Дорога на космодром, стр. 86

После смерти Брауна его преемник – новый директор космического центра имени Маршалла в США Вильям Лукас написал, что у Вернера фон Брауна была душа поэта. Какой кошмарный образ: поэт, идущий среди холмов из человеческих трупов…

Война кончилась для Брауна 2 мая 1945 года в тиши чудесного курортного городка Гармиш-Патенкирхен в предгорьях Альп, который давно облюбовали горнолыжники. Добираясь до Гармиш-Партенкирхена, Браун попал в автомобильную катастрофу, сломал плечо и руку. И американцев он встретил в гипсе. Сохранились кинокадры: оживленный, веселый Браун в длинном, по тогдашней моде, пальто с оттопыренной в лубке рукой. Явно позирует перед кинокамерой. Об этих кадрах потом писали: «Когда он сдавался американцам, он выглядел больше как знаменитость, а не как пленник». Да, что такое плен, он так и не узнал…

Среди американских военных был и профессор Гетц Энтони Брифс из Вашингтона. Он как раз искал Брауна. Хотел познакомиться. Поговорить. Встретились, поговорили, ро договорились. Так доктор Вернер фон Браун, генерал-лейтенант Вальтер Дорнбергер и другие крупнейшие ракетные специалисты побежденной Германии оказались в США. Вместе с ними приехало и около сотни ракет Фау-2. Первая из них была запущена в Техасе через год – 10 мая 1946 года. Первая из семидесяти.

С этого времени Браун становится ведущей фигурой в американской ракетной технике. Ему подчиняются лаборатории и арсеналы ракетного центра имени Маршалла в городке Хантсвилл в штате Алабама, где работает несколько тысяч высококвалифицированных специалистов. В 1952-1956 годах Браун возглавляет все космические разработки США. Он принимает участие в создании первого американского искусственного спутника Земли, в конструировании космических ракет «Сатурн», лунного модуля и орбитальной станции «Скайлэб». В январе 1970 года газета «Вашингтон пост» писала: «Последние 25 лет он (Браун. - Я. Г.) был главным ракетчиком страны». Как раз в это время Браун переезжает из Хантсвилла в штаб-квартиру Национального управления по аэронавтике и исследованию космического пространства (НАСА) в Вашингтоне и становится заместителем директора НАСА по планированию пилотируемых космических полетов. Он умел работать, работал много и увлеченно. О нем снят фильм. Такой, какой ему хотелось. О нем написаны книги. Тоже такие, какие он хотел бы прочитать. В книгах рассказывается про его жену, про двух дочерей и сына, про то, как он любит водить самолет, удить рыбу и охотиться на пугливого американского северного оленя карибу.

В 60 лет он подал в отставку и, как и подобает настоящему американцу [40], занялся частным препринимательством: стал вице-президентом фирмы, разрабатывающей коммерческие спутники связи.

16 июня 1977 года Вернер фон Браун умер от рака в маленьком городке Александрия, километрах в сорока от американской столицы.

Читая статьи и интервью фон Брауна, я делал выписки. Случайно в блокнот две строчки легли рядом:

«Космонавтика – вот все, что меня интересует».

«Для науки не существует понятия мораль».

Я прочитал эти такие непохожие друг на друга строчки и задумался. И вспомнил еще одну, тоже короткую строчку, которую написал мудрый француз Франсуа Рабле давно, еще в XVI веке: «Знание без совести – это крушение души».

Глава 6

На пороге

Рабочий день в редакции длился девятнадцать часов. Я подсчитал это позднее, когда на рассвете вышел из огромного здания комбината «Правда». Было это 16 мая 1958 года. Накануне был запущен третий искусственный спутник Земли, аппарат фантастических размеров и циклопического по тем временам веса. Все газеты опаздывали по срокам выхода, и, когда мы подписали номер, за окном уже стояло ясное голубое утро и шумели птицы в липовом ряду у Дворца культуры, как шумят они только в эти прекрасные минуты явления Солнца Земле. На радостное птичье разноголосье за окном накладывался бездушный стук телетайпа, который все еще стучал, чеканил, гнал зарубежные отклики на запуск огромного спутника. Я машинально взял кусок ленты: «Рим, 15 мая. Русские вбили еще одну сваю моста в космос…» Отрешенно подумал, что заголовок недурен, и бросил ленту в корзину.

Основатель практической космонавтики Сергей Павлович Королев.

Мосты начинают строить с берега. И нужны мосты берегам, а не рекам. Этими простыми истинами и руководствовался всю свою жизнь Сергей Павлович Королев. Содеянное им позволяет называть его отцом практической космонавтики. Это определение соотносит Королева с Циолковским – отцом космонавтики теоретической. Два эти человека, накрепко связанные ими же рожденной новой эрой в истории земной цивилизации, немыслимые сегодня друг без друга, закономерно друг другу необходимые, поражают не только несхожестью своих человеческих характеров, но, что важнее во много раз, – несхожестью той духовной атмосферы, которая их окружала и определила их судьбы. Трагизм всей личности Циолковского в его постоянном движении против ветра времени. То, что его не понимали калужские мещане, – еще не беда. Беда, что его не могли понять умы светлейшие, таланты бесспорные, такие, например, как Николай Егорович Жуковский. Часто говорят и пишут о том, что Циолковский обогнал свое время, да вы и сами понимаете, что так оно и было. Только в самом конце жизни, когда старость замедлила движение этого гениального человека, а победный марш новой жизни повысил все ритмы России Октября, только в эти годы время начало догонять Циолковского. И тут появился Королев.

По старому стилю Сергей Павлович Королев родился в ночь на 31 декабря 1906 года в украинском городе Житомире в семье учителя. Распад этой семьи приводит Сережу – совсем маленького мальчика – в дом бабки в маленьком зеленом городишке Нежине, неподалеку от Киева. Некоторое время он живет и в Киеве, а затем вместе с матерью и отчимом переезжает в Одессу. В Одессе, по которой много раз прокатывались валы гражданской войны, и прошло отрочество будущего Главного конструктора космической техники. В те годы очень нелегко приходилось взрослым и совсем тяжело – детям. Дети взрослели со стремительностью, нам сегодня непонятной и удивительной. Конечно, в 10-13 лет Сережа Королев оставался ребенком, но рядом с мальчишеской жизнью его, внутри этой жизни, росли заботы вовсе не детские, вставали вопросы совсем не ребячьи. Уже не из нежинских сказок – на его глазах рождались понятия добра и зла, произвола и справедливости, смелости и трусости. Григорий Котовский был знаком ему не по кинематографу – они могли встретиться на одесских улицах. Николай Ласточкин был не отвлеченным, забронзовевшим героем гражданской войны, Сергей мог видеть в порту, как гнали его белогвардейские палачи, связанного и избитого, в трюм превращенной в тюрьму баржи. Через многие годы люди будут удивляться необыкновенной способности Королева определять суть человека. Не здесь ли, в Одессе, корни этого трудного таланта? Эти суровые годы освободили его жадный мозг от канонических методов педагогики, чем, конечно, нанесли урон его образованию. Но они же позволили ему по-своему увидеть и понять огромную и сложную панораму жизни, открывшуюся перед ним. Они ускорили для него процесс выбора симпатий и увлечений, вызревания вкусов и наклонностей, короче – ускорили процесс определения его человеческого «я». И тогда уже не удивительно, что к 16-18 годам его жизни этот процесс, по существу, завершится: мальчик превратится во взрослого человека.

Девиз совсем юного Сергея Королева: «Строить летательные аппараты и летать на них!» Проект своего первого планера, который, очевидно, навсегда затерялся в архивах харьковского Общества друзей воздушного флота, куда Сергей отослал его, был закончен летом 1924 года. Таким образом, в 17 лет он уже заявил о том, что выбрал свой путь. И выбор этот – первое подтверждение полного совпадения личных устремлений Королева с требованиями его времени. Именно в эти годы самым популярным в стране лозунгом становится: «Даешь самолет!» Именно в Одессе, кумиром которой был Уточкин, где уже в 1913 году существовал самолетостроительный завод, где летали первые красные военлеты, так называли тогда летчиков ВВС, – именно там влюбился Сергей Королев в голубой простор неба, именно там решил посвятить себя авиации.