Последняя битва, стр. 37

— Н-ну л-л-ладн-но. А где в правилах написано, что мне запрещается сидеть под зонтиком? А?

Бахвал потихоньку стащил один из использованных платочков Дотти и теперь утирался им, искоса со скрытым торжеством Поглядывая на судью.

— Гм-м-м, да, ваше величество. Тогда мы так решим.

Если молодая особа тоже затребует зонтик, то вы оба их получите. Но если нет, то, к сожалению, вам тоже придется обойтись без зонта, чтобы оба оставались в равных условиях. Мисс Доротея, не желаете ли вы получить зонтик, чтобы прикрыть голову от солнечных лучей?

Дотти задумчиво ковыряла лесной пирог:

— Благодарю вас, не стоит. День так чудесен! Я наслаждаюсь этим по-настоящему летним солнцем, сэр!

Судья подошел к Бахвалу и пожал плечами: — Ничего не поделаешь, сир, юная особа не желает сидеть под зонтом. Придется вам продолжать соревнование, сидя на солнцепеке.

Бахвал, роняя крошки, повернулся к сопернице:

— Н-ну, все равно я тебя побью, кривляка-ломака. — И он опустошил подряд два кубка охлажденного вина, надеясь таким образом спастись от жары.

Наступил полдень. Солнце нещадно пекло макушки противников. Дотти насытилась «под завязку». Ни смотреть на пищу, ни нюхать ее, ни думать о ней не хотелось. Но приходилось есть, да еще и лучезарно улыбаться. Она поражалась, как Бахвал, потея и пыхтя, продолжал заглатывать пищу. Теперь он уже пожирал все подряд, без разбору. Пироги, пудинги, хлебцы, салаты, суфле, пирожные… Вино расплескивалось из кубка, но и внутрь попадало немало. Как и все мартовские зайцы, Бахвал был непредсказуем. Жуя клубничный слоеный торт, он вдруг подмигнул Дотти:

— Хочешь, э-э, перехитрить меня, малышка? Жуешь медленно? А я тоже могу жевать медленно. И сидеть здесь до заката.

Дотти отставила чашку мятного чая и взяла маленькое миндальное пирожное. Впервые Бахвал заметил на ее физиономии признаки беспокойства. Она тщательно вытерла ложку.

— Да пожалуйста. Мне совершенно безразлично, с какой скоростью вы уплетаете свою еду.

Бахвал торжествующе улыбнулся и стал жевать медленно-медленно. Он спокойно выцедил вино из кубка и не спеша взял медовик. Медленно-медленно сжевал его, запивая крохотными глоточками вина.

Солнце уже склонялось к закату. Большинство зрителей спряталось в тени береговых ив. Дотти боролась с тонким ломтиком сухого хлеба, ненавидя даже мысли о еде. Леволап и Лапоплет о ней забыли, сосредоточив все внимание на короле, подкладывая ему в тарелку пищу, подливая в кубок вино. И все время зевали. Рядом жужжали пчелы, воздух затих, остатки зрителей сонно молчали у края ринга.

И тут веки короля Бахвала начали слипаться. Он закивал головой, точнее — начал клевать носом. Изо рта выскользнул кусок пирожка с дикой вишней. Лапоплет подмигнул Дотти — та затаила дыхание. Недопитый кубок Бахвала опрокинулся, вино разлилось по столу, но он этого не заметил. Уши горного зайца опустились, и он захрапел.

Дотти вяло жевала, откусывая от того же кусочка хлеба. Ей казалось, что прошла целая вечность, прежде чем лорд Броктри тяжело затопал к судье. Задремавший судья выпрямился и захлопал ресницами:

— Гм, сюда не следует входить зрителям, сэр.

Броктри согласно кивал головой:

— Понимаю и прошу прощения, но отсюда вам плохо видно, что один из соревнующихся перестал принимать пищу.

— Перестал, говорите? — Судья поспешил к столу. Дотти лапой с зажатым в ней куском хлеба указала на Бахвала.

— Извините, но, может быть, вы сумеете его разбудить?

Бахвал лежал головой в яблочном пироге и вовсю храпел. Судья озабоченно покачал головой, осторожно, чтобы не наступать на пищу, влез на стол и закричал:

— Мисс Доротея, гм, да, мисс Доротея объявляется победителем!!!

Далее он огласил все пункты и параграфы правил, установленных самим королем, и призвал судейскую коллегию утвердить результат.

Король Бахвал всего этого не слышал и не видел, он спал на своем яблочном пироге. Толпа горных зайцев погрузила его на тележку и увезла. Храпящего, измазанного яблочным пирогом. Побежденного!

Дотти с неудовольствием повела ушами и шепотом сказала:

— Знаете, у меня такое чувство, что мы сжульничали.

Лог-а-Лог Гренн заткнула бочонок. Она встряхнула его, прислушиваясь к плеску содержимого.

— Почти полбочонка вылакал, негодяй. Сжульничали? Ничего подобного. Я что, насильно вливала в него это вино? Он сам себя победил, своей беспечностью и бахвальством, так, Юкка?

Юкка в это время помогала зайчихе подняться. Ее обычно серьезные черты смягчились в улыбке.

— Вставай, вставай! Гренн, подхвати ее с другой стороны. Для исцеления необходима длительная прогулка. Если она не поможет, то у белок есть еще одно сильнодействующее средство для спасения обжор. Правда, Резвый?

Старый заяц хмуро покосился на Юкку. Еще бы он забыл!

— Топай, Дотти, топай, милая, пока лапы не оттопаешь. Иначе эти хвостатые отравители зайцев сварят тебе всю гадость, которая есть с лесу, а потом усядутся на тебя и заставят выпить.

Броктри и Груб следили, как зайчиха, пошатываясь, бредет между белкой и землеройкой. Барсук довольно сказал:

— Из нее получится хорошая королева, она смелая, решительная, сообразительная.

— А завтра еще один утл соревнований. Крохотная она, Бахвал вон какой здоловенный…

Броктри повернул голову к восседающему на рукояти меча Кеглюну:

— Ты, как всегда, прав, негодник. По правилам Бахвала, эти две победы ничего не стоят, если он победит завтра.

Барсук тяжело вздохнул. В его голове роились мысли. Он думал о старом отце, Каменной Лапе, о Саламандастроне. Об армии, которую он должен собрать, чтобы вернуть Саламандастрон. И все его планы, мечты и надежды связаны с Дотти. Да, она смелая, решительная. Но Бахвал — опытный боец, на его счету множество побед. И он не слишком честен. Может быть, Кеглюн прав? Может быть, Дотти слишком мала, слаба, неопытна для победы над королем Бахвалом Большие Кости в этом решающем туре состязаний?

24

Еще один враг появился у Унгатт-Транна в ту ночь, когда Гроддил сбежал из подземной пещеры. Разбитый, измученный, полностью истощенный, лис оказался в море. Полумертвого — но и полуживого — его вышвырнуло из туннеля, по которому он ковылял, все больше отставая от Фрола, несущегося вперед, вперед… прямо на крабов.

Течение сносило вцепившегося в какую-то деревяшку Гроддила к югу. Он наблюдал за исчезающим Саламандастроном и поклялся вернуться. Гроддил дрожал от холода, глаза разъедала соленая морская вода, но дух его пылал огнем мщения.

На следующий вечер Унгатт-Транн председательствовал на суде над четырьмя синими крысами. Их доставил Карангул, единственный, кроме Гроддила, лис на службе дикого кота. Карангул носил звание шеф-капитана, главы всей громадной транновской флотилии.

Дотошный и въедливый, он следил за каждой мелочью на своих судах, тщательно соблюдал все законы и правила, установленные хозяином. Мало что ускользало от его внимания.

Странным скрипучим голосом он дал показания:

— В чем обвиняются эти ничтожества, ваше величество? Сообщаю. Они ловят рыбу, утаивают ее и съедают.

Четыре преступника стояли перед Унгатт-Транном на коленях. Их шеи обматывала одна толстая веревка. Дикий кот какое-то время наблюдал за своими пауками, потом повернулся к крысам, как будто только что их увидев.

— Знаете ли вы, что следует делать с каждой пойманной рыбой? — вопросил он.

Карангул пнул ближайшую к нему крысу:

— Ты отвечай!

— Отдавать ее капитану рыболовного отряда, — гнусаво прозвучало в ответ.

В голосе дикого кота не было гнева. В нем вообще не было никаких эмоций.

— Стало быть, ты знаешь закон. Почему же ты его нарушил и съел рыбу?

Не дожидаясь пинков, другой связанный поднялся и с мрачным вызовом ответил:

— Потому что нам два дня не давали ничего есть. Мы голодаем!

Унгатт-Транн улыбнулся, и крысы содрогнулись. Они знали, что обещала эта улыбка.