Комплекс Наполеона, стр. 7

– А ночью вы ее видели?

– Да, она спала на кушетке, я мимо проходила, в туалет.

«Если Никишина действительно задушила мальчика, то при ее взвинченных нервах ей трудно было до утра сохранять спокойствие и молчание. Да еще и спать. Или она сама не знала, что задушила его, и поняла это только утром?»

– А что вы можете сказать про Сережу Губанова?

– Да мальчишка как мальчишка! – отмахнулась Сокольникова с какой-то досадой. – Ну, любил пошалить – а кто не любит? Ему же девять лет всего было! Простительно для ребенка. Господи, они же дети, тем более брошенные, надо же с пониманием относиться, с лаской, – и Сокольникова улыбнулась.

Улыбка показалась мне натянутой, и вообще, по тону, с каким она сама разговаривала с детьми, у меня не создалось впечатления, что Валерия Георгиевна переполнена к ним таким чувством, как ласка. Она просто выполняла свою работу – может быть, и исправно, но без души. И вообще, я была уверена, что Сокольникова неискренна со мной. В чем-то она явно кривила душой, не высказывала своего настоящего мнения, и делалось это, видимо, в угоду себе. Только чего ей за себя-то опасаться? Только потому, что она была дежурным воспитателем в ту ночь и не уследила за ребенком? Но их функции с Никишиной были разграничены, и вообще, понятно, что в первую очередь будут отвечать непосредственный виновник и заведующая. И все же Валерия Георгиевна явно что-то скрывала. И вытянуть из нее правду, по крайней мере сейчас, было невозможно. Почувствовав, что я ей не доверяю, она сейчас или станет отвечать односложно, или вообще пойдет врать напропалую – попробуй потом отличить зерна от плевел.

– Вы знали о том, что Сережу хочет забрать отец? – спросила я.

– Знала, конечно, – пожала плечами Сокольникова. – Только не очень-то я в это верила.

– Почему?

– Да потому что кому это надо – с чужим ребенком возиться? Это я про его теперешнюю жену говорю. Зачем ей это? Я была уверена, что она его все равно переубедит забирать Сережу. Не лаской, так хитростью или угрозами – женщина же всегда своего добьется, верно?

Вот сейчас она была сама собой, абсолютно искренней, в этом я не сомневалась.

– А вы разве знакомы с его женой?

– Откуда же мне быть с ней знакомой? – воскликнула Сокольникова. – Она ведь живет в Санкт-Петербурге! Я просто представляю, как повела бы себя на ее месте любая женщина.

Я не стала спорить и спросила:

– Можно мне сейчас поговорить с тем мальчиком, который лежал с Сережей в изоляторе?

Сокольникова чуть отдернула левый рукав блузки и взглянула на изящные часики.

– Можно, у них уже закончились занятия. Средние и старшие классы у нас учатся в первую смену, а младшие – во вторую, – пояснила она. – Вас проводить к нему?

– Да, пожалуйста, – попросила я.

Мы отправились вниз по лестнице. По дороге я спросила Валерию Георгиевну, как она может охарактеризовать этого воспитанника, но та ответила, что работает в младшей группе и старшеклассников знает только в лицо. Я приняла ее отмазку, решив не настаивать.

Андрей Никифоров оказался сероглазым и темноволосым мальчишкой, не очень высоким, но стройным, с коротким ежиком на голове. Мы застали его в столовой, где он с удовольствием допивал компот из сухофруктов.

– Никифоров, ты пообедал? – спросила Валерия Георгиевна.

– Да, – ответил пацан.

– Тогда сдай стакан и побеседуй с Татьяной Александровной, она из милиции, – заявила Сокольникова, оставаясь стоять рядом со мной.

– Спасибо, вы мне больше не нужны, – улыбнулась я.

На лице Валерии Георгиевны выразилось сомнение, связанное, как я подумала, с тем, стоит ли оставлять воспитанника наедине с моими вопросами. Потом она все же кивнула и, быстро повернувшись, пошла к лестнице. Я решила, что она сейчас пришлет сюда Аделаиду Анатольевну, и не ошиблась. Но пока заведующая прибыла из своего кабинета, я успела задать Никифорову несколько вопросов. Парень, чувствовалось, был не очень-то рад этому разговору. Он нахмурился, смотрел в пол и отвечал неохотно.

– Андрей, тебе нечего бояться, – начала я самым мягким тоном, на который была способна. – Расскажи мне о той ночи, когда умер Сережа Губанов.

– Да я спал, – сказал Никифоров. – Мне лекарства давали, я с них каждую ночь спал как убитый.

– Хорошо, тогда расскажи, что происходило вечером, перед сном?

Андрей еще больше нахмурился.

– Да ничего особенного. Воспитатели стали всех спать укладывать, а Губанов никак не хотел ложиться. А я уже лекарство выпил, и у меня глаза слипались. Я еще сказал ему, мол, будешь шуметь – уши оборву. А потом просто отрубился.

– А Варвару Михайловну ты видел перед сном?

– Конечно, она несколько раз к нам заходила, все тоже Губанова уговаривала, чтобы он ложился.

– Она кричала на него?

– Да нет, – пожал плечами Андрей. – Она вообще почти не кричит никогда.

– Ты к ней хорошо относишься?

Никифоров отвернулся от меня. Потом сказал:

– Она очень хорошая и добрая. А если кто на нее наговаривает, не верьте.

– Но она же сама призналась в убийстве Сережи, – тихо напомнила я, думая, что все дети все равно уже в курсе сегодняшних событий.

Никифоров совсем насупился.

– Я не знаю, – наконец сказал он. – Если она в милиции, то они, наверное, разберутся, да?

Он посмотрел мне в глаза.

– Если они не разберутся, то я помогу, – улыбнувшись, пообещала я ему.

– У нас ее все любят, – добавил Андрей.

В это время, стуча каблуками, к нам торопливо приближалась Аделаида Анатольевна.

– Татьяна Александровна, мы можем пригласить Андрея ко мне в кабинет, там будет удобнее, – заговорила она еще метра за два до нас.

– Да мы уже обо всем поговорили, – обнадежила я ее. – Я больше не хочу задерживать Андрея.

Никифоров посмотрел на заведующую и, получив согласный кивок, вышел из столовой.

– А вот теперь пойдемте к вам, – сказала я. – Мне еще кое-что нужно.

Мы снова расселись по обе стороны полированного стола, и я попросила у Морозниковой личное дело Сережи Губанова. Помявшись, та все-таки нашла его в шкафу среди множества других папок и протянула мне. Я сказала, что возьму его домой и верну, как только оно перестанет быть мне нужным. Морозникова неохотно, но согласилась. Кроме этого, я попросила у нее координаты отца Сережи Губанова.

– Ой, а я даже и не знаю, что вам сказать, – растерялась та.

– Как же это? Разве он не говорил вам, как с ним связаться?

– Нет, в первый свой приход он, конечно же, оставлял свой питерский адрес и телефон… Кроме того… Сейчас.

Аделаида Анатольевна засуетилась, полезла в свой стол и вскоре достала листок бумаги.

– Вот его питерские координаты, – сказала она. – И мобильный телефон. А жил он здесь, по его словам, в гостинице «Тарасовская». Но где он остановился сейчас, я не знаю. А вы что, хотите с ним встретиться?

– Не знаю, возможно, придется, – пожала я плечами.

Морозникова поежилась – видимо, ей самой совершенно не хотелось больше встречаться с этим человеком. Затем я получила от нее аванс, после чего сказала:

– На этом мы с вами распрощаемся, а вечером я вам позвоню. Но предупреждаю, Аделаида Анатольевна, что моя работа может закончиться уже сегодня. В случае, если я буду убеждена в том, что Варвара Михайловна действительно виновна в смерти Сергея.

Заведующая детским домом грустно кивнула мне и попрощалась.

Выйдя во двор, я быстро пошла к своей машине. С остальными воспитанниками я посчитала пока излишним общаться. Возможно, все станет ясно уже очень скоро и в этом вообще не будет необходимости. В данный момент я собиралась отправиться в Кировский РОВД, чтобы пообщаться с кем-нибудь из своих знакомых милиционеров.

ГЛАВА 2

– Вот так вот, Толя, теперь с родными женами поступают! Говорила мне мама, чтобы замуж за него не шла – нет, не послушалась! Вот теперь всю жизнь и расплачиваюсь! А уж могла бы… В восемнадцать-то лет видел бы ты меня! Да красивее меня ни одной девки во всей округе не было! Парни табунами за мной ходили, а я на этого бездомного позарилась! Жить к себе пустила, прописала, как человека! А он мне вон как отплатил! Тогда бросил и сейчас как с собакой! Даже хуже! Собаке-то хозяин хоть кусок какой бросает, а мне – вообще ничего!