Дорога на космодром, стр. 46

Ферма тетушки Эффи не очень годилась для ракетного полигона, и в июле 1930 года Годдард с семьей переезжает в штат Невада – один из самых пустынных уголков Америки. Здесь на ранчо Маскалеро, в большом доме в испанском стиле, и разместилось семейство Годдарда и пять его сотрудников. Тут же была организована мастерская и построена шестиметровая башня для запуска маленьких ракет. Большие ракеты, которые во время испытаний могли – не приведи господи – взорвать все ранчо, возили за 24 километра, в пустыню, где соорудили 18-метровую стартовую башню и вырыли два бункера в 15 и 300 метрах от старта. Это был уже настоящий полигон.

Годдард строит, испытывает и запускает жидкостные ракеты до конца 1941 года. Последние годы жизни он работает по военным контрактам, строит самолетные ракетные двигатели, руководит испытательной ракетной базой Военно-Морского Флота, консультирует по договорам с промышленными корпорациями.

Годдард умер в больнице города Балтимора после операции горла 10 августа 1945 года.

Тихие и незаметные похороны в родном Вустере еще раз показали, что и сам он, и его работы мало кого интересовали. Потребовались годы, чтобы нашла его слава, чтобы вспомнили его труды, назвали его именем космический центр и учредили в его честь медаль. Принимая в 1966 году эту медаль, как награду за поддержку космических исследований, американский президент Л. Джонсон говорил, что Годдарда, «как многих других пророков, долго не признавали в его собственной стране». Это правда. И факт этот можно объяснить не только технической близорукостью и неверием в ракетную технику.

Созданные с таким трудом конструкции…

…часто превращались просто в куски искореженного металла.

Ведь и сегодня, когда Годдард по праву занял свое место в почетном списке пионеров ракетной техники, трудно однозначно оценить его безусловно новаторскую работу. С одной стороны, он впервые ввел в ракетную технику многие ценные новинки, которые и по сей день с успехом используются. Годдарду принадлежит идея турбонасосного агрегата (ТНА) для перекачки жидкого топлива из баков в камеру сгорания. Он впервые расположил цилиндрические баки один за другим по оси ракеты. Одним из первых понял Годдард перспективность многоступенчатых ракет и много ими занимался. На его ракетах стояли первые газовые рули. Впервые на практике применил он и гироскоп. Да что там говорить – человек получил 214 патентов, и почти все его изобретения имеют отношение к ракетной технике.

Но с другой стороны, если подвести итог жизни Годдарда, то увидишь, что, как и многие другие пионеры космонавтики, это трагическая личность. Ему не только не удалось запустить ракету на Луну, но вообще не удалось создать хотя бы одну завершенную и надежно работающую конструкцию. Большое разочарование в кругах ракетчиков вызвала неудачная попытка Годдарда запустить в июне 1929 года большую, 7-метровую, ракету с ЖРД. Ракета взорвалась в 300 метрах над землей. И в дальнейшем ни одна ракета Годдарда не поднималась выше трех километров. Дж. Малина, относившийся к нему с большим уважением и симпатией, признает: «Это был изобретательный человек, с хорошей научной подготовкой, но он не был творцом науки и относился к себе слишком серьезно. Если бы он больше доверял другим, то, я думаю, разработал бы работоспособные высотные ракеты и его достижения оказались бы большими. Но то, что он не слушал других специалистов и не общался с ними, препятствовало его достижениям». Вряд ли возможно говорить о «школе Годдарда» так, как говорим мы о «школе Королева». «Нельзя установить прямую связь между Годдардом и современной ракетной техникой. Он на том ответвлении, которое отмерло…» – пишет Малина. В одном из писем 1938 года он отмечает: «…Годдард в своих исследованиях почти на том же месте, что и два года назад. Мы пришли к выводу, что годдардовский метод исследования трудно понять».

Трудный характер Годдарда и сознательная самоизоляция, на которую он сам себя обрек, привели к тому, что, начав раньше других, он уже в 30-х годах утратил свое лидерство. Наверное, он чувствовал это, ведь тому, кто ищет, особенно нужна поддержка людей, уверенных, что он найдет. В ноябре 1925 года газета «Беднота» писала о том, что «американский ученый Годдард намерен поехать в СССР для совместной с Циолковским разработки подробностей полета на Луну». Планировал ли Годдард такую поездку или выдумка это – не знаю. Но мне кажется, правда где-то близко: его самого тяготило уединение. Может быть, он не нуждался в учителях, но, как каждый талант, он нуждался в учениках. А у него вместо учеников были только помощники. И я не знаю, что нужно делать: осуждать за это Годдарда или жалеть его…

Римский философ Сенека-младший сказал однажды, что «величие некоторых дел состоит не столько в размерах, сколько в своевременности их». Дело Роберта Годдарда было очень своевременным. Пора было пускать ракеты. Пришло время их пускать. И вслед за Годдардом к практическим работам приступают другие пионеры космонавтики. Пламя разгорается. Пламя идей Циолковского. Пламя ракетных стартов.

Глава 4

Неистовые межпланетчики

Эта книга – не история космонавтики. Это просто история с отступлениями. Придирчивый читатель непременно найдет в них какой-нибудь пробел и назидательно добавит: «И об этом тоже стоило бы упомянуть». Конечно, мой рассказ субъективен. И строителей дороги на космодром я хочу показать вам такими, какими вижу их сам – по-другому не умею. И если, на мою радость, этот рассказ возбудит вашу любознательность, вы легко сможете избавиться от навязанных мною оценок и настроений, прочитав более строгие книги. И я буду очень рад, даже горд, если (теперь уже на вашу радость) эта книга станет ключом, которым вы отопрете замечательную книжную кладовую космонавтики.

Разговор этот, успокаивающий автора видимостью защиты от критиков, не случайно затеял я именно сейчас, в начале именно этой главы. Ее герои собраны вместе только волей автора. Они не работали сообща. Жили в разных странах. Даже по возрасту их объединить трудно. Макс Валье, например, почти ровесник Германа Оберта, разница меньше года, а Вальтер Гоман старше Макса на 15 лет – это люди разных поколений. Вклад их в космонавтику тоже не равноценен. Движения их мысли непохожи: одни, зная о работах предшественников и современников, закладывали их в фундамент собственных зданий. Другие, отложив в сторону чужие чертежи, изобретали свои архитектурные стили. Третьим и откладывать было нечего – они считали себя самыми первыми.

Всех их, молодых и не очень, богатых и бедных, добрых и злых, одиночек и коллективистов, теоретиков и экспериментаторов, объединяет одно – страсть! Страсть к космосу, страстная вера в реальность межпланетных путешествий, страстное желание приблизить день заатмосферного старта человека.

Всеми ими властно владела всепоглощающая мечта, рождающая особое состояние души, близкое к поэтическому вдохновению. Послушайте, как они говорили о своей мечте, с какой верой, с какой болью, с какой надеждой.

«Кто, устремляя в ясную осеннюю ночь свои взоры к небу, при виде сверкающих на нем звезд, не думал о том, что там, на далеких планетах, может быть, живут подобные нам разумные существа, опередившие нас в культуре на многие тысячи лет. – писал Фридрих Цандер. – Какие несметные культурные ценности могли бы быть доставлены на земной шар, земной науке, если бы удалось туда перелететь человеку, и какую минимальную затрату надо произвести на такое великое дело в сравнении с тем, что бесполезно тратится человеком».

И как эхо, несущееся через тридевять земель, словно другой куплет общего космического гимна, звучащего на разных языках, слышится голос Макса Валье:

«Кто в летнюю лунную ночь не испытывал горячего желания воспарить к звездам и увидать позади себя свободно висящую в пространстве Землю в виде золотого шара, становящегося все меньше и меньше и, наконец, исчезающего в мироздании алмазной песчинкой. Кто не испытывал желания, освободившись от цепей тяжести, воочию любоваться вблизи чудесами звездных миров? Мечты! И все же разве мало осуществилось в настоящее время из того, что нашим отдаленным предкам когда-то казалось чудесным сном?