Тамбу-ламбу. Три звонка, стр. 18
— Как мне помнится, у Мальчика с пальчик было шесть братьев, — раздался голос Дима.
— Разве? — удивилась Шура. — Но ты знаешь, Дим, десять — это тоже замечательно, правда?
Они зажгли свет. Дим выпил чаю, приободрился, шутил. Приехавший уже поздно вечером доктор, выслушав его, остался доволен.
— Благодарю! — сказал доктору Дим. — Я постараюсь, чтобы и впредь вы были мною довольны. Но не только мною, — добавил дядя Дим, — моими вахтенными тоже. Вы знаете, кто у нас самый ответственный на вахте?
— Разумеется, — ответил доктор.
Шура покраснела, когда доктор, прощаясь, пожал ей руку и сказал:
— До свиданья, самый ответственный на вахте!
Мама зажгла настольную лампу и занялась необычным делом: она достала из шкафа мягкую голубую фланель и стала кроить маленькие рубашки, будто для куклы.
— Это кому? — спросила Шура.
— Это — Стёпиной маме, а это — нам, — ответила мама.
Шура смотрела, как мама вдевает нитку в игольное ушко.
— Давай я вдену, — сказала она, — И покажи мне, как надо сшивать.
Мама сидела и шила. И Шура тоже шила. «Какая моя мама красивая! — думала Шура и посматривала на неё так, будто впервые видела мамины лёгкие волосы, руки. — И как хорошо, если бы у нас тоже родился мальчик!»
Бабушкино письмо
Вечером хорошо заняться любимым делом. Володя Рогов готовился к занятиям полярного кружка. Он подклеивал прошлогоднюю карту Антарктиды и думал: пришлёт ему ответ капитан Проценко или нет? Он даже заглянул в почтовый ящик. Хотя знал, что телеграммы туда не опускают. В ящике лежало только одно письмо, опять от бабушки.
— Нам письмо, — сказал отец. — От мамы, — сказал он, вскрывая конверт.
— Чудачка, можно было бы позвонить. У нас теперь телефон, — сказала Володина мама.
Отец молча продолжал читать письмо.
— О чём же она пишет? — спросила мать.
— Спрашивает про Володьку, как он в новой школе.
Мать не прочла письма, но за ужином несколько раз повторила:
— Пишет письма, как будто мы уехали за тысячу вёрст!
— А как же она позвонит, если у неё нет телефона? — сказал Володя.
— Старый человек, не по автоматам же ей бегать, — добавил отец.
Мать замолчала, но Володя знал, что именно это и плохо.
— Иди спать, — сказал ему отец.
Володя допил молоко и ушёл. Письмо осталось на кухне, на столе, за которым ужинали.
Володя лежал в постели, укрывшись с головой, но всё равно слышал, как в соседней комнате сердито и громко говорила мать: «Она, она, она!» И Володя понимал, что «она» — это бабушка.
Ой ля!
Это было уже в самом конце лета. Они купили новую мебель и ждали ордера, чтобы переехать на новую квартиру. День в библиотеке был выходной, и бабушку они застали дома.
— Ты знаешь, мама, — сказал ей отец, — если бы сдать горсовету твою комнату, то можно великолепно устроиться нам всем в трёхкомнатной квартире.
«Вот, оказывается, как можно сделать! — обрадовался Володя. — И почему папа раньше этого не придумал?»
— Ты уверен в этом? — спросила бабушка.
Она сидела у открытого окна, накинув на плечи тёплый платок, хотя было совсем не холодно. Окно в комнате маленькое, и на подоконнике лежала ветка бузины. Деревянный домик кругом зарос бузиной. Бабушка посмотрела на тёмно-красные ягоды и сказала:
— Мне это напоминает тропический лес.
А папа молча ходил взад и вперёд по скрипучей половице. Бабушка стала ему объяснять:
— Мне будет, дорогой, далеко добираться до работы, а здесь мне только перейти дорогу. И потом, ты должен понять — эти стены меня греют, они хранят столько воспоминаний…
— Но не век же ты будешь на работе, — сказал папа. — И потом, я обязан…
— Какая чушь! — сказала бабушка. — Что значит — обязан? — И вдруг, всплеснув руками, спохватилась: — У меня же подгорит пирог!..
Бабушка торопливо ушла на кухню и вернулась оттуда с пирогом. Небольшой, подгорелый по краям, пирог умещался на тарелке. Сверху он был разделён на четыре части жгутиками из теста и посыпан сахарной пудрой.
Володя никогда не видал таким своего папу. Папа рассматривал пирог так, будто перед ним было чудо. Он даже снял очки.
— Мама, это ой ля?
— Ой ля! — ответила бабушка.
Бабушка разрезала пирог на четыре доли.
— Отвернись! — сказала она.
Папа послушно отвернулся, а бабушка, показывая на дольки пирога, спрашивала:
— Кому?
— Тебе… — отвечал папа, задумавшись. — А это Володе… Тосе.
— Ну, а вот это твоя. — Бабушка положила оставшуюся долю на маленькую тарелочку и, улыбаясь, протянула её папе…
Они пили чай. Бабушкин пирог был не такой уж вкусный.
Вот мама печёт пироги — это да! С кремом, с яблоками. Один пирог даже называется «утопленник». Тесто для этого пирога завязывают в узел и опускают на сколько-то часов в воду. А бабушкин пирог был похож на сладкий хлеб.
Вдруг папа вскочил.
— Ой ля! Ой ля! — закричал он.
Он протянул ладонь, на ней лежал маленький серебряный гривенник, измазанный вареньем. Это бабушка его запекла в пироге нарочно, чтобы он кому-нибудь достался.
— У меня ой ля! — радовался папа. Он обнял бабушку и стал с нею кружиться. — Ой ля! Ой ля! — напевал папа.
— Дело не в пироге, — рассказывал отец Володе, когда они шли обратно домой. — Дело не в пироге. Но это была очень весёлая игра. Игра нашего детства. Сколько было всегда догадок, кому из нас достанется ой ля! Нас тогда было у мамы трое: я и ещё два брата. Старше меня. Знаешь что? — сказал папа, когда они подошли к своему дому. — Сейчас не поздно, проедемся на речном трамвае?
Володя, конечно, согласился, и они прокатились по реке до станции «Пляж» и обратно.
Дома мама развернула пакетик, в котором лежала её доля бабушкиного пирога.
— Удивляюсь! Сколько я ей давала рецептов, самых простых. Разве это пирог? — говорила мама. — Это же камень!
— Тося, перестань, — сказал отец.
И ни он, ни Володя не рассказали ей про ой ля…
… — Она! Всё она! — слышалось за стеной.
«Вот завтра будет выходной день, и мы опять поедем к бабушке», — решил Володя. Он так был доволен своим решением, что успокоился и уснул.
Белая птица
Но на следующий день они никуда не поехали — отца вызвали зачем-то на работу.
Володя пообедал и пошёл гулять. Двор нового дома был полон всяких сокровищ. Из-под земли торчали концы толстой проволоки, среди битого кирпича можно было разыскать ролик, пластмассовую дверную или оконную ручку. Мальчишки превратились в кладоискателей.
— Чур, моё! Чур, моё! Я первый нашёл! — раздавалось по двору.
Володя Рогов оказался счастливцем. Он нашёл совершенно целую тёмно-зелёную фаянсовую плитку с белой птицей. Ковырнул землю железкой, железка задела за что-то твёрдое, и вдруг плитка, с обратной стороны серая, ничем не приметная, перевернулась, и белая птица, распластав крылья, лежала у его ног.
— Чур, моя! — закричал Рогов.
И тотчас же набежали мальчишки:
— Дай поглядеть!
Володя держал плитку над головой, и все могли видеть её великолепие.
— Надо её на крепость проверить, — посоветовал кто-то из мальчишек. — Трахни её о землю.
— Найди сам и трахай, — ответил Володя.
Дома он вымыл плитку под горячим краном, и она засияла…
— Наверное, в квартире люкс такие, — сказала мать. — В пятом подъезде квартиры для академиков, там такие, а у нас, видите, можно только, до половины облицевать ванную, да и то обыкновенными плитками.
Володя поставил плитку на полку для книг. Смотрел на неё и радовался…
Плитка как зелёное море. Если сидеть тихо и долго смотреть на неё, кажется, что птица то опускается, задевая крылом взметнувшуюся волну, то взлетает вверх. Птица может сложить крылья и покачаться на волне, может нырнуть… Это морская птица. Она счастливая. Она может плавать в море сколько хочет.