Выпуск II. Том 5, стр. 39

— Ей следовало бы хранить такое лекарство под замком.

— Она и запирала его в шкафу. Но кому-то, по-видимому, не так уж трудно было обнаружить, где она прячет ключ.

Кому-то? Кому же именно? Я снова взглянул на сложенный в углу багаж.

Неожиданно для себя я громко воскликнул:

— Они не могут уехать! Им нельзя разрешать.

София взглянула на меня с удивлением.

— Роджеру и Клеменси? Чарльз, не могло же тебе прийти в голову…

— Ну хорошо, допустим. А что пришло в голову тебе?

София беспомощно развела руками.

— Не знаю, Чарльз, — прошептала она. — Знаю только, что я снова погрузилась в этот кошмар.

— Понимаю. Именно эти слова пришли мне в голову, когда мы ехали сюда вместе с Тавенером.

— Это кошмар. То, что происходит, иначе не назовешь. Ходишь среди людей, которых знаешь, смотришь в их знакомые лица… и неожиданно лицо меняется… и это уже не тот человек, которого ты знаешь, а незнакомец… жестокий, чужой тебе человек. Пойдем на воздух, Чарльз! — воскликнула София. — Пойдем на воздух, там безопаснее. Мне страшно оставаться в этом доме…

Глава 25

Мы долго гуляли по саду. По какому-то молчаливому согласию мы больше не говорили о том ужасе, который тяжким грузом давил на нас. Вместо этого София с любовью рассказывала о покойной нянюшке, о том, чем они занимались вместе, в какие игры играли с нянюшкой в детстве… вспоминала истории, которые рассказывала им нянюшка о Роджере, об их отце и о других братьях и сестрах.

— Видишь ли, это они были ее настоящими детьми. К нам она вернулась во время войны, чтобы помочь, когда Джозефина только что родилась, а Юстас был забавным малышом.

В этих воспоминаниях София находила некоторое утешение, и я всеми силами старался заставить ее говорить.

«Интересно, — подумал я, — что сейчас делает Тавенер. Наверное, допрашивает слуг». От парадного входа отъехала машина с полицейским фотографом и еще какими-то двумя людьми, и сразу же подъехала санитарная машина.

София вздрогнула всем телом. Вскоре санитарная машина уехала, и мы поняли, что тело нянюшки увезли, чтобы произвести вскрытие.

А мы все ходили по саду и разговаривали… и слова наши постепенно становились лишь прикрытием для одолевавших нас мыслей.

Наконец София, начавшая дрожать от холода, сказала:

— Должно быть, очень поздно… стало уже темно. Нам придется вернуться. Тетя Эдит с Джозефиной еще не вернулись… Тебе не кажется, что пора бы им уже быть дома?

Во мне шевельнулось смутное беспокойство. Что случилось? Или Эдит умышленно держала Джозефину подальше от нелепого домишки? Мы вошли в дом.

София задернула все портьеры. В камине горел огонь, и просторная гостиная с присущей ей нереальной атмосферой былой роскоши выглядела очень мирно.

На столах стояли огромные вазы с бронзовыми хризантемами.

София позвонила, и горничная, которую я раньше встречал в апартаментах второго этажа, принесла нам чай. У нее были заплаканные глаза, и она время от времени всхлипывала. Я заметил также, что она то и дело испуганно оглядывалась через плечо.

К нам присоединилась Магда, а для Филипа чай отнесли в библиотеку. На сей раз Магда олицетворяла глубокую скорбь. Она почти не разговаривала, только спросила: «Где Эдит и Джозефина? Уже поздно, а их нет дома», — но было видно, что она занята другими мыслями.

У меня же беспокойство нарастало. Я спросил, здесь ли еще Тавенер, и Магда ответила, что он, по-видимому, еще не уехал. Я разыскал его и сказал, что беспокоюсь о мисс де Хэвиленд и девочке.

Он немедленно позвонил, по телефону и дал какие-то указания.

— Я сообщу вам, как только узнаю что-нибудь, — сказал он.

Поблагодарив его, я вернулся в гостиную. Там были София с Юстасом, а Магда ушла.

— Он сообщит нам, как только узнает что-нибудь, — сказал я Софии.

— Что-то случилось, Чарльз, — сказала она тихо, — наверное, что-то случилось.

— Милая София, ведь на самом деле еще не очень поздно.

— О чем вы беспокоитесь? — сказал Юстас. — Вполне возможно, что они зашли в кино.

Ленивой походкой он вышел из комнаты.

Я сказал Софии:

— Может быть, мисс де Хэвиленд решила остаться с Джозефиной в гостинице… или увезла ее в Лондон. Мне показалось, что она поняла, какая опасность грозит ребенку… возможно, даже в большей степени, чем мы.

Я не сразу понял, почему у Софии был такой мрачный взгляд, когда она сказала мне: «Она меня поцеловала на прощание…» Я не вполне понял, что она имела в виду, произнося эти, казалось бы, не связанные со всем предыдущим слова, и что это могло означать. Я спросил только, беспокоится ли Магда.

— Мама? Ну что ты, ничуть. Она не ощущает времени. Сейчас она читает новую пьесу Вейвасора Джонса под названием «Женщина располагает». Забавная вещица об убийстве… героиня — этакая Синяя Борода женского рода… на мой взгляд, чистейшей воды плагиат — списано с пьесы «Мышьяк и старинное кружево», но там есть заманчивая женская роль — роль женщины, у которой была мания становиться вдовой.

Я не поддержал эту тему. Так мы сидели, делая вид, что читаем.

Примерно в половине седьмого дверь отворилась и вошел Тавенер.

Выражение его лица подготовило нас к тому, что он собирался сказать.

София встала:

— Что? — спросила она.

— Боюсь, что принес вам плохие вести. Я поднял всех по тревоге и бросил на поиск машины. Какой-то автомобилист сообщил, что видел машину марки «Форд-10» с похожим номерным знаком, которая свернула с главного шоссе в районе Флэкспур-Хит и поехала по проселочной дороге.

— Не по той ли дороге, которая ведет к Флэкспурскому карьеру?

— Да, мисс Леонидис. — Немного помолчав, он продолжил: — Машину нашли в карьере. Обе пассажирки погибли. Пусть вам будет утешением, что смерть наступила мгновенно.

— Джозефина! — В дверях стояла Магда. Голос ее перешел в вопль: — Джозефина! Моя малышка…

София подошла к ней и обняла.

Я вдруг вспомнил, что, когда Эдит де Хэвиленд вышла в холл, у нее в руке были написанные ею письма. Но когда она садилась в машину, писем у нее в руке уже не было.

Вбежав в холл, я бросился к длинному дубовому комоду и обнаружил письма, незаметно засунутые за бронзовый кипятильник. Верхнее письмо было адресовано старшему инспектору Тавенеру.

Тавенер вышел в холл за мной следом и стоял рядом. Я протянул ему письмо, и он вскрыл его. Стоя с ним рядом, я прочитал это краткое послание.

Надеюсь, что это письмо будет прочитано после моей смерти. Не вдаваясь в подробности, я принимаю на себя всю ответственность за смерть своего деверя Аристида Леонидиса, а также Джанет Роув (нянюшки). Тем самым заявляю, что Бренда Леонидис и Лоренс Браун не виновны в убийстве Аристида Леонидиса. Доктор Майкл Чейвас, проживающий по адресу Харли-стрит, 783, подтвердил, что мне осталось бы прожить не более нескольких месяцев. Я предпочитаю уйти из жизни путем, который избрала, и избавить двух невиновных людей от такого тяжкого испытания, как обвинение в убийстве, которого они не совершали. Я нахожусь в здравом уме и полностью отвечаю за написанное.

Эдит Эльфрида де Хэвиленд.

Когда закончил читать письмо, я понял, что София тоже его прочитала, — не знаю, то ли с позволения Тавенера, то ли без разрешения.

— Тетя Эдит… — прошептала София.

Мне вспомнилось, как безжалостно Эдит де Хэвиленд втаптывала ползучий сорняк каблуком в землю. Я вспомнил также, что в самом начале у меня были подозрения в отношении Эдит де Хэвиленд, которые казались мне тогда такими нелепыми. Но зачем же…

София высказала вслух мою мысль, прежде чем я сформулировал ее.

— Но зачем же было убивать Джозефину? Зачем она взяла с собой Джозефину?

— Зачем она вообще это сделала? — спросил я. — Чем был мотивирован ее поступок?

Едва успев задать этот вопрос, я уже мог бы на него ответить, я понял правду. Совершенно ясно представил себе всю ситуацию. Вспомнив, что до сих пор держу в руке второе письмо, я взглянул на адрес и увидел там свое собственное имя.