Пересадочная станция, стр. 43
- Инек, они все-таки собрались! Погрузились в две машины и едут. Но, надеюсь, мне удалось их задержать. В том месте, где начинается грунтовая дорога к твоему дому, я высыпал в колеи фунта два кровельных гвоздей, и на какое-то время они там застрянут.
- Кровельных гвоздей? - недоумевающе спросил Улисс.
- Толпа, - пояснил Инек. - Они собираются расправиться со мной. А гвозди…
- Понятно, - сказал Улисс. - Чтобы проколоть шины…
Уинслоу шагнул ближе, пристально глядя на светящийся сквозь ткань сумки Талисман.
- Это Люси Фишер, да?
- Точно, - ответил Инек.
- Ее старик только что примчался в город и начал вопить, что она опять исчезла. Там все вроде бы уже поутихло, но Хэнк их снова накрутил. Я послушал-послушал и двинулся в скобяную лавку. Прихватил гвоздей и успел сюда раньше них.
- Толпа? - снова переспросил Улисс. - Я не…
- А этот тип, что искал женьшень, ждет тебя у дома, - перебил его Уинслоу, захлебываясь от желания поскорее рассказать все, что ему известно. - У него там грузовик.
- Это Льюис с телом сиятеля, - пояснил Инек Улиссу.
- Он, по-моему, здорово расстроен, - добавил Уинслоу. - Говорит, ты должен был его ждать.
- Может быть, нам не стоит тогда задерживаться, - сказал Улисс. - Я не все понимаю, но догадываюсь, что назревает некий кризис.
- Послушай, что здесь происходит? - удивленно спросил Уинслоу. - Что это за штука у Люси в руках? И кто это стоит рядом с тобой?
- Потом, - сказал Инек. - Я все объясню тебе потом. Сейчас не до объяснений - надо спешить.
- Но, Инек, сюда направляется пьяная толпа…
- Когда они появятся, я и с ними разберусь. А сейчас есть более важное дело.
Продираясь сквозь бурьян, вымахавший местами по пояс высотой, все четверо бегом поднялись по склону. Впереди, на фоне ночного неба, темнело угловатое здание станции.
- Они уже у поворота! - задыхаясь, крикнул Уинслоу. - Я только что видел, как там мелькнул свет фар.
Инек, а за ним и остальные вбежали в ворота и, не сбавляя шага, бросились к дому. В отсветах Талисмана уже можно было разглядеть массивный кузов грузовика. От темного силуэта машины отделилась фигура человека и заторопилась им навстречу.
- Уоллис, это вы?
- Да, - ответил Инек. - Извините, что меня не оказалось на месте.
- Я, признаться, расстроился, когда понял, что вас тут нет.
- Непредвиденные обстоятельства, - коротко сказал Инек. - Мне срочно потребовалось отлучиться.
- Тело почтенного мыслителя в машине? - спросил Улисс.
Льюис кивнул.
- К счастью, нам удалось его вернуть.
- Через сад тело придется нести, - сказал Инек. - Машина туда не пройдет.
- В прошлый раз тело нес ты, - произнес Улисс.
Инек кивнул.
- Друг мой, я надеялся, что сегодня ты доверишь мне эту почетную обязанность…
- Конечно, - ответил Инек. - Думаю, и он не стал бы возражать.
На язык просились другие слова, но Инек сдержался, решив, что было бы неуместно благодарить Улисса за то, что он снял с него тяжкую необходимость приносить покаяние перед умершим.
- Они уже идут, - пробормотал Уинслоу, стоявший рядом. - Я слышу на дороге какой-то шум.
И действительно, со стороны дороги доносился звук шагов, неторопливых, уверенных, точно поступь чудовища, которому незачем спешить - жертва все равно никуда не денется. Инек стал лицом к воротам и вскинул винтовку.
За его спиной заговорил Улисс:
- Наверное, будет правильнее и достойнее похоронить его при полном свете нашего возвращенного Талисмана…
- Она тебя не слышит, - сказал Инек, не оборачиваясь. - Ты забыл, что Люси глухонемая. Надо ей показать.
Не успел он договорить, как все окружающее пространство озарилось вдруг ослепительным сиянием. Со сдавленным возгласом удивления Инек повернулся к своим товарищам и увидел, что сумка, где хранился Талисман, лежит у ног Люси, а сама она гордо держит над головой маленькое солнце, заливающее светом и двор, и древний дом, и даже край поля.
Стало так тихо, будто весь мир затаил дыхание и замер, встревоженно ожидая страшного грохота, который вот-вот должен прокатиться по земле, но его все не было и не было.
А вместе с тишиной пришло устойчивое ощущение мира и спокойствия, заполнившее каждую клеточку каждого живого существа вокруг. Не просто мир, который объявили и которому пока позволяют остаться, нет, - настоящий, прочный мир, покой в мыслях, какой приходит вместе с закатной прохладой после долгого жаркого дня или с теплым призрачным сиянием весенней зари. Мир в душе и вокруг, достигающий самых дальних пределов бесконечности; устойчивый, надежный мир, который сохранится до последнего дыхания вечности…
Опомнившись, Инек медленно повернулся к полю и увидел на границе освещенного участка серые силуэты людей, сбившихся в кучу, словно стая присмиревших волков в слабых отблесках костра. Пока он смотрел, люди по одному таяли в темноте и исчезали в том же направлении, откуда пришли. Вскоре скрылись все, кроме одного, который вдруг сорвался с места и бросился вниз по склону холма к лесу, подвывая от ужаса как испуганная собака.
- Это Хэнк побежал, - заметил Уинслоу.
- Жаль, что мы его напугали, - серьезным тоном произнес Инек. - Никто не должен этого бояться.
- Он сам себя боится, - сказал почтальон, - потому что живет со страхом в душе.
Видимо, он прав, подумал Инек. Человек всегда был таким. Человек долго жил со страхом и больше всего на свете боялся самого себя.
34
Все пятеро стояли у невысокого земляного холмика. Беспокойный ветер шелестел в ветвях залитого лунным светом яблоневого сада, а где-то вдалеке у реки переговаривались в серебряной ночи птицы козодои.
Инек попробовал прочесть надпись, выбитую на грубо отесанном камне, но лунного света не хватало. Впрочем, он и так помнил ее наизусть:
«Здесь лежит гость с далекой звезды, но эта земля ему не чуждая, ибо, умерев, он вернулся в большую Вселенную.»
«Ты, когда писал эти строки, думал, как мы», - сказал ему посланник с Веги-21 всего днем раньше. Инек тогда ничего ему не ответил, но сиятель был не прав, потому что суждение это не только веганское, но и вполне земное.
Язык сиятелей - не самый легкий на свете, и, выбивая зубилом слова, Инек допустил две или три ошибки. Но камень был гораздо мягче мрамора или гранита, которые обычно используют в таких целях, и неумело сделанную надпись вряд ли ждала долгая жизнь. Через несколько десятков лет солнце, дожди и морозы раскрошат выбитые на плите символы, а спустя еще такой же срок они исчезнут вовсе, и там, где были слова, останутся лишь шероховатые выступы. Но слова все равно сохранятся - если не на камне, то в памяти.
Инек взглянул на Люси, стоявшую по другую сторону могилы. Талисман вернулся в сумку, и свечение стало немного слабее, но Люси по-прежнему прижимала его к груди, и на лице ее сохранялось все то же восторженное, отрешенное выражение, словно она жила уже не в этом мире, а в каком-то другом измерении, где, кроме нее, не было никого, где не существовало прошлого.
- Ты думаешь, она пойдет с нами? - спросил Улисс. - Я имею в виду, мы сможем взять ее с собой в Галактический Центр? Земля отпустит?…
- Земли это не касается, - сказал Инек. - Мы свободные люди, и она сама решит, как ей поступить.
- Как по-твоему, она согласится?
- Думаю, согласится. Мне кажется, этого дня Люси ждала всю свою жизнь. Может быть, она предчувствовала его даже без Талисмана. Она и вправду жила словно в каком-то особом мире, недоступном всему остальному человечеству. Что-то было в ее душе такое, чем не обладал ни один другой житель Земли. Это всегда чувствовалось, хотя не поддавалось описанию. Ей очень хотелось использовать свой дар, и она пробовала - слепо, неуверенно, неумело. Заговаривала бородавки, лечила бабочек, бог знает что еще делала.
- А ее отец? - спросил Улисс. - Тот, что убежал от нас с криками?