Дети мира, стр. 37

Поначалу озорники часто дразнили его, стараясь вызвать хоть на какой-нибудь разговор. Но все их старания были напрасны. Миле делал вид, что ничего не видит и не слышит. Наконец ребята оставили его в покое и лишь изредка спрашивали:

— Эй, Нет, ты, случаем, не проглотил язык?

— Эй, Нет, что у тебя во рту?

— Эй, Нет, смотри, говорить разучишься!

Дни шли за днями, а Миле по-прежнему оставался каким-то странным и замкнутым. И лицо у него всегда было очень грустное. Учительница долго ломала голову над тем, как ей проникнуть в душу своего ученика, и наконец придумала.

Однажды она задала ребятам домашнее сочинение на тему «Мой отец». Теперь-то уж наверняка узнает, в каких условиях живет этот странный, непонятный мальчик. На следующий день, проверяя тетради, она прочла в тетради Миле: «Отца нет. Не помню его». И больше ни слова.

— Миле, что случилось с твоим отцом? — участливым тоном спросила учительница.

— Умер.

— Когда?

— Давно, я его не помню…

Ребята решили, что Миле такой тихий и печальный потому, что у него нет отца. Они прониклись к нему сочувствием и перестали дразнить его «Нет».

В другой раз учительница задала им сочинение на тему «Моя мать». На следующий день она не стала собирать тетради.

— Миле, прочти нам, что ты написал, — попросила учительница.

Все повернулись к Миле. Миле встал. Лицо его было бледнее обычного. Несколько раз он облизнул сухие губы и, держа дрожащими руками тетрадь и не поднимая глаз, начал читать:

МОЯ МАТЬ

Моя мать много работает. Мне ее очень жаль. Вечером она возвращается домой усталая. Руки у нее красные и опухшие от стирки. Она стирает чужое белье. Я ее очень люблю, но никогда не говорю ей об этом, потому что она бы начала волноваться и плакать. А мне больно видеть ее слезы. Она меня очень любит, всегда мне что-нибудь покупает, а о себе не думает… Она всегда печальна, и я боюсь, как бы она не заболела….

Миле остановился и опустил глаза, на которых блестели слезы.

— Читай дальше, Миле, — попросила учительница.

В классе была мертвая тишина. Слышно было, как муха пролетит. Все взгляды и мысли были обращены к Миле и его матери.

— «Моя мать, моя мать…» — снова начал Миле, но тут же остановился. Он не мог читать дальше — голос его дрогнул, а глаза наполнились слезами. Он выронил тетрадь и закрыл лицо руками. В классе слышались только его всхлипывания.

— Садись, Миле, — ласково сказала учительница.

Миле сел за парту. Глаза смотревших на него ребят застилали слезы. Эта незнакомая женщина казалась им сейчас такой близкой и родной. И они беспокоились за нее, как за родную мать. Ребята знали: те несколько строчек, которые Миле написал о своей матери, гораздо значительнее всего того, что написали они все, вместе взятые.

Кристина Бренкова

КРУЖКА КАШИ

Перевела со словенского И. Макаровская.

Рис. Г. Епишина.

Дети мира - b35.png
ет ничего вкуснее гречневой каши. Андрею ее варила бабушка. Вкусно варила, но медленно. Так не хватало того волшебного горшочка, который в один миг наварил каши для целой деревни. Вот бы подарили его Андрею ко дню рождения!

Как-то проснулся Андрей, и очень захотелось ему гречневой каши. Он вскочил, побежал в кухню и дернул бабушку за передник.

— Чего тебе, внучек? — спросила добрая бабушка и на всякий случай налила ему горячего молока в кружку с золотым ободком.

— Гречневой каши! — выпалил Андрей, хотя отлично знал, что у бабушки и без него дел по горло. Ведь ее ждала корова Зорька со своим теленком, ждали куры, которым всю ночь снились вкусные золотые зерна, а кроме того, надо было бабушке еще приготовить обед и испечь хлеб.

— Гречневую кашу к обеду сварю, — сказала бабушка и, ласково поглядев на внука, добавила: — Хорошенько умойся в ручье и садись завтракать.

Ручей журчал рядом с бабушкиным домом и ластился к его стенам. Вода в нем была прозрачная и чистая. Под бурыми камнями, лежавшими на дне, водилась форель, и Андрей каждый день обшаривал все камни. А в дни большой стирки он помогал тете Юлке стирать на каменной доске и полоскать белье в ручье. В ручье же он и умывался, если, конечно, бабушка не забывала напомнить ему об этом. Впрочем, у бабушек обычно бывает хорошая память.

Так вот, в то утро, о котором мы повели речь, Андрей, как всегда, обшарил камни, не найдя ни единой форели (надо бы пораньше встать!), побродил с полчаса по берегу ручья и, забыв умыться, направился к дому.

И, хотя бабушка обещала кашу только к обеду, на кленовом столе уже стояла тарелка гречневой каши с топленым маслом. Андрей бросил на бабушку благодарный взгляд и принялся за дело.

Каши на тарелке оставалось совсем немножко, когда почтальон принес письмо от родителей. Они писали, что ждут Андрея сегодня же с дневным поездом и встретят его на вокзале.

Бабушка была готова к тому, что Андрей скоро уедет, но ведь до начала учебного года еще далеко. Однако ничего не поделаешь — мальчика будут встречать.

— Выйти надо в одиннадцать, — сказала бабушка. — Работы у меня много. Может, сам до станции дойдешь?

— Дойду, — с достоинством ответил Андрей. — Я уже ходил туда с мамой и с папой.

— Вот и хорошо. У тебя остается два часа.

— Пойду попрощаюсь с Павлом.

Павел, сын мясника, был закадычным другом Андрея.

— Что дать тебе в дорогу? — заботливо спросила бабушка.

— Гречневой каши, — смущенно ответил Андрей.

— Ну ладно уж, на прощанье сварю тебе полный горшок.

Вернулся Андрей, когда солнце стояло почти в зените. С Павлом они прощались сначала у журчащего ручья, потом возле серой каменной церковной ограды, где устроили заключительные олимпийские игры, и уж после того отправились проведать Каро — большую собаку мясника, которая дружелюбно положила лапу на маленькую ладонь мальчика, словно тоже хотела сказать ему «до свиданья». И еще они успели сбегать в сосновый бор и построить там из шишек разные дома, железнодорожную станцию, школу и даже партизанский бункер.

После всего этого принялся Андрей ковырять сухой веткой муравейник под сосной, да вдруг услышал, что бабушка зовет его. Он кубарем скатился с горы и во весь дух помчался домой.

Тетя Юлка собрала Андрею рюкзак. Она положила в него две цветные рубашки, брюки и синюю шапочку, а про кораблики, конечно, забыла. Они стояли на верстаке в дедушкиной мастерской, среди гвоздей и гвоздиков, молотков и клещей. Деревянные кораблики разных размеров. Андрей вырезал их для себя и для брата. К мачтам прикрепил он паруса: белый и красный, синий и оранжевый, розовый и клетчатый. Андрей-то не мог не вспомнить о своей флотилии.

Сложив все в рюкзак, он насовал в карманы гвоздей и гвоздиков, не позабыв при этом позаимствовать у дедушки и молоточек, который ему очень нравился. А дедушке зачем такой крошечный молоточек? Андрей приложил его к кармашку рюкзака — войдет. И на самом деле молоточек безропотно улегся на боковое место.

Андрей нежно погладил сложенные в рюкзак кораблики и подумал вслух:

— Вот брату подарок.

Но тут же полезло в голову: «А что скажет мама, когда увидит молоточек?» — «Ладно, ничего!» — ответил Андрей самому себе и, взяв рюкзак, пошел в кухню. Бабушка, дедушка и тетя Юлка посмотрели в окошко на церковные часы с золотыми римскими цифрами и надели рюкзак Андрею на спину.

— Пора, — сказала бабушка и крепко обняла Андрея.

Потом то же самое сделал дедушка. Он озорно взглянул на внука своими живыми глазами и положил ему на ладошку монету в пятьдесят динаров. Дедушка знает, что надо внуку! Тетя Юлка поправила Андрею рюкзак, дала в руки большую красную кружку с горячей гречневой кашей и проводила до околицы, откуда шла через луг прямая дорога к станции.