По следам М.Р., стр. 53
— Да, ни черта!
— Опять ноешь?
И Генька со злости так пнул ногой лежащую возле урны консервную банку, что она, звеня и дребезжа, поскакала по улице.
Глава VIII
ПЛОХО БЕЗ ФИЛИМОНЫЧА
«Прелестно, — думал Генька. — Великолепно. Вот так… Уперлись в стену лбом. И все… Хорош звеньевой! Здорово он ведет свое звено вперед, к новым победам!»
С Филимонычем бы посоветоваться… Но… До конца месяца осталось еще почти две недели.
И вдруг!..
Идея! Такая простая! Такая чудесная! Впрочем, известно — все гениальное просто.
Радио! Немедленно передать по радио просьбу. Вернее, не просьбу, а обращение:
«Граждане! Всех, кто знает хоть что-нибудь о немецкой пушке «Большая Берта» и, главное, — почему она не стреляла по Ленинграду, убедительно просят сообщить об этом по телефону…» — ну, и номер телефона. Свой или Олин.
Это обращение передавать дней десять подряд.
Конечно, в громадном Ленинграде отыщется хоть один человек, знающий, в чем заковыка с этой «Бертой». И все! Полный порядок!
Генька так обрадовался, что разбежался, подпрыгнул и достал рукой лампочку. Он всегда на радостях прыгал до лампочки.
Честно говоря, у Геньки была еще одна причина для радости… И, пожалуй, немаловажная. Генька, конечно, никому не признался бы, но…
Оля… Уже не раз, сидя на уроке или шагая из школы, Генька думал: а вот здорово бы… Выкинуть что-нибудь такое — остроумное, сногсшибательное, чтоб Оля сразу убедилась… И у него шарики крутятся, пусть Витя со своим «четким логическим» не задается!
Генька представлял себе, как Оля, широко открыв и без того огромные глаза, подойдет и скажет:
— Ой, Генька, какой же ты молодец! Я даже не ожидала!..
Или наоборот. Лучше наоборот. Она скажет:
— Ой, Генька, какой же ты молодец! Я всегда это знала!..
И великолепная коса будет чуть колыхаться на груди…
В тот же день, под вечер, Генька помчался в Дом радио. Возле служебного телефона висел список номеров.
Собравшись с духом, Генька набрал тридцать седьмой.
— Да, — прогудел в трубке низкий мужской голос.
— Мне главного, — сказал Генька. — Самого главного…
— Самого-самого? — трубка усмехнулась. — Ты не туда попал, мальчик. Звони один — двадцать шесть… — что-то щелкнуло, и в трубке послышались частые гудки.
«Вот так ария Хозе!» — Генька чуть не выругался.
Прошло несколько минут, пока он вновь собрался с духом и опять набрал тридцать седьмой.
— Я же тебе сказал, мальчик?! — «главный» уже сердился. — Звони в детское вещание…
— Дяденька! — завопил Генька, больше всего боясь, что тот опять положит трубку, так и не выслушав его. — У меня очень важное! Очень срочное! Государственное дело!.. Мне — не в детский! Мне — к вам!
— Гм… — трубка на минуту замолчала. — Как фамилия? Башмаков? Хорошо, закажу пропуск…
Вскоре Генька уже входил в кабинет «главного». Это был рослый, толстый мужчина.
— Ну, — сказал «главный». — Выкладывай. Какие у тебя государственные дела? Только — в темпе.
Генька торопливо рассказал ему о «Большой Берте». Он заранее аккуратно написал обращение «Ко всем ленинградцам» и теперь положил бумажку «главному» на стол.
— Роскошно! — сказал «главный». Прищурился и внимательно оглядел Геньку.
У «главного» была странная привычка: разговаривая, он все время мял, тискал, поглаживал, ощупывал свой подбородок.
«Если он каждый день так, — подумал Генька, — подбородку не поздоровится…»
— Роскошно! — повторил «главный» и тихонько засвистел себе под нос.
Генька сразу узнал песенку из «Укротительницы тигров».
«Несолидный какой-то «главный», — подумал Генька. — А мотивчик, между прочим, врет…»
«Главный» вдруг оборвал свист.
— Недавно, понимаешь, у одного гражданина украли «Волгу», — сказал «главный». — Так этот товарищ приходил к нам, просил передать сообщение:
«Граждане! Кто знает что-либо об автомашине «Волга», синего цвета, которую угнали прошлой ночью с улицы Марата, прошу сообщить» и так далее.
А вчера приплелась старушка: у нее песик пропал.
Любимый песик. Тоже просила передать в эфир. «Граждане, кто знает что-либо…»
Генька насупился.
— Но у меня же не песик, — пробормотал он. — У меня государственное…
— Ты не куксись, парень! — сказал «главный» и опять стал мять и корежить подбородок. — Пойми. В Ленинграде три миллиона жителей. Даже с гаком. И каждый день — сотни всяких историй, загадок. Если все в эфир выплескивать… — «главный» развел руками.
На столе у него зазвонили сразу два телефона.
— Пропуск давай, — сказал «главный» и взял трубку.
Он говорил по телефону и одновременно подписывал Генькин пропуск.
— Шагай, следопыт, — сказал он, зажав трубку ладонью. — А насчет «Большой Берты» — интересно. В самом деле: почему она не стреляла?
Больше новых идей у Геньки не появлялось.
Все сейчас раздражало его. И особенно — Витя. Ходит по школе вялый какой-то, полусонный.
— Эй! — сказал ему Генька. — Проснись!
Только плечами пожал.
Вот именно! Когда нужно изо всех сил шевелить извилинами, он только плечами дергает. Работничек!
— Экзема несчастная! — в сердцах пробормотал Генька.
Недавно он был в кожном диспансере (на шее вскочил какой-то волдырь), и там на стенах висели очень выразительные плакатики про кожные болезни. С того дня Генька, когда совсем уж невтерпеж делалось, выражался диковинно: «Лишай! Экзема! Фурункул!»
Витя сразу вспомнил прошлогодний уговор: за каждое «выражение» отвешивать Геньке щелчок. Вроде как помогло — Генька почти отвык ругаться. А теперь — здрасте пожалуйста! Опять!
— По-ученому… это называется… рецидив, — пояснил Витя, крепко стукая Геньку ногтем по лбу.
— Ай да звеньевой! Стыд, позор! — сказала Оля и слегка коснулась пальцами Генькиного лба.
Ну, таких-то щелчков можно хоть сотню стерпеть. Даже приятно. А Витька, дьявол, лупит без жалости!..
Щелкнул, повернулся и на ходу бросил:
— Некогда мне…
Махнул рукой и ушел.
Оля задумчиво ковыряла пальцем старую замазку на окне.
— Витя последние дни какой-то хмурый, — сказала она. — Знаешь… Зайдем к нему завтра. И отца его навестим. Давно мы у него не были.
…Ребята поднялись по лестнице к Витиной квартире и уже хотели нажать кнопку звонка, но дверь вдруг сама распахнулась.
Оля даже вздрогнула.
Однако никакого чуда не было: просто Катюшка выскочила на лестницу — шла гулять.
— А Витя дома? — спросила Оля.
— Дома, спасибо! — закричала девочка и, бухая ботами, побежала вниз.
Катюшка вообще была очень вежливой. Даже выходя с мамой из автобуса, никогда не забывала сказать водителю:
— Спасибо, дядя!
Ребята вошли. В прихожей было тихо. Только из Витиной комнаты неслись какие-то странные звуки. Трак- трак! Трак-трак!
— Можно? — постучала Оля.
— Трак-трак! — ответил кто-то. — Трак-трак!
Оля приоткрыла дверь. Заглянула в комнату и, приложив палец к губам, — тихо, мол! — поманила Геньку. Он тоже осторожно глянул в комнату.
Там, у станочка, на круглой табуретке сидел Витя. Совал в прорезь станка полоски латуни. Трак-трак! И из щели выскакивал готовый значок.
«Вот почему ему некогда!» — подумал Генька.
Поглядел на Олю. Та кивнула. Да, все ясно.
Ребята вошли. Витя смутился. Но быстро оправился.
— Я сейчас, — и продолжал штамповать значки.
Оля подошла к кровати Александра Борисовича.
А Генька оттер плечом Витю и вставил в прорезь металлическую полоску. Нажал ногой педаль.
— Трак-трак! — из щели бойко выскочил значок.
Генька засмеялся. Лихо! Снова вставил полоску.
— Трак-трак!
Еще значок!
Движения Геньки были еще неуверенные, но с каждой минутой он все больше входил во вкус.
— А я?! — крикнула Оля.