Дети мира, стр. 22
Снег все падал и падал, и толстый слой его уже лежал в канавах и на крышах горняцких домов.
Я толкнул приоткрытую дверь и очутился лицом к лицу с лохматым шахтером, соседом дона Педро. Он отложил в сторону шахтерскую лампу, которую чистил, и внимательно поглядел на меня. Лицо его казалось высеченным из камня. Ни один мускул не дрогнул на нем. Взгляд был прямым, губы плотно сжаты. У меня задрожали колени, и краска стыда залила лицо. Я хотел броситься наутек, но ноги мои словно приросли к полу. Я стоял не шелохнувшись. С моего мешка и со старой шляпы на пол стекала вода, образуя под ногами большую лужу.
— Выгнали? — коротко спросил лохматый.
— Да, — вздохнул я.
Вот все, что мы сказали друг другу. Он встал, снял с проволоки над очагом свою одежду и приказал мне:
— Снимай все с себя и ложись в мою кровать!
Я послушно исполнил его приказ. Положил за дверью мешок и раскисшую шляпу. Стянул с себя куртку и штаны и отдал их лохматому.
— Снимай все: и трусы и рубашку! — снова приказал мне шахтер. — Гляди, промок насквозь.
Немного конфузясь, я снял с себя нижнее белье и скользнул в кровать. Шахтер взял мою одежду, выжал ее и развесил над очагом. Потом подложил в очаг несколько чурок и раздул огонь. Яркие оранжевые искры запрыгали в заполнившем комнатенку дыму.
— Так этот прощелыга выгнал тебя, да? — спросил горняк, усаживаясь ко мне на кровать и снова принимаясь чистить лампу.
— Я старался вовсю, но никак не мог работать быстрее, — оправдывался я.
— Понятно, ты небось сидел как вкопанный. А когда работаешь на холоде, надо, чтоб все тело ходуном ходило, не то закоченеешь.
— Я не знал…
— Жизнь всему научит. Дай бог, чтобы еще не простудился и не схватил чахотку.
Последние слова лохматого нагнали на меня страх. Я знал, что чахотка — это страшная болезнь. Мы замолчали.
Что было потом, я уже не помню. Несколько дней я пролежал в бреду. Когда я пришел в себя, то почувствовал страшную жажду: во рту все пересохло, точно туда насыпали горячего песку. Я попросил воды. Дон Педро, который стоял рядом с кроватью, почему-то не давал мне напиться. Как-то странно глядя на меня, он сказал:
— Погоди, паренек, нельзя тебе пока пить! Ты сильно захворал, чуть богу душу не отдал.
Я не настаивал. Все тело у меня ломило, а по голове точно стучали молотком. Губы мои высохли и потрескались. Я едва мог пошевелить ими. На следующий день я кое-как встал с кровати, но выходить на улицу дон Педро запретил мне категорически. Я еще два дня просидел в каморке, готовил обед и штопал старую одежду горняков, которые так по-братски приняли меня. Придя вечером домой, Педро сел на кровать, посадил меня рядом и с грустью сказал:
— Знаешь что, Хуанито, тебе здесь не прижиться. Еще раз прихватит тебя хворь, и больше не выкарабкаешься. Езжай-ка ты лучше в Лиму. Я уже говорил про тебя дону Эстебану, тому, который набирает людей для плантаций. Он сказал, что его просили подыскать мальчонку для помещичьего дома. Вот он тебя и свезет. Видать, так лучше будет. А здесь тебе ни за что не прижиться. Уж больно тебя прихватило.
— Хорошо, дон Педро, — ответил я, забившись в угол кровати.
ПОЛЬША
ПОЛЬСКАЯ НАРОДНАЯ РЕСПУБЛИКА (ПНР).
Государство в Центральной Европе.
Территория — 312 тыс. кв. км.
Население — 32 065 тыс. жителей.
Столица — Варшава (1268 тыс. жит.).
Крупнейшие города: Лодзь, Краков, Вроцлав, Познань.
Стефания Гродзеньская
ПОДВИГ ТОМАША КОТЭКА
Перевел с польского В. Оболевич.
Рис. Е. Мешкова.
Долго искать его дом не пришлось: собравшаяся на улице огромная толпа чествовала героя.
Я с трудом пробилась через стену милиции, охранявшей спокойствие рыцаря вежливости.
Специально созданное бюро выдало мне пропуск на завтра. Сегодня добились аудиенции только иностранные делегаты, представители польского радио и кинохроники.
Рано утром следующего дня я с трепетом ожидала своей очереди на прием к Котэку.
Наконец я предстала перед лицом самого Котэка.
Освоившись с треском фотоаппаратов и светом рефлектора, я с волнением устремила взор на великого соотечественника. На первый взгляд его можно было принять за обыкновенного подростка. Но, присмотревшись внимательнее, я совершенно ясно различила бесспорные признаки благородства, светившегося в каждой черточке его лица.
При виде меня герой вздохнул:
— Опять интервью…
— Прошу вас, расскажите, пожалуйста, как вы совершили подвиг, — робко попросила я.
— Хорошо, слушайте. Буду краток… Первого января я проснулся с каким-то странным желанием сделать что-нибудь прекрасное. Я сказал себе: «Томаш Котэк! Начни Новый год геройским поступком, который надолго останется в благодарной памяти современников!»
— Вы… Вы так и сказали? — прошептала я, дрожа от восторга.
— Это так же точно, как если бы пани сама слышала меня в ту минуту… Я вышел на улицу с твердым решением — не возвращаться домой, пока не сдержу слова. Ах, как я мечтал о том, чтобы какой-нибудь ребенок бежал прямо под автомобиль, а я бы спас его и, может быть, рядом распластался трупом! Я пошел к трамвайной остановке в надежде, что судьба позволит мне проявить клокотавшие вот тут, — он указал на галстук, — добрые чувства. Подошел трамвай…
— Какой трамвай? Вы не могли бы припомнить?
— Никогда в жизни не забуду. Это был восемнадцатый номер, — ответил Котэк сдавленным голосом. Овладев собой, он продолжал: — В трамвае было тесно. Вдруг какой-то гражданин встал и начал пробираться к выходу. Я не растерялся. Бросился к освободившемуся месту и, после короткой борьбы с другими пассажирами, захватил его. И тут я заметил старушку…
Репортеры, прибывшие на пресс-конференцию, затаили дыхание. Котэк, погруженный в собственные мысли, проговорил:
— Нет, я бы, конечно, не обратил внимания на столь обыденное явление. Подумаешь — старуха! Но внутренний голос закричал во мне — вот здесь. — Он указал на пуговицу на рубашке. — «Томаш Котэк! Ты жаждешь подвига — так лови же мгновенье!» Все последующее происходило как во сне… Я не знаю… это было… это случилось… Ах, прошу извинить меня, но я волнуюсь, и мне трудно говорить…
Он вытер нос и напился воды. В комнате воцарилась мертвая тишина. Репортерские перья замерли.
— Тогда, — закончил Томаш, — я уступил ей место.
Раздались аплодисменты.
— О, как это необыкновенно и трогательно! — воскликнула я, едва не лишаясь чувств. Собрав последние силы, я робко спросила: — Расскажите, пожалуйста, как это произошло?
— Я встал и сказал: «Садись, бабка!»
Крупные слезы покатились по моим щекам. Я была растрогана и дрожала. Мужчины рыдали.
РУМЫНИЯ
СОЦИАЛИСТИЧЕСКАЯ РЕСПУБЛИКА РУМЫНИЯ.