Хозяева старой пещеры, стр. 32

— Приснилось ему? — сдерживая волнение, спросил Санька.

Митька значительно покачал головой.

— Может, и приснилось, только эт-та… как его… глянул он, а нога ейной косынкой повязана.

— Ну! — ахнул Санька, чувствуя, как по спине побежали мурашки. — Выходит, привидения за нас?

— Конечно, эт-та… как его… за нас. Привидения-то из кого получались? Бабка говорила, что из тех, кого богатеи разные забижали… Только, я думаю, тут другое…

— Что? — Санька придвинулся ближе к Митьке, предвкушая ещё более страшную историю.

Митька долго смотрел на затухающий огонь, потом сказал, таинственно понизив голос и оглядываясь по сторонам:

— Космонавты, эт-та… как его… из других планет!

— Брось! — Санька разочарованно отодвинулся.

— Можешь не верить, — горячо сказал Митька и приподнялся на локте, — дело хозяйское, а только у них, может, темно, может, солнце другое, вот они и ходят по ночам, эт-та, как его… изучают.

— А Настасья как же?

— Неужто не понимаешь? — удивился Митька. — Маскировка это. Им-то только этого и надо, пусть люди думают, что они привидения, им же спокойней.

— А здорово! — Санька рассмеялся. — Вот бы поговорить с кем из них.

— Во! И я так думаю. Интересно! Ты бы про чего спросил?

Санька задумчиво подержал себя за нос, потом посмотрел вверх и твердо сказал:

— Про избы. Как избу построить, чтоб ни огнём, ни водой не брало дерево.

— Так это ж из камня или железа строить надо, — усмехнулся Митька. — Вон как контора совхозная…

— Контора или завод — другое дело, а для жилья из дерева надо, — серьёзно сказал Санька, — как отец строит… Он говорит, что в деревянной избе и дух другой, лёгкий. Вон в Николаевском изба есть. Меня отец туда раз возил, показывал. Уже сто лет стоит. Резная вся. Окна как кружевами обшиты. Мужик-то, Кондрашин, который её строил, помер давно, а люди посейчас избу кондрашиной зовут. Во как. Его поделок много в деревне. Мастер был. Вот мне бы так научиться. А ты про что бы спросил?

— Не знаю… — Митька лёг на спину и подложил под голову руки. — Про интересное! Кем я буду, когда вырасту.

— А то ты сам не знаешь.

— Не-е… эт-та… как его… разным охота быть. Коров пасти интересно. Я с пастухами раз ходил. Здорово! И на ракете летать подходяще… И на грузовике охота ездить.

Ребята помолчали. Костёр потух. Чёрные угольки покрылись синеватым пеплом. Светало. Лес словно раздвинулся, посвежел. Деревья и кустарник уже не сливались перед глазами в сплошную тёмную массу, а четко рисовались на фоне проясневшего неба.

— Никак пора, — неожиданно сказал Санька. Он встал на ноги и поёжился. — Холодновато. Вставай, Митрий, уже совсем высветлело.

— А где же мы её искать будем?

— Да где-нито вдоль большака. Далеко-то в лес её тащить не с руки. Тяжёлая.

Они выбрались из кустов, перебежали небольшую поляну и неожиданно наткнулись на ручей. Вода в нём была красноватая — видно, текла из торфяного болота. Ребята напились, черпая воду пригоршнями, а затем разулись и перешли ручей вброд, пружиня ногами по мшистому дну.

Между тем лес светлел всё больше и больше. За деревьями медленно выстилалась полоса восхода. С каждой минутой она становилась ярче, и от неё незримыми волнами расходился нагретый воздух. Проснулись птицы и разом наполнили лес весёлым щёлкающим гомоном.

Внезапно Санька остановился.

— Митяй, ты не упомнил, затоптали мы костёр? — спросил он.

— Не помню, — сказал Митька. — Так он же потухлый был.

— А уголёчек мог остаться? Айда, не дело оставлять огонь в лесу без призора.

Мальчишки повернули назад к ручью. Пройдя несколько шагов, они вдруг разом, будто по команде, присели, глядя вперёд остановившимися от страха глазами.

Мохнатый, тёмно-бурый медведь стоял на другом берегу ручья и нюхал воздух. С тёмной, заострённой морды капала вода.

— Подранок! — чуть не вскрикнул Митька и тут же зажал себе рот обеими руками. Первым желанием Митьки было вскочить и бежать куда глаза глядят, но ноги не слушались. Санька повернул к нему голову и прошептал одними губами, горячо дыша в самое ухо:

— Ништо… ветер в нашу сторону.

Медведь поднял переднюю лапу и начал зализывать рану. Шерсть на больной лапе была мокрая и издали казалась чёрной, будто медведю случайно пришили лапу другого цвета.

Первые лучи солнца скользнули по влажной листве, зажгли крупные капли росы на траве и кустах, облили радужным светом неподвижно стоявшего медведя. Но вот он опустил лапу и, оскалясь, посмотрел в сторону ребятишек. С жёлтых клыков медленно стекала слюна. Он тяжело, с присвистом дышал, высунув розовый с беловатым налётом язык. Глаза двумя точечками сторожаще мерцали. Казалось, он видит притаившихся в кустах ребят и теперь решает, как ему с ними поступить.

Митьку позывало закрыть глаза, чтобы не видеть страшной пасти зверя, но веки не слушались. Ему казалось, что он всю жизнь сидит вот так. Тело его давно превратилось в камень, и поэтому он не чувствует ног.

Медведь шевельнулся, закрыл пасть и громко чихнул, ткнувшись мордой книзу. Потом повернулся и медленно заковылял в кусты, изредка глухо постанывая.

Первым пришёл в себя Санька. Он вскочил на ноги и схватил Митьку за плечо.

— Быстро! — прошептал он.

Стараясь не дышать, ребята, крадучись, отошли метров на сто, а затем бросились бежать. Очужевшие ноги с трудом слушались Митьку, ему хотелось лечь на землю и не двигаться, но страх, что медведь передумает и вернётся, властно гнал его прочь от проклятого места.

19. Неожиданная находка

Из последних сил продираясь сквозь кусты, перелезая через завалы, исцарапанные, изодранные ребята выбежали на небольшую лесную поляну и в изнеможении упали в заросли ландышей. Кровь горячим перестуком барабанила в виски.

Некоторое время ребята лежали молча, не в силах произнести ни слова. От сырой земли тянуло холодом. Митька поёжился. Рубашка на спине промокла. Спина застыла. Он приподнялся и сел.

— Сыро, — сказал Санька. Он лежал на спине, раскинув руки, и в глазах его медленно плыли кусочки облаков.

— Ага… Эт-та… как его… где мы?

— Не знаю.

— Пить охота, — вздохнул Митька и засмеялся. — А здорово мы… Километра с три отмахали. Здорровущий какой… Я уж думал — всё, эта-та… как его… хана.

— Кабы не ветер в нашу сторону… — Санька неожиданно сел и уставился на Митьку испуганными глазами. — Митька… Кимка же с пацанами за пушкой пойдут.

— Ну и што?

— Ништо, а медведь?! — он вскочил, одёргивая, прилипшую к спине рубашку.

Митька тоже вскочил, ещё не понимая зачем.

— Айда скорее, — сказал Санька, — нужно перехватить их на большаке.

— А пушка? — возмутился Митька.

— Не уйдёт, — отрезал Санька. — Бежим.

— Дак мы же дорогу… эт-та… как его… потеряли. Куда идти-то? В какую сторону?

— Так что же, сидеть и ждать, пока их медведь задерёт? Они же городские. Айда. — И Санька решительно двинулся вперёд.

Не зная дороги, они долго блуждали по незнакомому лесу, придавленные необычной тишиной. В этом месте лес был совсем не похож на тот привычный, где они ночевали. Там земля была сухая и твёрдая, и днём весь лес звенел от птичьего гомона, а здесь ноги то и дело грузли в мягком зыбуне, и следы тотчас же наполнялись рыжеватой водой. Противно пахло мокрым мхом и подопревшей корой.

— В самые… эт-та… как его… болота забрались, — сказал Митька, почёсываясь.

Руки, ноги и лицо ребят густо облепили комары. В двух шагах от Митьки брызнул фонтан воды.

— Не лезь. По кочкам ступай, — сказал Санька и тут же громко крикнул: — Под ноги гляди! Окно!

В нескольких шагах от ребят сверкнула маленькая полынья, окружённая грязно-зелёной трясиной. Светлая вода с берегами вровень, будто колодец. Плохо придётся тому, кто оступится в этот колодец, — засосёт бездонная трясина. Митька уже не лез вперёд, а ступал за Санькой след в след, отмахиваясь от комаров.