Рукопись, найденная в Сарагосе (другой перевод), стр. 39

С этими словами она достала из-за пояса золотой ключ и отворила огромный сундук, покрытый черным бархатом с серебряными орнаментами. Когда крышка сундука отскочила, я увидел выходящий оттуда скелет, который приближался ко мне с грозным видом. Я обнажил шпагу, но скелет, вырвав себе левую руку, применил её вместо оружия и с яростью напал на меня. Я защищался весьма отважно, когда затем второй скелет вылез из сундука, выломал ребро у первого и изо всей силы ударил меня им по голове. Я схватил его за шею, но он обнял меня костяными руками и хотел повалить наземь. Наконец я сумел от него избавиться, но тут третий скелет выполз из сундука и присоединился к двум первым. За ним показались ещё трое других. Тогда, не имея надежды выйти победителем из столь неравной схватки, я упал на колени перед принцессой и просил её смилостивиться надо мной.

Принцесса приказала скелетам возвратиться в сундук, после чего сказала:

— Помни, Ромати, что до самого своего смертного часа ты не вправе забыть того, что ты тут видел.

В этот самый миг она сжала меня за плечо, я почувствовал, что меня прожгло до кости и упал в обморок.

Не знаю, как долго я оставался в этом состоянии; в конце концов я проснулся и услышал около себя молитвенные песнопения. Я понял, что лежу среди обширных развалин; хотел выбраться из них и зашел во внутренний двор, где увидел часовню и монахов, служащих заутреню. Окончив молитву, приор пригласил меня в свою келью. Я пошел за ним и, стараясь привести в порядок свои чувства, рассказал ему всё, что видел этой ночью. Когда я окончил, приор сказал:

— Сын мой, ты не смотрел, не оставила ли принцесса каких-нибудь знаков на твоей руке?

Я засучил рукав и в самом деле увидел, что рука обожжена и на ней видны следы пяти пальцев принцессы.

Тогда приор приподнял крышку ларца, стоящего у его постели и извлек на свет божий старинный пергамент.

— Вот, — сказал он, — булла, возвещающая об основании нашей смиренной обители; она может тебе объяснить то, что с тобой нынче случилось.

Он развернул пергамент и прочитал следующие слова:

Я не помню уже конца буллы, помню только, что приор заверил меня, что нападения нечистой силы стали гораздо реже, но что, однако, порой они случались, в особенности же в ночь с четверга на Страстную пятницу. Одновременно он посоветовал мне, чтобы я заказал несколько десятков месс за упокой души принцессы и сам их выслушал. Я последовал его совету и затем пустился в дальнейшее странствие, но память об этой несчастной ночи оставила грустное впечатление, от которого я никак не могу избавиться. Да и рука моя ноет постоянно.

С этими словами Ромати обнажил руку, на которой мы увидели ожог и следы пальцев принцессы.

Тут я прервал вожака, сказав ему, что просматривал в кабинете у каббалиста некоторые рассказы Хаппелиуса и что в них нашел приключение, весьма похожее на это.

— Очень возможно, — ответил вожак, — что Ромати вычитал свою историю из этой книги, а может быть и выдумал её с начала до конца. Тем не менее, рассказ его немало сделал для того, чтобы разжечь во мне охоту к странствиям и в особенности надежду самому испытать столь же удивительные приключения, что, впрочем, так и осталось только надеждой. Но такова уж сила впечатлений, полученных в юные годы, что мечты эти долго кружили мне голову, и я так никогда и не сумел совершенно освободиться от них.

— Сеньор Пандесовна, — сказал я на это, — разве ты не дал мне понять, что с тех пор, как ты живешь в этих горах, ты видел вещи, которые тоже можно было бы назвать чудесами?

— В самом деле, я видел кое-какие вещи, которые мне напоминали историю Джулио Ромати.

В этот момент один из цыган прервал нашу беседу; а так как оказалось, что у Пандесовны ещё много дел, я, захватив ружье, отправился на охоту. Побродив по окрестным холмам и пригоркам и бросив взгляд на долину, простирающуюся у моих ног, я подумал, что узнаю издали злосчастную виселицу двух братьев Зото. Зрелище это разожгло моё любопытство, я ускорил шаги и в самом деле очутился возле виселицы, на которой по-прежнему висели оба трупа. С ужасом отвратил я взор и пошел, удрученный, в наш табор. Вожак спросил меня, куда я ходил; я ответил, что дошел до самой виселицы двух братьев Зото.

— Ты застал их обоих висящими? — спросил цыган.

— Как? — прервал я его, — разве у них есть обыкновение по временам отцепляться?

— Очень часто, — сказал вожак, — и в особенности ночью.

Эти несколько слов погрузили меня в сомнения. Я снова находился по соседству с двумя проклятыми страшилищами; я не знал, упыри ли это или же вымышленные мною самим страхи, однако, как бы то ни было, следовало их опасаться. Печаль терзала меня весь остаток дня; я пошел спать, не поужинав, и всю ночь мне мерещились привидения, упыри, духи, призраки и висельники.

День четырнадцатый

Цыганки принесли мне шоколаду и сели со мной позавтракать. Затем я вновь взял ружье и не знаю, какая несчастная рассеянность привела меня к виселице двух братьев Зото. Я увидел их снятыми с виселицы. Зайдя под виселицу, я заметил, что оба трупа лежат на земле, а между ними — молодая девушка, в которой я узнал Ревекку.

Я разбудил её как можно бережнее, однако зрелище, которое невозможно было заслонить, ввергло её в состояние несказанного горя. У неё начались судороги, она зарыдала и лишилась чувств. Взяв её на руки, я понес её к роднику, расположенному неподалеку; там обрызгал ей лицо водой, и она постепенно пришла в себя.

Никогда бы я не решился спросить её, как она очутилась под виселицей, но она первая заговорила об этом.

— Я хорошо знала, — сказала она, — что молчание твоё будет иметь для меня пагубные последствия. Ты не хотел рассказать нам о своём приключении, и вот я так же, как ты, стала жертвой этих проклятых упырей, гнусные проказы которых в мгновение ока уничтожили длительные старания моего отца обеспечить мне бессмертие. До сих пор я не могу ещё понять всех ужасов этой ночи. Буду, однако, стараться припомнить их и расскажу тебе о них, но ты не понял бы меня, если бы я не начала с самого начала моей жизни.

Ревекка задумалась на миг и повела такую речь:

Мой брат, рассказывая тебе свои приключения, познакомил тебя с некоторой частью моих собственных приключений. Отец наш предназначал его в супруги двум дочерям царицы Савской, что же до меня, то он хотел, чтобы я вышла замуж за двух гениев, возглавляющих созвездие Близнецов.

Брат, гордый супружеством, которое было ему завещано, удвоил рвение к каббалистическим наукам. У меня же впечатление было совершенно иным; меня пугала мысль стать женой двух гениев сразу, и я была настолько этим огорчена, что не могла составить двух строк каббалы. Я всё время откладывала эти труды на завтра и кончила тем, что совсем позабыла это искусство, столь же трудное, сколь и небезопасное.

Брат мой вскоре заметил мою нерадивость и осыпал меня ужаснейшими упреками. Я обещала ему исправиться, не думая, впрочем, сдержать обещание. Наконец, он пригрозил мне, что пожалуется на меня отцу; я заклинала его пощадить меня. Тогда он сказал, что подождет ещё до ближайшей субботы, но так как я к этому времени ничего не сделала, вошел ко мне в полночь, разбудил и сказал, что сейчас же вызовет тень нашего отца — грозного Мамуна,