Выбор богов, стр. 34

— Ну, приятель, вы многого достигли. И мы тоже. Мы вместе…

— Прошу вас, — сказал Джейсон. — Остальные нас ждут. Мы не можем стоять тут и разговаривать. Когда вы с ними познакомитесь, будет завтрак. Тэтчер печет блины.

Глава 30

(Отрывок из записи в журнале от 23 августа 5152 года).

…Когда человек стареет (а я сейчас старею), он словно взбирается на гору, оставляя всех остальных позади, хотя я могу предположить, что, приостановись он подумать, он бы понял, что позади остается он сам. В моем случае ситуация несколько иная, поскольку я и все наши остались позади 3 тысячи лет назад. Но в нормальном человеческом обществе, какое существовало до Исчезновения, старики оставались позади. Их старые друзья умирали, или расставались с жизнью, или просто уходили, так спокойно и тихо, как летящие по ветру сухие листья, и никто долго не замечал их отсутствия, а старик (или старый лист), хватившись их, обнаруживал с изумлением и печалью, что их нигде нет и что нет их уже давно. Он (старик) мог кого-нибудь спросить, куда они делись или что с ними случилось, а не получив ответа, больше уже не спрашивал. Потому что стариков на самом деле не очень-то все и заботит; каким-то странным образом им начинает хватать самих себя. Они нуждаются в столь немногом и столь немногое их волнует.

Они взбираются на гору, которую никто другой не видит, и, пока взбираются, одна за другой падают вниз старые, когда-то ценимые вещи, которые они несли с собой всю жизнь, и чем выше они взбираются, тем больше пустеет их рюкзак, не становясь, впрочем, легче, и то немногое, что в нем остается, оказывается теми немногочисленными необходимыми пожитками, которые они собрали за долгую жизнь трудов и исканий. Они чрезвычайно удивляются, если вообще об этом задумываются, почему только старость смогла отсеять прочь мякину, которую они несли с собой все эти годы, считая ее чем-то ценным, когда это была всего лишь мякина. Достигнув вершины горы, они обнаруживают, что видят дальше и яснее, чем когда-либо раньше, и если к этому времени не случилось так, что их уже ничто не заботит, они могут оплакать то, что должны достичь конца жизни раньше, чем смогут воспользоваться этой изумительной ясностью, в которой им мало проку сейчас, но которая в прежние годы могла бы иметь для них огромную ценность.

Сидя здесь, я думаю об этом и понимаю, что в подобной идее не так много фантазии, как может посчитать человек более молодой. Мне кажется, что даже сейчас я вижу дальше и яснее, хотя, возможно, и не столь далеко и ясно, как должно быть ближе к концу. Ибо пока еще я не могу различить то, что ищу — путь и перспективу человечества, которое я знаю.

После Исчезновения мы пошли по иной дороге, чем та, по которой Человек двигался столетиями. В сущности, мы были вынуждены это сделать, ничто уже не могло идти, как раньше. Старый мир вокруг нас рухнул, и от него мало что осталось. Поначалу мы думали, что пропали, так оно действительно и было, если под этим подразумевать утрату культуры, которую мы старательно создавали многие годы. И все же со временем мы, по-моему, поняли, что утратить ее не так уж плохо, а возможно, и совсем не плохо, а хорошо. Ибо утратили мы множество вещей, жить без которых нам стало гораздо лучше. Не так уж много мы потеряли, но получили возможность начать заново.

Должен признаться, меня все еще несколько смущает то, что мы сделали при этом повторном начале — или, скорее, что оно сделало с нами. Ибо то, что мы сделали, не было, разумеется, достигнуто сознательным усилием. Это произошло с нами само собой. Не со мной, конечно, но с остальными.

Подозреваю, что я был слишком стар, слишком крепко впаян в ту предыдущую жизнь, чтобы это могло произойти. Я стоял в стороне, не столько потому, что так хотел, сколько потому, что не было выбора.

Важным, мне думается, является то, что путешествия к звездам и переговоры через всю галактику (Марта, к примеру, уже полдня сплетничает через расстояния в световые годы) — все это не более чем начало. Возможно, что способность к путешествиям и телепатии — лишь меньшая часть того, что с нами произошло. Быть может, это только первые шаги, подобно тому, как изготовление каменного топора было первым шагом в направлении той высокоразвитой технологии, которая была создана впоследствии.

Что будет дальше, спрашиваю я себя, и я не знаю. Кажется, что подобные вещи не могут иметь логического развития, но кажется нам так лишь оттого, что мы еще слишком мало знаем, чтобы понять их. Доисторический человек, изготавливая кремневое орудие, не имел представления, почему камень расколется именно так, как ему нужно, если он ударит по нему в определенном месте. Он узнал как, но не почему, и, могу предположить, не слишком интересовался этим почему. Но так же, как впоследствии люди поняли механизм расщепления куска кремня, так и несколько тысячелетий спустя они постигнут механизм парапсихических способностей.

Сейчас же я могу лишь размышлять. Размышление — дело бесполезное, как я прекрасно осознаю, однако не могу удержаться. Стоя на вершине своей горы, я напрягаю зрение, пытаясь заглянуть в будущее.

Придет ли однажды время, когда подобные богам люди смогут управлять самим устройством вселенной? Смогут ли они перестраивать атомы, изменяя их структуру и энергию одним лишь усилием воли? Смогут ли они прерывать естественное эволюционное развитие звезды, готовой превратиться в новую, и давать ей возможность существовать и дальше в нормальном, устойчивом состоянии? Смогут ли они, единственно силой своей мысли, создавать и обустраивать планеты, превращая их из бесполезного скопления материи в обиталище жизни? Смогут ли они изменять генетику живых форм, превращая их в более существенные и лучшие формы? Что, возможно, является более важным, смогут ли они освободить существующие во вселенной разумные расы от цепей и оков, которые те несут в себе с давних времен, и сделать их более способными к добрым и разумным действиям и состраданию?

Мечтать хорошо, и, конечно, можно надеяться, что все это когда-нибудь произойдет, что человек в конечном итоге станет фактором, привносящим во вселенную еще большую упорядоченность. Но я не вижу пути, чтобы этого достичь. Я вижу начало и могу вообразить себе конец, однако то, что находится между, от меня ускользает. Прежде, чем будет установлено подобное положение, нам необходимо пройти определенное развитие, но именно его форму я и не могу определить. Мы, разумеется, должны не только узнать, но и понять вселенную, прежде чем ею управлять, и к этой способности управлять нам придется идти по дороге, которая не нанесена ни на одну карту. Все неизбежно должно происходить очень медленно; мы будем продвигаться по этой неизвестной дороге шаг за шагом. Мы должны дорасти до этой нашей новой способности, когда мы сможем вызывать определенные изменения и процессы без помощи всяких глупых механических приспособлений, и рост этот не будет быстрым.

С вершины горы моей старости я, кажется, вижу конец, точку, за которую мы не сможем или, быть может, не захотим шагнуть. За которую мы, быть может, шагнуть не посмеем. Однако я думаю, что конца этому не будет точно так же, как не было конца развитию технологии, пока в тот день нечто не взяло да и не положило ей конец на той планете, где она зародилась. Сам по себе человек никогда бы не остановился. Человек всегда должен сделать еще один, последний шаг, сделав который, он обнаруживает, что шаг этот все еще не последний. Сегодня я способен заглянуть в будущее лишь настолько, не имея данных, чтобы простереть свои представления за пределы определенной точки. Однако к тому времени, когда человек достигнет точки, где мое воображение уже бессильно, он будет обладать данными, чтобы перенести ее далеко в будущее, чтобы, не останавливаясь, идти дальше и дальше.

Если человек упорствует, его ничто не остановит. Вопрос, думается мне, состоит не в том, будет ли он упорствовать, но в том, имеет ли он на это право. Я содрогаюсь при мысли о том, что человек, этот доисторический монстр, будет продолжать существовать во времени и мире, где ему не будет места…