В Стране странностей, стр. 82

Капитан проводил меня на площадь Фритьофа Нансена. Ведь именно на рейде Тромсё «Фрам» бросил якорь перед походом к полюсу, и здесь же в счастливейший из дней Нансен снова увидел свой корабль, благополучно выведенный из ледяного плена капитаном Свердрупом.

Потом мы пошли к берегу фиорда, к причалам. Этой дорогой ходят рыбаки и матросы. Вслед им с постамента на невысоком зеленом пригорке смотрит человек, одетый в костюм полярника. У него орлиный профиль, волевое лицо, изборожденное морщинами, глаза, которые как будто видят вдали то, чего не видят другие.

— Я знал его, — сказал капитан. — Я был тогда совсем молодым. Мы все бредили Руалом Амундсеном. Но я не провожал его в последний полет: был в плавании. На памятнике он таков, каким был в то утро.

Руаль Амундсен, начав с матроса зверобойного судна, к закату жизни стал одним из величайших путешественников начала XX века. Еще до похода к Южному полюсу, о котором вы уже знаете, он участвовал в труднейшей антарктической экспедиции; затем на крохотном суденышке три года штурмовал недоступный Северо-Западный проход и сумел пробиться сквозь льды из Атлантического океана в Тихий вдоль северных берегов Америки.

Покорив Южный полюс, Амундсен попытался, подобно Нансену, достичь Северного полюса на вмерзнувшем в лед корабле. Неудача заставила его смело переменить план. Уже не синь морей, а голубой воздушный океан завладел мыслями дерзкого норвежца.

Теперь самолеты привычно летают к Северному полюсу и через него. Но Амундсен задумал полететь туда в 1924 году. Он начал, как говорили, «состязание в беге с самой смертью», потому что тогда самолеты были еще слабыми, тихоходными, ненадежными.

Едва не погибнув во льдах при первых полетах, Амундсен все же не отступал. Он заменил самолет дирижаблем. 12 мая 1926 года рука, водрузившая флаг на южном конце земной оси, сбросила вымпел с борта воздушного корабля, плывущего в небе над Северным полюсом…

Вернувшись из полета, Амундсен сказал встретившим его журналистам: он сделал все, что задумал, считает свою жизнь исследователя законченной и удаляется в тихий дом на берегу Осло-фиорда, чтобы на покое писать книги.

Мне посчастливилось побывать в этом доме. Тень огромного каштана падает на очень обыкновенную деревянную дачку, приткнувшуюся к замшелым скалам. Никаких резных драконов на крыше, внутри все тоже очень обыкновенно. До потолка можно достать рукой. Спальня хозяина едва ли больше каюты на «Фраме», в ней прорублено небольшое, как корабельный иллюминатор, оконце, выходящее на фиорд.

В этом обыкновенном доме хранится обыкновенный с виду камень, принесенный из похода к Южному полюсу, обыкновенный рупор, в который отдавались команды во время штурма Северо-Западного прохода…

Настольный календарь раскрыт на 11 июня 1928 года. В этот день из шкафа был снова извлечен видавший виды полярный костюм. В Тромсё Руаля Амундсена уже ждал самолет. Старый полярник собрался лететь в ледяную пустыню, на помощь команде разбившегося дирижабля итальянской экспедиции Нобиле.

На рассвете 18 июня 1928 года Амундсен прошел к фиорду через тот зеленый холм, на котором теперь стоит памятник. Гидросамолет «Латам» тяжело оторвался от воды и полетел из Тромсё на север.

Никто не знает, что произошло дальше.

Сначала на земле слышали самолет: Амундсен просил сообщить по радио сводку погоды. Потом связь оборвалась, но одному радисту показалось, что он различает слабый сигнал бедствия…

Уже под осень, после того как советский ледокол «Красин» снял со льдины несчастных итальянцев и затем вместе с тремя другими нашими кораблями безуспешно искал следы Амундсена, рыбаки заметили на волнах странный предмет. Они не сразу догадались, что это поплавок гидросамолета.

Потом море принесло пустой бак из-под бензина. На нем различили надпись: «Латам».

Это было все, что осталось от самолета, на котором ушел в свой последний рейс Руаль Амундсен.

За Полярным кругом

На севере «длинной страны» легче бороться с великим Окаменителем, чем в заполярных снегах Швеции. У края норвежской земли солнцу помогает все то же теплое течение. Бухты Тромсё и выдвинувшегося еще дальше на север Хаммерфеста не замерзают даже в разгар зимы.

В те годы, когда я учился в школе, Хаммерфест считали самым северным городом на земном шаре. На его улицах раньше, чем в европейских столицах, появились электрические фонари, потому что тут они были нужнее: долгую полярную ночь Хаммерфест окутывает полумгла, тягостная для человека.

С детства же запомнился мне снимок в Хаммерфесте колонны с мраморным земным шаром на верхушке. В прошлом веке почти сорок лет подряд русские, шведские и норвежские ученые измеряли часть дуги меридиана, которая начиналась у Черного моря и оканчивалась у Северного Ледовитого океана, здесь, в Хаммерфесте. Они сантиметр за сантиметром промерили поперек всю Европу, и в память их трудов на гранитную колонну подняли земной шар.

Попав в Хаммерфест, я, конечно, прежде всего поспешил к ней. Стоит! Точно такая, как на снимках!

Это было удивительно, потому что фашисты, отступая из Хаммерфеста, взорвали и сожгли все, что могли. Город отстроен вновь. Скалы не дали ему разрастись, прижали его к морю, как бы столкнули концы хаммерфестских улиц в воду. На последнем клочке свободной земли построен самый длинный в городе шестиэтажный дом. Приноравливаясь к склону горы, он причудливо вытянулся полуподковой.

А самый важный дом Хаммерфеста — «Финдус». Его серо-розовый массив по-хозяйски занял центр гавани. Рыбаки отдают «Финдусу» свой улов. У «Финдуса» много денег на текущем счету. «Финдус» построил завод. «Финдус» — это компания капиталистов, господствующих на норвежском севере. Некоторые из них живут далеко от Хаммерфеста, в Швейцарии, но исправно получают немалые доходы за счет норвежских рыбаков.

В маленьких кафе Хаммерфеста можно встретить гарпунеров с китобойного судна и стрелков гренландских тюленей. Их полная приключений жизнь достойна отдельной книги — и такая книга мастерски написана Фритьофом Нансеном. Вы можете прочесть ее на русском языке. Она называется «Среди тюленей и белых медведей».

Берлевог, Ботсфиорд, Вардё, Вадсё, Киркенес… Эти небольшие города и поселки норвежского Заполярья, в общем, похожи друг на друга. Они новы по той же причине, что и Хаммерфест: отступая, гитлеровцы оставили за собой пустыню.

Над этими городами и поселками летней ночью светит незаходящее солнце. Олени спускаются из горной тундры к их окраинам. Чайки вместо голубей сидят на коньках крыш. Улицы пропахли рыбой: даже конторский служащий здесь имеет свою лодку и набор снастей, а магазины «Все для рыбака» никогда не пустуют.

В маленьком Ботсфиорде, где я прожил три дня, в первый же вечер друзья повели меня на берег. Кто взял спиннинг, кто просто леску с крючком. Было холодно, на горах вокруг фиорда пятнами лежал снег.

К причалам подходили боты. В больших ящиках на палубе отливали синевой серебристые тушки сайды и трески, розовел морской окунь. Рослые парни выгружали ящики и, скользя по холодному, мокрому бетону, тащили их к дверям склада-холодильника.

Но вот началось чудо. Прямо с причала, возле которого стучали моторы ботов, я, никакой не рыбак, спускал в воду леску, где на крючок был наживлен кусочек сырой селедки, и почти тотчас вытаскивал большую рыбину, такую, что в Подмосковье и не приснится. Я азартно таскал и таскал, забыв о холоде, мокрый, растрепанный…

— Баста! — Кто-то коснулся моего плеча.