Питер Брейн и его друзья, стр. 5

— А потом… — воспользовалась паузой Руфь.

— Э-эй! Кто даёт объяснения — ты или я? — набросился на неё Энди.

— А потом будет…

— Замолчи!.

— Не замолчу! Это мой дом, Энди Макбет!

— А мне всё равно чей…

— Ну, дай ей сказать, — вмешалась Ева, — а то мы до завтра не кончим!

— Ну ладно… — проворчал Энди и, опять скрестив руки на груди, оскорблённо отвернулся к окну.

— А потом будет… потом будет… — Руфь растерянно наморщила лоб. — А потом… я забыла!

— Ну, что? — торжествующе прошипел Энди, поворачиваясь и бросая на неё уничтожающий взгляд. — А теперь ни звука! Потом, — вновь продекламировал он, — будет выставка…

— Вспомнила! — взвизгнула Руфь. — Я…

— Опоздала! — отрезал Энди. — Итак, как я уже упоминал, потом будет выставка четвероногих друзей. А в ней ты можешь участвовать наравне со всеми, Питер, старина. Тут ведь в счёт идёт внешний вид и воспитание, а этим ты можешь заниматься, не вставая с кровати. Верно?

— Ты думаешь про Уильямсона? — с некоторой неуверенностью спросил Питер. Тем не менее это предложение его явно заинтересовало.

— Конечно, про Уильямсона. Хороший кот, прекрасный кот, только тебе надо им немножечко заняться, — сказал Морис. — Ну, там вычесать блох, если они у него имеются, придать ему блеска. Я притащу из дома шампуня.

— А Лимбо? — вмешалась Ева. — Ты можешь подготовить Лимбо и выставить его.

— Ну да, да! Лимбо! — закричала Руфь, хлопая в ладоши.

За дверью послышалось глухое повизгивание и странные шорохи.

— Это он! — сказал Питер. — Откройте дверь кто-нибудь.

Ева открыла дверь, и через порог, виновато потряхивая головой и закатывая глаза, переступил Лимбо — помесь дворняжки с чёрным лабрадором.

— Знает собака, чьё мясо съела! — засмеялся Питер. — Поглядите-ка! — Он свесился с кровати и сказал, указывая на коврик, угол которого кто-то недавно и весьма основательно изгрыз. — Этто что такое?! А? Что это ещё за штучки, сэр? А?

Бедный Лимбо совсем повесил голову и закатил глаза, не зная, куда смотреть от стыда. Впрочем, куда смотреть не следовало, он знал прекрасно и на испорченный коврик ни разу не поглядел.

— Скверный пёс! — сказал Питер.

— Оставь его в покое! — вступилась Руфь. — Никакой он не скверный пёс. Правда, Лимбо?

— Ну ладно. — Питер повернулся к Энди. — Мы ведь ещё не кончили говорить про состязания. А поиски клада? Как, по-вашему, я могу в них участвовать? Объясните-ка мне!

— Ну, уж это-то яснее ясного, — ответил Энди. — Ты ведь у нас самый умный. Верно? Ты сам говорил, что лежишь тут весь день и упражняешь свои мозги. И можешь, например, сказать, что делают футболисты на другом конце поля, которых ты не видишь, стоит тебе только посмотреть, что делают те, которых ты видишь. Ну, и прочее в том же роде. А такая помощь нам будет нужнее всего!

— Какая «такая»?

— Хм-м! — промычал Энди, разглядывая Питера поверх очков. — А может, он и не такой умный, как мы думали? Не понимает, какая помощь!

— Ты же будешь разгадывать подсказки, простофиля эдакий! — засмеялся Морис Джонс.

— Подсказки, но которым надо будет искать клад, — пояснила Ева.

— А мы будем находить слова и приносить тебе, — добавила Руфь.

— Да, — заключил Энди, — мы будем искать… — Вдруг его брови подскочили на середину лба, и он докончил: — А сами мы будем… Да! Вот именно!

Ко всеобщему удивлению (а особенно к удивлению Лимбо), Энди вдруг опустился на четвереньки.

— Да, мы и будем… — бормотал он. — Так мы себя и назовём.

Он ползал по полу и рылся среди карточек: переворачивал их, отбрасывал, а некоторые зажимал в кулаке.

— Ну-ка подвинься, чёрное чучело, — заворчал он на Лимбо, увидев под лапой собаки нужную ему карточку.

Наконец Энди, весь красный, встал, улыбнулся до ушей и начал раскладывать карточки на одеяле перед Питером.

— Вот, — объявил он и положил на одеяло чёрное «ИС», — как мы (рядом легло «КА») будем теперь (он добавил «ЛЬ») называть, — и, пристроив ещё «ЦЫ», докончил, — себя.

И, чуть не смахнув все карточки на пол, Энди широким жестом бросил на одеяло восклицательный знак. Питер уставился на слово, которое вдруг возникло перед ним.

— Искальцы! — пробормотал он.

— Это мы! — сказал Энди, величественно складывая руки на груди и обводя всех гордым взглядом.

— Те, кто ищет то и сё… Да, это хорошая мысль. Искальцы… Здорово!

— Очень хорошо! — сказала Ева. — Мне нравится.

— Я первая придумала, только он раньше сказал, — нашлась Руфь, явно не ожидая, что ей поверят.

Питер посмотрел на них. Его тёмные глаза заблестели.

— Правда, такого слова нет, — сказал он, — по-настоящему нужно «искатели», но…

— Раньше не было, а теперь есть! — объявил Энди. — Искальцы. Это наше новое имя. Два полноправных искальца — я и Морис. Один… как же это?.. один условный искалец — Ева. Она же всё-таки девочка, — добавил он н бросил на неё виноватый взгляд.

Но Ева только пожала плечами.

Энди пожевал нижнюю губу, пристально глядя на Руфь:

— И ещё один… один… Как называют студентов, которые смотрят больных, а сами ещё не лечат? Практики?

— Практиканты, — поправил Питер.

— Ага! Вот это она и есть, — сказал Энди, кивая в сторону насупившейся Руфи, которая тут же решила, что это какое-то очень обидное слово.

— А я? — спросил Питер.

— Ну, искать-то мы ведь будем для тебя. И значит, ты… ты…

— Всему делу голова, — сказал Морис. — Питер-Голова.

— Можно и так, — согласился Энди. — Ну, а когда ты выздоровеешь, то, конечно, тоже станешь искальцем, и мы отправимся все вместе искать ещё что-нибудь для кого-нибудь другого.

Питер поглядел на них — на две полноправные улыбки, на условную улыбку, на практикантскую улыбку и на широкую собачью улыбку с высунутым красным языком. И сам улыбнулся до ушей.

— А теперь довольно разговоров, — деловито распорядился Энди. — Пора браться за работу. Надо начинать подготовку к конкурсу талантов.

5. МАГНИТОФОН

Торжественное открытие эстонберийских каникулярных игр состоялось в следующий понедельник и вызвало чрезвычайное оживление. У павильона собрались дети со всего города. Открытие было назначено на десять часов, но задолго до этого часа в парке начали появляться шумные ребячьи компании. А когда приехали первые распорядители (в большинстве это были учителя городских школ), толпа заполнила даже ту часть футбольного поля, которую Питер видел из своего окна.

Ровно в десять прибыли почётные гости. Когда сверкающие автомобили остановились возле павильона, из громкоговорителей вырвались звуки туша. Из первой машины вылез председатель эстонберийской корпорации городского строительства, и толпа детей разразилась радостным «ура!», потому что он задел шляпой за крышу автомобиля и шляпа чуть не слетела с его головы. Радостные крики приветствовали и одного из муниципальных советников, потому что он часто появлялся на детских праздниках в качестве «дядюшки Альфа, фокусника и чревовещателя». Вот и теперь… Глядите-ка, глядите! Дядюшка Альф вытащил из левого уха своего шофёра большого белого голубя, который громко захлопал крыльями и взмыл в синее небо.

Торжественное открытие вообще прошло очень удачно. Питер, правда, видел и слышал далеко не всё. Но весёлые крики он слышал и видел, как над деревьями взлетел белый голубь. С него было довольно и этого. При других обстоятельствах ему, наверное, взгрустнулось бы оттого, что он не может принять участия в общем веселье. Но ведь теперь его ждало впереди столько интересных дел! И он не стал огорчаться.

Питер лежал, откинувшись на подушках, смотрел на пёструю, колышущуюся толпу ребят, кричал «ура», когда кричали они, и вместе с ними тихонько постанывал, когда на смену одному оратору выходил другой. Благодаря ревущим громкоговорителям он слышал всё ничуть не хуже остальных ребят, а вернее сказать, ничуть не лучше.