Исторические портреты. 1613 — 1762. Михаил Федорович — Петр III, стр. 74

Днем 27 апреля 1682 года Софья была у постели умирающего брата Федора — царя-преобразователя, чье семилетнее правление, будучи наконец описанным, войдет в историю страны одной из великих страниц. С ней находился брат — шестнадцатилетний царевич Иван — и сестры по отцу Алексею Михайловичу и матери — Марии Ильиничне Милославской. Десятилетний царевич Петр, сын второй жены царя Алексея Натальи Кирилловны Нарышкиной, со своими родичами и сторонниками был занят другим делом.

Не успел государь скончаться, как бояре, придворные и приказные дельцы и духовенство во главе с патриархом Иоакимом нарекли царем малолетнего Петра, рассчитывая полюбовно поделить между собой реальную власть. Большинство «в верхах» не хотело возвращения недавно отстраненных от правления Милославских, которое было бы неизбежно при воцарении Ивана. Хорошо продуманный дворцовый переворот осуществлялся успешно — немедленно была проведена присяга Петру в Кремле, готовились к рассылке «крестоцеловальные грамоты» для всей страны.

Но за стенами сказочного Кремлевского дворца с его золочеными теремами и переходами, висячими садами и прудами, за украшенными изумрудными шатрами кремлевскими башнями лежал вовсе не сказочный огромный город, жители которого оставляли за собой право «свое суждение иметь».

Население крупнейшего города Европы имело для этого основания. Оно производило в России больше всего товаров и вело самые крупные торговые операции, было довольно по тем временам образованно. В целом по стране священники и купцы были грамотны почти стопроцентно, монахи — на семьдесят пять процентов, дворяне — на шестьдесят пять процентов, посадские люди — на сорок процентов, крестьяне — на пятнадцать процентов, причем в столице темп роста грамотности с 1670-х по 1690-е годы вырос втрое!

Москвичи проявляли повышенный интерес к отечественной и переводной литературе, сами переписывали, редактировали и составляли множество публицистических сочинений, «тетрадей» по острым современным вопросам, в обсуждении которых «на пиршишах и на торжищах и где-либо сойдется кто друг с другом» участвовали даже «жены и детищи".

Никогда, кроме XX века, Россия не испытывала столько народных восстаний, сколько в «бунташном» XVII столетии. Что ни говори, а тихим предпетровское время назвать нельзя! Начавшись гражданской войной (осложнившейся, как у нас водится, интервенцией), век был просто заполнен крестьянскими, казацкими и городскими восстаниями, в которых москвичи нередко выступали заводилами, и небезрезультатно.

Соляной налог побудил посадских людей столицы в 1648 году показать властям, что народ устал от произвола. Волна восстаний прокатилась по множеству городов. Правительство вынуждено было созвать Земский собор для принятия знаменитого Уложения, на два столетия ставшего основным законодательным актом государства. В 1662 году восставшие москвичи убедили правительство отказаться от разорительной денежной реформы, с помощью которой власти пытались поправить финансы за счет народа.

В апреле 1682 года Москва поднялась на крупнейшее за все столетие восстание, чтобы не позволить боярам за спиной неспособного к правлению ребенка — Петра — «государством завладеть». Вслед за столицей народ восстал во многих других городах; волнения охватили и Дон, где всего десятилетие назад было подавлено восстание Разина.

Положение блокированного в центре Москвы царского двора усугублялось тем, что все квартирующие в столице военные силы были на стороне восставших. Лишившись возможности даже помыслить о том, чтобы, по обыкновению, «перевешать» бунтовщиков, власти заметались. Нет, «верхи» не отказались от междоусобной борьбы: к середине мая коалиция заговорщиков раскололась, оскорбленная прорвавшейся к власти группировкой Нарышкиных и Матвеева. Новые хозяева Кремля вовсю даровали себе чины и имущества. Однако ни одного разумного шага к спасению не было сделано.

Стрельцы и солдаты московского гарнизона не случайно оказались во главе восстания. Они взволновались еще зимой, при жизни царя Федора, требуя оградить их от «налогов начальнических и нестерпимых обид» временщиков, которым они подвергались едва ли не в большей мере, чем «черные» жители столицы. Весть о волнениях всколыхнула вскоре провинциальные гарнизоны, но главное — регулярные полки придали восстанию организованность, несвойственную скоротечному бунту (что впоследствии дало основание домыслам о «заговоре Софьи», «Хованщине» и т. п.).

Пятнадцатого мая 1682 года тщательно подготовленное в «кругах» стрелецких и солдатских выборных людей вооруженное восстание началось. Рано поутру во главе с новоизбранными командирами, с развернутыми знаменами и полковыми оркестрами, в полном вооружении и с пушками из опоясывающих Москву стрелецких слобод и Бутырских казарм двинулись к центру города колонны лучших в России войск, прославленных за столетие многими победами, разгромивших в недавней войне (1672-1681 годов) отборные силы и знаменитейших полководцев Османской империи.

Стрельцы и солдаты были единодушны — старых командиров, прислужников и «ушников» начальства из своей среды они заблаговременно истребили и разогнали, полковники давно бежали в страхе. Двигавшиеся со стороны Бутырских казарм выборные солдатские полки аккуратно сковали генерала Аггея Алексеевича Шепелева, проявившего во время восстания такую же неустрашимость, как и в 1678 году, когда он, надев шляпу на шпагу, шел впереди своей дивизии на штурм Чигиринских высот, набитых окопавшимися янычарами великого визиря Кара-Мустафы.

Горожане, шедшие за стройными колоннами и собиравшиеся в огромные толпы, проявляли меньше единодушия. Так и должно было быть — на улицы вышли люди и по занятиям, и по убеждениям разные: от богатейшего промышленника до наемных работных людей. Посему перед собой стрельцы и солдаты послали глашатаев кричать, что бояре-изменники не только отравили царя Федора (вестимо отравили — иначе откуда узнали, что он не проживет еще нескольких часов, когда присягали Петру?!), но покусились уже на жизнь царевича Ивана: отравили или задушили.