пожар.
Сорванец тут же пустился бежать. Но не оттого, что громко позвонил. Он испугался собственной матери, которая вышла из соседней калитки и погрозила кулаком:
— Ну, погоди, Врангель проклятый! Я тебе покажу лепешки!
— Не брал я твои лепешки! — убегая, кричал Врангель.
— Ничего, придешь домой, я с тобой поговорю…
Тем временем, стоя у калитки, Илюша думал: вдруг сейчас дверь откроет Ваня? Вдруг произойдет такое чудо?
Наконец звякнула щеколда, открылась тяжелая дубовая калитка с высокой подворотней, и на улицу выглянул низенького роста белобородый старичок. Глаза у него были маленькие, голубые. Он был без шапки, в залатанном матерчатом пиджаке и холщовых штанах, заправленных в сапоги.
— Тебе кого, мальчик?
— У вас Вани нет?
— Какого Вани?
— Барабанова.
Старик обернулся и крикнул кому-то:
— Петя, тебя спрашивают.
Легкой, быстрой походкой к воротам подошел стройный, еще молодой мужчина в военном кителе, застегнутом на все пуговицы. Мягкая бородка прикрывала изуродованную, должно быть раненную на войне, нижнюю челюсть.
— Ты меня спрашиваешь, мальчик?
Илюша заволновался — человек был похож на отца: те же светлые добрые глаза, густые брови, даже улыбка отцовская.
— Здравствуйте… дядя…
— Здравствуй!..
Илюша не знал, что говорить дальше.
— Кто ты?
— Илюша… Барабанов.
— Барабанов? — с удивлением переспросил человек. — Откуда ты?
— Из Юзовки.
— Брата Михаила сын? — с еще большим удивлением и беспокойством спросил человек.
— Да.
— Почему же ты в Калуге очутился?
— Папку убили…
У Петра Николаевича горестно сомкнулись брови.
— Убили? Кто? — Обернувшись к дому, он крикнул: — Лизанька, слышишь? Мой брат Михаил погиб! — И он снова обратился к Илюше: — Как же это случилось? А мама где?
— Умерла.
— Ах ты горе какое!.. Ну пойдем домой, пойдем…
В полутемную переднюю вошла молодая женщина в батистовой блузке. Она строго поглядела на Илюшу и вопросительно, с раздражением — на мужа.
Из-за большой белой русской печи выглянула старуха с большим носом, сгорбленная, повязанная черным платком, похожая издали на галку.
— Кого еще нелегкая принесла? — проворчала она, сердито шаркая валенками.
Дядя Петя принес табуретку и усадил на нее Илюшу.
— Сколько же вас осталось, сирот? — продолжал встревоженно спрашивать он.
— Двое… Еще брат.
— Где же он?
Илюша с трудом подавил слезы и вымолвил едва слышно:
— Мы потерялись.
— А к нам ты как попал?
— Дяденька один послал…
— Какой дяденька?
Илюша помнил строгий наказ Дунаева ничего не рассказывать о нем и молчал.
— Кто же этот дяденька? Как его фамилия?..
Молчание становилось тягостным.
— Он сказал, чтобы я не говорил.
— Почему?
— Не знаю.
— А ты скажи.
— Его звали Дунаевым…
На какое-то мгновение в передней воцарилась тишина, потом все разом заговорили:
— Это он! Мама, это наш Женя!
— Господи помилуй!..
— Где ты его видел? — требовала тетя Лиза.
Бабушка обхватила голову руками и закачалась, запричитала:
— Сыночек мой родненький, листочек оторватый… Где блуждают твои ноженьки? Чем опостылел тебе дом отцовский?..
Дедушка не выдержал:
— Замолчи, старая, не рви душу! — и пошел прочь из дому.
Снимая с Илюши лохмотья, тетя Лиза морщилась от брезгливости:
— Петя, пойди выкинь это на помойку.
— Сжечь надо, — подсказывала бабушка.
Когда Илюшу раздели, он в испуге кинулся к лохмотьям, торопливо порывшись в них, вынул что-то и прижал к груди.
— Что он там хоронит?
— Бумагу какую-то… А ну дай сюда.
— Не дам, отойди! — вдруг огрызнулся мальчик.
— Брось бумагу! — потребовала тетя Лиза.
— Не брошу.
— Оставьте его, — сказал дядя Петя, — пускай забавляется. Отдай мне, Илюша, я сберегу.
Бабушка все же отобрала плакат, повертела в руках, мрачно рассматривая рисунок.
— Человек какой-то с метлой.
Петр Николаевич узнал на плакате Ленина и взял у бабушки бумагу, аккуратно сложил вчетверо и отнес в другую комнату.
Тетя Лиза, тронутая беспомощным видом мальчугана, повторяла:
— Как же ты, бедняга, перенес такие муки?.. Петя, принеси корыто из кладовой… Его остричь надо, захвати ножницы! Ах ты горемыка, ну рассказывай про Женю. Где видел его, здоров ли он?..
Илюша не ожидал, что его рассказ о чекисте Дунаеве может вызвать такой переполох, и молчал.
— На какой станции ты его видел?
— Не знаю.
— Ах ты господи! Надо же было запомнить! Как люди называли станцию?
— Мы в Киеве жили, а потом поехали на паровозе.
— Станцию надо было запомнить, — упрекала бабушка. — Знаешь ли ты, кто этот человек, Дунаев-то? Женюшка наш, сынок мой родимый! А я его мать, можешь ты это взять в толк?