Зачем их звать обратно с небес?, стр. 12

— Думаю, нет. Не хочу вас впутывать. Бумаги у меня в кармане. Перед вашим приходом я как раз пытался отыскать среди них ту, о которой идет речь. А вы постучали, и я сунул их в карман…

— Вы боялись, что пришли за документами?

— Да. Что-то в этом роде. Не знаю, с чего я так подумал. Но теперь мне кажется, что лучше не знать ни о содержании бумаги, ни о том, где она находится.

— Не вполне уверена, — медленно произнесла Энн, — что тут все в порядке с этикой и законностью.

— Понимаю вас, — вздохнул он. — Это была глупая идея. Забудем о ней.

— Дэн, — она взглянула ему в глаза.

— Да?

— Я просила вас об одолжении?

— А я не смог оказать его вам.

— Сделаете, что сможете.

— Не рассчитывайте на меня. Шансы тут…

— Вы попали в беду, Дэн?

— Пока еще нет. Но, кажется, могу попасть. Вы сделали плохой выбор, Энн. Пришли к человеку, который менее всего способен вам помочь.

— Я так не думаю, — улыбнулась она. — Ставлю на вас. А теперь давайте-ка сюда конверт…

15

Амос Хиклин подкинул еще одно полено в небольшой аккуратный костер, какие умеют раскладывать только лесники.

Он поужинал, сполоснул сковороду и кофейник в реке, хорошенько отдраил посуду песком и теперь мог, спокойно привалясь к дереву, неторопливо выкурить трубочку и поразмышлять о том о сем. Было тихо, лишь где-то наверху завел свою ночную песню козодой — странный, потусторонний звук повис в воздухе. В реке плеснулась рыба.

Хиклин нагнулся к дровам, выбрал еще пару сучьев, кинул их в огонь. Устроился поудобнее и достал из кармана куртки трубку и кисет.

— Хорошо, — вздохнул он. — Июнь — прекрасная погода, светит луна, птица поет, да и москиты не донимают.

А завтра…

Дурацкая идея — спрятать сокровище на речном острове. Как будто неизвестно, что случается с такими островами.

Но что поделать, за тем человеком гнались, что же ему оставалось? Зато есть и преимущества — кому взбредет в голову искать клад на острове? Острова эти не шире обычных песчаных отмелей и с годами сплошь зарастают ивами.

Такие острова могут существовать десятилетиями, а могут исчезнуть за ночь — река неспокойная, часто меняет русло…

Все это походило на поиски иголки в стоге сена, но ставка была высока: в худшем случае он просто терял год жизни, а в лучшем — приобретал миллион долларов, по самым скромным подсчетам.

— Нефрит, — хмыкнул Хиклин. — Идиотская кража.

Даже в день ограбления — ни малейшего шанса перепродать его — кто не опознает уникальный музейный экспонат?

Хотя Стивен Фернесс, может, и не думал продавать краденое. Может, он хотел украсить этим добром свою комнату. Столько лет проработав в музее, запросто можно рехнуться от мысли, что столь изысканные предметы выставлены на потребу вульгарной толпе.

Что же, ему почти удалось обвести всех вокруг пальца. Если бы в деревенской забегаловке какой-то пронырливый фермерский отпрыск не опознал его по фотографии в газете, так он тогда, двести лет назад, и скрылся бы со всеми камешками.

Хотя, и то правду сказать — его все-таки не поймали, и остаток своей жизни Фернесс, уже дряхлый, седой, кое-как сводя концы с концами, живя случайными, весьма сомнительными приработками, провел в дешевых кабаках Нового Орлеана.

Вытянув ноги, Хиклин сидел в сгустившейся темноте, медленно попыхивая трубкой, пламя костра бросало отблески на его лицо.

Ну и глушь, вздохнул он. Так долго эту землю возделывали, а теперь что? Полное запустение.

Кому она теперь нужна? Разве что — потенциальное жизненное пространство, не более. Люди подались туда, где была работа — в гигантские мегаполисы. Все восточное побережье — сплошной муравейник. Гигантский промышленный район вокруг озера Мичиган разрастался и тоже стремился к восточному берегу. Разрастались и другие центры плотного заселения.

И вот тебе раз, ухмыльнулся Хиклин, я — один из немногих вне всего этого. Но ведомый теми же мотивами, той же алчностью. Одно отличие: я — игрок, а остальные — серые посредственности.

Игра, подумал он. Что же, пусть игра. Но составленное на смертном одре письмо и приблизительно нацарапанный план, несмотря на весь свой романтизм, производили достоверное впечатление. Да и поиск уже подтвердил многое из последних слов Стивена Фернесса. Сомнений не оставалось — именно он в 1972 году похитил из музея, где служил, коллекцию древних нефритов — целое состояние. На каком-то из островов, на этом участке реки, он ее спрятал, упаковав в бумагу и засунув в небольшой стальной чемодан.

Письмо предназначалось тому самому музею, откуда он выкрал коллекцию. Но он не отправил его — может, не было сил встать, а рядом никого не оказалось; может быть, не хватило денег на марку, а смерть уже стояла у порога.

Вместе с остальными пожитками письмо Хиклин обнаружил в старом чемоданчике Фернесса — собрате того, в котором покоились нефриты. Каким странным образом, размышлял Хиклин, ноги привели его в дом, где в тот дождливый день проходил аукцион, и наряду с прочим хламом был выставлен и этот чемодан. Почему никто даже не открыл его, чтобы поинтересоваться содержимым? Или открыл, но, увидев хлам, не стал вдаваться в детали?

Пустой дождливый день, делать было совершенно нечего, хотелось просто найти сухое место, чтобы скоротать время. И странное ребячество, заставившее его вступить в торги — с начальной цены в 25 центов, которая так и не возросла, поскольку других претендентов на чемодан не нашлось.

Покуривая, Хиклин вспоминал, как ему захотелось прикинуться рассеянным и уйти, оставив чемоданчик в зале. Но неизвестно зачем он все-таки притащил его в свою комнату. Дел в тот вечер не было, он полез в чемодан и обнаружил письмо. Письмо заинтриговало его, и он стал собирать сведения о человеке по имени Стивен Фернесс.

И вот он здесь, возле реки, рядом с потрескивающим костром, слушает пение козодоя — он, единственный на свете, кто хотя бы примерно знает, где укрыты похищенные нефриты; наверное, один из немногих, кто вообще слышал о краже.

Даже по сей день, рассудил Хиклин, нефриты еще нельзя продать без риска. Могут сохраниться документы, да и музей стоит и поныне.

Но лет через пятьсот, через тысячу — никаких проблем не возникнет. Кража забудется, сведения о ней надежно затеряются в архивах.

Неплохой старт для второй жизни. Бриллианты или, скажем, рубины таких усилий не стоят. Нефриты — дело другое. Это произведения искусства. Конверторы могут выпускать бриллианты тоннами, правда, точно так же они могут штамповать и нефриты, но предметы искусства им не воспроизвести.

Человек, подмигнул себе Хиклин, должен соображать, на что ставить, собираясь жить вечно.

Трубка погасла — табак прогорел. Он вынул ее изо рта и выбил пепел о каблук сапога. Затем поставил удочки, завтра будет рыба, осталась еще мука, так что лепешками он обеспечен. Хиклин поднялся и пошел к байдарке за шерстяным одеялом.

Крепкий сон, плотный завтрак — и снова на поиски острова с двумя соснами на берегу и отмелью, по очертаниям схожей с рыболовным крючком. Хотя, конечно, вряд ли отмель сохранилась в прежнем виде, зато сосны вполне могли остаться.

Он постоял у воды и взглянул на небо. Там не было ни единого облачка, мерцали звезды, почти полная луна висела над восточными скалами. Он вдохнул свежий воздух — чистый, чуть прохладный. Чудный будет завтра денек.