По следам М.Р., стр. 63
— К чему такое?
— Сейчас поймешь.
Генька рассказал историю испанской листовки и недовольно вздохнул:
— Люди, вон, древние письменности разбирают, которым по три тысячи лет, а тут двадцати лет не прошло — и ничего не разгадать.
— А может, и разгадывать нечего? — осторожно спросил Тишка.
Генька возмутился. Зря, что ли, наши вспомнили какого-то святого? Филимоныч навел справки, и оказалось, что святой этот — третьеразрядный, и праздник его — не ахти какой важный. Значит, дело не в празднике, а нужен был повод для листовки к определенному дню — четырнадцатому августа. Потому что семнадцатого глубинники должны были встретиться с «Дон-Кихотом». Ясно?
— Похоже. Ну и что?
— Так давай вместе. Твой язык и мои извилины. Идет?
Тишка сперва хотел обидеться, но потом передумал. Уж больно интересно!
— Идет!
И он решительно уселся за стол.
Ребята выписывали изо всех слов подряд первые буквы, потом вторые. Получались длинные строчки.
— Ну? — то и дело спрашивал Генька. — Смысл есть? Складываются слова?
Тишка мотал головой.
Главное было считать внимательно и не сбиться. К концу дня дошли до восьмой буквы, но никакого тайного смысла не обнаружилось. Сочетания получались удивительно нелепыми:
«fbdkku» или «oqqstsrm» Язык сломишь!
На второй день Тишка стал ворчать:
— Может, хватит?
Но Генька уговорил дойти до пятнадцатой буквы, а потом попробовать с конца. Для ускорения перенумеровали строчки и буквы в каждой строке. И двинулись дальше.
На третий день Тишка пришел позже обычного, долго раздевался, кряхтел, жаловался, что уроки одолели.
Повозился с полчаса, потом отодвинул листовку.
— Баста!
— Эх ты! — стал стыдить его Генька. — Тоже мне следопыт! А упорство где? Выдержка?
— Осел тоже упорен, — пробормотал Тишка.
Генька не знал, как заставить его продолжить работу. Но вдруг осенило:
— А Рокотов?! Он-то никогда бы не бросил дело посередине!
Тишка даже растерялся. Потом сказал:
— Ну ладно. Звони Филимонычу. Скажет — продолжать, будем продолжать.
Филимоныч выслушал, не перебивая.
— Так, — сказал он, когда Генька кончил. — А почему ты полагаешь, Башмаков, что в шифре будут первые буквы? Или вторые? Или третьи? Ведь комбинаций — огромное количество. Например — все последние буквы в строчках. Или пятая, десятая, пятнадцатая буквы? Или сперва три — четные, потом — три нечетные? И так далее и тому подобное. Без конца.
Генька молчал.
— Опять, я вижу, кустарничаешь, Башмаков.
На том разговор и кончился.
Генька, повесив трубку, сказал Тишке:
— Я сейчас… — и ушел в соседнюю комнату.
«Расстроился, — понял Тишка. — Конечно. Расстроишься тут. Так год будешь тыкаться. И все без толку».
Он машинально вертел листовку в руках. Снова оглядел ее. Привычные, уже чуть не наизусть выученные строки. Бледный шрифт. А одна строка вверх ногами. Ребята это давно заметили.
— Бывает, — сказал Филимоныч. — В типографии отливают каждую строку отдельно. Из металла. Ну, а когда составляли строчки вместе — верстали — одна случайно и перевернулась.
Тишка оглядел листовку, по привычке скосил глаза на цифры, проставленные на полях.
Возле перевернутой строки стояло: 17.
«Семнадцатая строка, — мысленно отметил Тишка. — Семнадцатая… семнадцатая…»
Что-то в этом числе настораживало, беспокоило.
«Семнадцатая, — повторял Тишка. — Семнадцатая…»
И вдруг!
— Генька! — крикнул он так отчаянно, словно в комнате вспыхнул пожар. — Когда встретили Дон Кихота? Ну, наши разведчики!..
— Семнадцатого августа, — не спеша ответил Генька. — А что?
— А то! — кричал Тишка. — А го! А то! — он размахивал руками и почему-то даже показал кулак черепу на стеллаже.
Потом, немного успокоившись, объяснил Геньке:
— Вот он — знак! Семнадцатая строка! А теперь признайся честно: у кого язык, а у кого — извилины?
Генька не знал: радоваться или огорчаться. Так хотелось самому докопаться до сути. А тут — Тишка. Обидно, чего уж говорить. Но, если вдуматься, чья это школа? Тишка ведь совсем серый был, когда с сектантами таскался. То-то!
Николай Филимонович сразу оценил Тишкину находку:
— Удачно подмечено. И даже очень. Конечно, это может быть и случайность, но вполне вероятно — условный знак. В общем, рассказ Эрика Сергеевича, карта и листовка — это уже немало. Можно построить серьезную гипотезу: «Дон Кихот» служил в испанской дивизии, глубинники шли к нему с «особым заданием». Об этом его каким-то образом известили. А для пущей надежности в листовке сдублировали назначенную дату. Отсюда — «второй канал». Что ж, реально. И даже очень…
Глава XIV
ПРЕДСЕДАТЕЛЬ
Три недели, назначенные Брюхановым, проскочили. Генька ждал. Вот-вот Филимоныч вызовет и скажет: «Передай Вите…» На перемене Генька подойдет к другу и, словно между прочим, бросит: «Пусть мать в жилотдел зайдет!» «Зачем?» — спросит Витя. «За ордером!» И Витя с благодарностью пожмет ему руку, а Оля будет стоять рядом и…
Генька терпел день, терпел два и наконец сунулся к Васе Коржикову. Тот перебил на полуслове:
— Знаю! Знаю! Николай Филимонович уже звонил. Сказали, вышла ошибка. Списки изменили. Теперь будут новые — во втором квартале.
— А как же?.. — Генька не верил ушам. — Ведь обещали…
Вася только махнул рукой.
Да, весело!.. Великолепно все получилось! Генька чуть не кипел от ярости и досады.
А в раздевалке подошел Витя. Нахлобучил шапку и, словно между прочим, бросил:
— Три недели-то, ау!.. Так я и знал…
И даже попробовал утешать Геньку:
— Ты думаешь… я ждал? Нет, не ждал… Сколько раз обещали…
Голос у Вити был какой-то пустой и без интонаций. Совсем без интонаций. Выдавил: «Пока!» И поплелся в свою комнатенку.
Генька оставил пальто на скамейке и снова поднялся наверх. Выложил все Филимонычу. Пока рассказывал, подумал: «Похоже, я ныть стал. Вроде Вити». И впервые понял его: «Заноешь тут!»
Филимоныч молча глядел на Геньку: брови-кавычки сдвинуты, смотрит вбок. Видно, руки у мальчишки опустились. А так рвался в бой, так кипятился! Здорово его задело. Заживет, конечно, но рубец останется. Один рубец, другой, а там, глядишь, и перестанет кипятиться. Потом удивимся: откуда у наших детей равнодушие?
Учитель снова оглядел Геньку.
— Ладно, подумаю. Иди.
А чего тут придумаешь? Жаловаться? Так у этого Брюханова небось все на законных основаниях. Объяснить, что детей обманули? Скажут: «Воспитывать — это ваше дело. С приветом! Кто следующий?»
Николай Филимонович так разозлился — даже дома не мог остыть. И когда вечером позвонил генерал — рассказал подробности о Голубой дивизии, — учитель, вопреки обыкновению, отвечал невпопад.
— Вы, капитан, расстроены? Так?
Услышав, в чем дело, генерал насупился.
— Да, скверно… Как вы сказали? Мальцев? Сапер? Из моей дивизии? Нет, честно говоря, не помню такого. Ах, тот, чей портрет искали! Впрочем, не в том суть, — генерал замолчал.
— Я не только из-за квартиры, — сказал Филимоныч. — Поживут Мальцевы еще немного в старой. Я больше из-за ребят. Калечим души. Сами, вот так и калечим…
Прошло с полчаса, и у Филимоныча вновь зазвонил телефон.
— Как же я забыл?! — опять раздался в трубке голос генерала. — Знаете кто у вас предрайсовета? Степан Васильевич Кузнецов! Из гаубичного полка! Комиссар. Да-да, тот самый. Мы с ним в сорок четвертом взаимодействовали — неплохо получалось. Может, и сейчас?..
Председатель райсовета, Степан Васильевич, встретил генерала в дверях кабинета:
— Хорошо вам, отставникам. Хочешь — пиши мемуары, хочешь — ходи в гости.
Генерал усмехнулся:
— Вы несколько сужаете круг нашей деятельности. Некоторые еще с бюрократами воюют.