Петр Великий (Том 1), стр. 168
— Пораньше вечера только будь! — наказала княжна отпущенному Ване.
Он и бабушка с поклонами удалились, не помня себя от милости государыни и её августейшего привета.
Когда проходили бабушка с внуком после высочайшей аудиенции по тёмному коридорчику мимо дверей комнаты царевен, на пороге её стояла Авдотья Ильинична.
На молчаливый поклон Балакирихи Ильинична, не клоня головы, ехидно прошипела:
— К чему кланяться, коли с мостков толкать!.. Подымай выше теперь… в княжеские хоромы, не иначе!..
Лукерью Демьяновну это замечание взорвало окончательно, но она удержалась и только послала в ответ ярый взгляд, пронзивший сердце надменной няни.
— Возись знай с поповством, ан, посмотришь, и холопство сумеет дать себя знать! — ответила та, не любя оставаться в долгу.
Можно представить себе, как полно было счастье семьи нашего достойного служителя алтаря, отца Егора, когда прямо к ним пришли бабушка с внуком и она рассказала все, что с нею было во дворце.
— Мы бы у вас пообедали,-сказала, усевшись на почётное место и после первых приветствий расположившись совершенно по-родственному, Лукерья Демьяновна попадье Федоре.
— А ещё бы уважили, коли бы кого послали за моей спутницей, матушкой Анфисой Герасимовной! Она, родная, открыла мне глаза по-настоящему на паскудную Ильиничну эту самую, — отрекомендовала помещица будущей родне свою задушевную приятельницу.
— А вы где остановилися? Говорите: за перекрёстком налево, третья изба, бабушка? — спросил вдруг сынок поповский Сеня. Мальчик этот и в первое посещение Лукерьи Демьяновны все смотрел на гостью, внимательно слушая её слова.
— В том самом, батюшка, истинно в том… а что тебе?
— Да я схожу и попрошу матушку к нам идти; скажу — бабушка зовёт.
— Экое золото!.. Не мальчик, а сокровище! — поцеловав его в голову, сказала Балакириха.
— Сходи, сходи, Сеня, — подтвердил сам батюшка. — Скажи, пусть пожалует, не поленится: Господу Богу вместе помолимся за успех и поспешество благого начинания.
Посланник выполнил взятое на себя поручение блистательным образом. Матушка Анфиса по самому приглашению поняла, что всё кончено так, как она предрешила. Она собралась немедля и, уже подходя к дому, услышала священные звуки церковной песни: «Молитву пролию ко Господу!» Отворив дверь, попадья встала позади и во весь молебен глаз не спускала с невесты, молившейся усердно рядом с женихом.
Приятельнице Лукерьи Демьяновны Даша больше чем понравилась ещё при первом взгляде на это доброе, любящее существо. Ваню нашла матушка совсем молодцом, да таким, что ни в сказке сказать, ни пером написать… точного подобия не удастся. Поп Егор — уж нечего и говорить — духовный отец, душа. И попадья, подобострастно следившая за малейшим движением Балакирихи, понравилась, вызвав про себя замечание: «Баба умная!»
После молебна Анфиса Герасимовна была встречена ласковым поцелуем Балакирихи со словами: «Дождались мы с тобой, слава Создателю, милости Божией!»
Понятно, что после слов государыни свадьбой не медлили, и бракосочетание «юрка» почтил своим присутствием Сам державный, открывший прекрасные качества Ивана Балакирева, как мы знаем, раньше всех.
Целую неделю после свадьбы прихожане и прихожанки все ходили в дом к попу Егору с приношениями посильной благостыни, так любимой попадьёю Федорой. Поп Егор не вмешивался ни во что и руками махал, когда приносили. Он сам только усаживал посетителей и пересказывал им в сотый раз на дню, как великий государь нашёл его своею царскою милостью.
— Не погнушался великий наш монарх под кров мой войти и с нами, рабами своими, хлеб-соль разделить… И изволил мне государь сам сказать: «Семья у тебя не мала, а много ль доходит… хватает ли на все?» Сыты мы все, государь… Вышний раздаватель талантов рабу твоему дал мзду не по слабым силам, а по своей неиссякаемой щедроте…
— Так и отвечал? Разумно, батюшка… разумно, да тебе ли, отче, не найтися?.. Царь ужо, узнавши тебя, паче превознесет за твоё смирение… а мы, отец, всей душою к тебе… к единому…
И попадья с улыбкой принимает отверженное супругом, который принимал только малую мзду за посильный труд.
Попадья Федора Сидоровна внутренне мирилась теперь со своею участью, но чаяла ещё высшего благополучия впредь при таком зяте.
Глава IV. НИЧТО НЕ ПРОЧНО ПОД ЛУНОЮ
Егорова семья пировала вместе с попадьёю Анфисою и Балакирихой. Был день рождения новобрачной внучки — Дарьи Егоровны.
Приятельницы, разрезывая кулебяку, пожелали Даше и Ване жить век голубками. Они закрепили своё пожелание прихлебываньем винца из братинки вместе с отцом Егором и матушкою Федорой.
Беседа после возлияний сделалась оживлённее.
— Чего я тебе пожелаю, милостивая наша родственница, Лукерья Демьяновна? — возвысил несколько голос, принимая братину, отец Егор. — Животов ли приращения? На твой и на детский век хватит, по милости Создателя… Чести ли и любви людской? Все уже имеешь и видела честь от супруги самодержца самой.
— Конечно, — согласилась помещица, — а все же, батюшка, и ты бы сам, коли бы милость государская какая ни на есть нашла Ванюшку, не сказал бы, что излишня она?
— Мы, грешные, не чуем: благодать нам ниспосылается аль искушение, — возразил отец Егор. — Ино и милостью кажется попервоначалу, а чем дальше всматриваешься, тем запримечаешь больше опасности… и для души, и для тела… Бог весть, а человеку приходится мудрее змия быта при всяком новом положении, отличить старайся: отчего приходит?
— Все так, батька, да к примеру сказать… Бога благодарить, известно, следует, коли сам батюшка даёт довольное; а коли не хватает и сам промыслишь, да и просить будешь: подай! — вмешалась в речь попадья Федора.
Ей отец Егор ничего не ответил, а только взглянул искоса, как бы про себя решив, что сожительнице ничего не втолкуешь доброго. У неё все одна песня, и на неё всегда сумеет она свести всякое рассуждение.
Что касается Лукерьи Демьяновны, она придала словам отца Егора смысл подлинный: всегда надо соблюдать осторожность и следить за собой. Такое расположение духа на эту пору несколько дней уже не оставляло помещицу. И утром ещё, собравшись провести день в семье батюшки, Лукерья Демьяновна многозначительно сказала своей советнице:
— Иду к отцу Егору с охотой. Он истинно Божий человек и врачество душе подаст… Веришь ли, на сердце у меня, сама не знаю отчего, словно кошки скребут… А я сама здорова… Ваня и Даша тоже, да от матери давно писем не получали… С чего бы им так замешкать?.. И нечего писать, да черкнули бы хоша: все, слава Богу, здорово у нас! Долгое ожидание вести, само собою, могло привести в раздумье умную помещицу, а слова пожеланий отца Егора, как мы заметили уже, самому раздумью её о житейском заставили придать иной, более возвышенный смысл.
Под влиянием этого настроения Лукерья Демьяновна даже холодно как-то поздоровалась с подошедшим к обеду — хотя и поздно, но всё же заставшим за столом всех — Ванюшкой. И тот — как заметила и потом рассказывала Анфиса Герасимовна — был ровно не в себе: меньше разговорчив, чем обыкновенно. Это заметил даже и тесть.
Выйдя из-за стола с ним и взяв его под руку, отец Егор направился к дверям.
Был хотя и март месяц — пост Великий, — но погода стояла на ту пору очень тёплая. Солнце просто, что называется, пекло, и так отрадно веял весенний ветерок, неприметно сгоняющий снег.
Облокотясь на стенку в светлых сенях, доходившую взрослым только до пояса, отец Егор спросил у зятя:
— Ну, что слышно у вас хорошенького?
— Да хорошего мало… Сказали сегодня: готовиться в дорогу; чего доброго, ещё раньше праздника. Царица будет лето проводить в Ревеле… и в Ревель поедут не прямо отсюда, а попрежде ещё, с месяц али больше, проживут в Риге… В Ригу нам и сбираться велено наспех…
— Значит, думаешь про долгую разлуку с Дашей? Оттого-то и приуныл?
— Д-да, невесело… праздник в одиночестве… между немцами. А главное, батюшка… непривычен я к этим разъездам… Как там и что?.. Думаю: нельзя ли выпроситься здесь остаться?