Алексей Михайлович, стр. 172
— Конец! Сжечь их всех! И ее, и Авдотью эту, и всех! Петр, скачи в приказ, вели срубы на болоте ставить! Жечь их!
Петр вздрогнул, но не посмел ослушаться и тотчас поскакал назад.
Плотники немедля пошли на болото и начали складывать сруб для двух сестер, а тем временем царь собрал снова думу, не решаясь сам подтвердить приговора…
Терентий не мог уехать из Москвы, не повидавшись в последний раз с Морозовой, но в то же время, как опальный, он и сам должен был скрываться днем.
Вечером он помчался в Печерский монастырь и тотчас подкупил стрелецкого голову, но тот, взяв деньги, развел руками и сказал:
— Только видеть ее нельзя, князь!
— Почему?
— Взята на увещевание в Чудовский монастырь. Слышь, там и сам патриарх будет.
— Давно?
— Да с полчаса времени!
Терентий вскочил на коня и погнал в Чудов монастырь. Монастырь был заперт, но князь назвал себя, и его впустили во двор.
— Чего тебе? — спросил привратник.
— Где боярыня Морозова?
Привратник перекрестился.
— С нами, Господи! Чего тебе до еретички этой?
— Не твое дело? Где она?
— Она-то? В трапезной! Там ее увещевают и отец патриарх, и митрополиты, и весь синклит.
Терентий поднял голову. Окна трапезной были освещены; в глубине мелькали длинные тени.
— Что за человек? Чего тебе? — услышал он грубый оклик и оглянулся. Подле него стоял стрелец.
— Я князь Теряев, — гордо ответил Терентий, — ты сам зачем здесь?
Стрелец смутился и сдернул свою шапку с головы.
— Я-то? Я сюда из Печор Морозову привез, — и, переведя дух, тихо прибавил: — Ругаются над ней, страстотерпицей…
Князь быстро взглянул на него и тихо спросил:
— Как крестишься?
Стрелец испуганно посмотрел на него.
— Не бойсь, милый! Я крещусь так и уже мзду приял!
— И я так! — радостно ответил стрелец.
— Слушай! Так сделай мне, чтобы с ней повидаться. Она мне что мать родная, что сестра духовная! Свет мой! — голос Терентия дрогнул.
Стрелец покачал головою.
— Сейчас никак невозможно. Подожди тут, полковник сказывал, коли она не смирится, везти ее в ямскую. Надо думать, что не смирится она, страстотерпица, до конца крест понесет!…
Терентий задрожал.
— Пытать?…
— Беспременно, — ответил стрелец и прибавил: — Так вот там легче увидеть ее. В тюрьме! там народу всякого много. Я проведу тебя, а теперь укройся!…
Терентий отошел в глубь двора и всю ночь провел в ожидании страдалицы. Почти в шесть часов утра с шумом, бряцаньем цепей вынесли Морозову, уложили в сани и помчали на ямской двор. Князь поехал за нею следом.
Но уже забрезжил день, и ему, опальному, впору было самому укрыться. Мрачный, измученный, он вернулся к себе и стал молиться. За молитвой его сломил сон, и он уснул, стоя на коленях перед аналоем…
Только на следующую ночь он увиделся с Морозовой и успел проститься с нею, после чего поехал в ссылку на свое воеводство…
Царя успели отговорить от страшного решения. Сруб остался без употребления. Морозову сослали сперва в Новодевичий монастырь, потом перевели в Москву, в слободу Домовники, потом увезли в Боровск и там заточили в острог, в земляную яму.
XIII В ПОХОД
В думе опять было сидение.
Тревога охватывала всех.
Господи! за что такие напасти на государство валятся! Сначала мор, чума страшная, голод, бунты московские, ересь староверческая, пытки и казни, казни и пытки, а теперь еще беда нагрянула. Стенька Разин, вор и разбойник, по Руси кровь проливает!
Взял Астрахань, Царицын, Камышин, Саратов, идет по Волге вверх, у Симбирска стоит, возьмет Симбирск, Казань, а там уже чистый путь на Москву!
Слышь, города без боя сдаются. Пенза его, Тамбов евойный, Алатырь, Корсунь, Арзамас, Саранск, Цивильск, Чебоксары, Ядринск, Козьмодемьянск — все ему отдалось!
Идет с ним сила несметная: и чуваш, и мордвин, и калмык. Из-под самой Москвы холопы да посадские бегут…
Что делать?
— Намедни двух воров с письмами поймали на Красной площади, — сказал Одоевский.
— Сделали что?
— А как след быть: на пожаре казнили, а руки отрубили и выставили.
— Теперь он на Симбирск идет, а кто в Симбирске?
— Милославский, Иван Богданович, — ответил дьяк.
— Муж добрый! — сказал Нащокин. — Не своим родичам чета.
— И пишет он, — заговорил Воротынский, вставая, — что от Казани помощи ему не шлют и слать не хотят, а силы у него малые!
— А на Казани кто воеводствует?
— Урусов князь, Петр Семенович, — ответил снова дьяк.
— А кто ж князь Барятинский?
— Воинский голова!
— А тот Барятинский тож мне пишет, — заговорил опять Воротынский, — князь-де Урусов в большом унынии. Войско есть, а он не дает и одного стрельца на помогу иным городам.
— Спосылать туда надо с наказом кого. Да слосылать такого, чтобы в случае чего и сам распорядок сделать мог, человека воинского!
— А где взять такого? — заговорили в Думе,
— А князь Петр? — сказал Куракин.
Царь закивал головою и, улыбаясь, сказал:
— Так, так, князь! Лучше и не придумать! Боярин, — сказал он Нащокину, — заготовь ему грамоты, а завтра он и поедет! Ну, на сегодня и довольно! Авось Господь грозу пронесет и царство успокоит наше! Помолимся!
Патриарх стал читать молитвы, и все набожно крестились, а потом, целуя царскую руку, начали расходиться. Царь пошел в свои покои и приказал позвать к себе Матвеева.
— Отличие тебе от государя, — сказал Куракин, увидев Петра, — позовут тебя ныне во дворец, и царь в Казань тебя пошлет, к князю Урусову, чтобы ты мятежников укрощал!
— Царский слуга! — ответил Петр, но невольно затуманился. Крепко любил он свою жену и деток, обжился в Москве, да и старики уже призора требуют, а тут на войну ехать. Ну, да на все царская воля.
Он пошел к себе на двор и увидел того же Никитина. Дворянский сын быстро спешился и низко поклонился Петру.
— Государь-батюшка тебя к себе зовет. Наказал ехать не мешкая!
— Подожди немного. Испей меда с дороги. Мне только коня обрядят! Эй, Кряж!
Кряж выскочил и тотчас побежал по приказу Петра в конюшню, а старый Антон хлопотал подле Никитина, угощая его медом.
Петр, не заходя в терем, оделся и вышел снова к Никитину.
— Ну, едем!
Никитин вытер губы и встал.
— Что ж это не по обычаю,-улыбнулся Петр, — чару-то себе возьми! Чай, царский посол!
— Благодарствуй! —радостно ответил Никитин и тотчас спрятал серебряную с финифтью чашу в карман кафтана.
— Едем!
В сопровождении Кряжа они поскакали во дворец. Царь встретил Петра ласково и сказал ему:
— Вот, чтобы ты не думал, будто я на тебя за Терентия гневен! Дело тебе государское поручаем! Артамон Сергеевич, растолкуй ему!
Матвеев тотчас стал объяснять Петру, что надобно.
Князья Урусов и Барятинский не ладят друг с другом. Так мирить их надо, а коли что, и согнать с места, кого он вздумает. На то ему грамота. За мятежниками следить и беспременно рубить их с казанским войском. Там его много.
— На тебя все надеемся, — окончил Матвеев, — что дальше Казани вора не пустишь!…
— Смотри, нам его самого привези! — улыбаясь, сказал царь.
Петр повалился царю в ноги и раз двадцать ударил лбом об пол.
— Милуешь и ласкаешь холопишку своего! — говорил он в волнении.
— Ну, ну, чего там! Ты нам порадей только, а мы тебя не оставим!…
Царь был к нему особо милостив и взял его с собою в терем. Там он сел с Матвеевым играть в шахматы, а Петр слушал ласковые речи царицы.
— Ты уедешь, князь Петр, — говорила она, — так накажи жене своей: пусть меня не забывает да чаще ездит, а то два дня как и глаз ко мне не казала. Попрекни ее!…
Князь Петр вернулся домой, и в доме Катерина тотчас подняла вой.
— Голубчик, голубь мой сизый, на кого ж ты меня покинешь и деток малых, — начала причитать она, — убьют тебя воры, злые крамольники!
— Петруша, сокол мой ясный, осиротеем мы без тебя! — подтягивала старая княгиня.