Сказ про Игната - хитрого солдата (с иллюстрациями), стр. 22

— Ай да Дурында! С солдатом хочет тягаться!

— Силён малый, да с чужого голоса поёт.

— Вправду говорится про глупого: беду скоро наживёшь, да не скоро выживешь!

Дурында пытался морщить лоб, тёр ладонью затылок, потом рассмеялся и подмигнул Игнату:

— Не на такого напал! Нашёл дурака, чтоб я за тебя уставал. Нет уж, работать буду я, а ты за меня уставай!

— Нет, так я не хочу! — нарочито бойко запротестовал Игнат.

— Забоялся? — презрительно сказал Дурында. Правильно Спиридон говаривал: «Солдат с тобой тягаться не станет».

— Ага, значит, это Спирька-Чёрт тебя науськал? — подхватил Демид. Вот откуда ветер дует!

— Забоялся? Забоялся? — гордо повторял Дурында.

— Ладно, раз так дело повернулось, я согласен, — сказал Игнат. — Я буду за Якова уставать. Посмотрим, кто выдюжит.

Дурында начал копать канаву, а Игнат лёг в тени мельницы и время от времени тяжело охал и стонал. Между охами и стонами Игнат вставал, помогал Василию, Демиду и Саве прилаживать ворот к мельничному механизму.

От ворота тянулись верёвки к реке. На верёвке крепили бадейки. Бадейки должны были зачерпывать воду, а мельничная сила — вытягивать их наверх.

— Вот тут бадейки будут опрокидываться, сливать воду в жёлоб, говорил Игнат, отмечая вехой место, — а дальше — вода уже пойдёт по канавам… О-о-ох… как я устал… все кости ломит… о-о-ох! — застонал Игнат так громко, чтобы Дурында его услышал.

А Дурында превзошёл сам себя: он неустанно рыл и рыл, покрывая поле морщинами канавок и канав.

Стоя в воде, двое мужиков прилаживали к канату бадейки. У Игната сердце сжалось, когда он увидел их худые тела.

— Аж рёбра светятся! — дёрнул себя за ус Игнат. — Вот до чего довели хлеборобов!

Солнце показывало полдень. Задымилась, запылилась дорога.

— Загадку отгадайте, люди добрые! — сказал Игнат. — Шесть ног, две головы, один хвост. Ну-ка?

— Человек на лошади, кто не знает? — усмехнулся дед Данилка, сверкнув зубами.

— Ладно, — покрутил ус Игнат. — А кто таков: лют, а не князь, хитёр, а не поп?

Наступило молчание, потом все заговорили сразу.

— Нет, нет, нет! — замахал руками Игнат. — Все — пальцем в небо. Спирька-Чёрт это, вот кто. Вон сюда скачет. А зачем, сам скажет!

Дурында отставил заступ и, заслоняясь от солнца своей громадной, чёрной, как сковорода, ладонью, посмотрел на дорогу. Радостная улыбка пробежала по его лицу. Он отёр пот и направился к мельнице, где только что улёгся в тени Игнат.

Солдат слегка стонал.

— Сил нет, до чего Игнатка намаялся, — сказал дед Данилка Дурынде. Не пожалел ты его!

— А ещё в сраженьях бывал! — пробасил Дурында. — Будет знать, как со мной вязаться.

— Да, уморил ты его, — закивал головой Савушка.

— Поделом — с силой не вяжись! — гордо произнёс Дурында.

Подскакал на пегой толстоногой и пузатой лошадке Спирька. Увидел лежащего без чувств Игната, обрадовался. Серое лицо Чёрта порозовело, тонкие губы растянулись в улыбке. Плётка, которой он погонял лошадёнку, забила дробь по сапогу.

На Спирькиной груди сверкал квадратный бороденный жетон, полученный от князя. Поэтому Спирька презрительно посматривал на медаль, висящую на кафтане Игната: дескать, и мы не лыком шиты — имеем награды и отличия!

— Много он накопал? — хрипло спросил Спирька Дурынду.

Дурында обвёл рукой часть поля, покрытую сетью канав, стукнул себя в грудь:

— Всё я сделал… Готово!

— Готово-то готово, да сделано бестолково, — не открывая глаз, сказал Игнат.

— Это ты копал? — стараясь разобраться в случившемся, спросил Спирька. — А он что делал?

Дурында как мог рассказал Спирьке об условии спора, про то, как хитрый солдат пытался его, Дурынду, обмануть и как у солдата ничего из этого не вышло.

— Меня не проведёшь! — радостно пробасил Дурында и снова стукнул себя кулаком в грудь.

— Ох и остолоп! — прохрипел Спирька и вытянул парня по спине плёткой. — Дурында ты и есть!

Чёрт ещё раз ударил парня и ускакал.

Онемевший от удивления и боли Дурында остался на дороге, и пыль от копыт на мгновение скрыла его от Игната, Савушки, деда Данилки.

— Жалко его, — сказал Игнат, садясь на траву. — Яков парень-то неплох. Работящ, да доверчив очень.

— Чужой ум хорош, а свой лучше, — молвил дед. — Он под Спирькину дудку пляшет, вот и доплясался.

Когда пыль осела. Дурында протёр глаза и пошёл к мельнице. Лицо его было растерянным и удивлённым.

Он молча сел рядом с Игнатом и дедом.

— Не туда иди, куда дорожка ляжет, а куда ум-разум подскажет, — сказал Игнат. — Вот ты, Яков, сам на свой крючок и попался. Опозорился, как швед под Полтавой.

Игнат, глядя в голубые простодушные глаза Якова, растолковал, что произошло.

— Ты прихвостень Чёртов! — вставил дед Данилка. — Спирька тобой вертит, как пожелает. Тьфу, смотреть тошно!

Яков со всем соглашался, кивал головою.

До захода солнца Игнат и Яков помогли Савушке, Василию, Демиду и другим мужикам наладить ворот и бадейки. Подождали ветра, но его не было, и крылья мельницы были неподвижны.

Уже начали прилетать крикливые галки, располагаться в привычных местах.

— Идите! Вечеряйте! — сказал Савушка, едва перекрикивая галочий грай. — Будет ветер — приходите хоть ночью! Посмотрим, что вышло!

9. Сказка о Хитром Лапте

Бабка Ульяна и Стёпка приготовили вернувшимся с мельницы мужикам всё, что только можно было найти в доме. Даже грибы, которые Савушка сегодня принёс Ульяне, и те уже были сварены, пожарены. После еды все вышли из избушки, расселись, разлеглись кто где — на старых поленницах, на завалинке, а то и прямо на тёплой, прогретой за день солнцем земле.

напел Василий тихо.

А остальные подхватили:

Песня то громче, то тише кружила над избушкой, подчиняя голоса своему неспешному полёту.

— Повеселее бы что, — сказала бабка Ульяна, когда песня кончилась. Позадористее, чтоб радости поболе.

— А почему Игнат молчит? — спросил Демид. — Или от песен наших отвык?

— Песни мы ещё успеем петь, — молвил дед Данилка. — Пусть лучше-ка солдат нам скажет про битвы-сраженья, где дым-порох нюхал, от пуль-пчёл отмахивался…

И все сразу обрушились на Игната с просьбами:

— Про Полтаву!

— Как ты с царём встретился!

— Как ты шведа в полон брал!

— Про города заморские, дальние!

Просьбы были жаркие, шли от самого сердца. Игнат понял, как истосковались его земляки по сказкам и рассказам.

— Про царя что сказать? — покрутил ус Игнат. — Видел я Петра Алексеевича. Не одиножды. Такой же он человек, как любой. Две ноги, две руки. Ростом большой был, голос звучный. Но он — царь, а я, известно, солдат. Что меж нами близкого?.. А про войну тем интересно, кто её не ведал, в неё не окунался. Война — это… да страшно вроде и начинать. Может, лучше про неё не говорить?

— Сказывай, сказывай, мы не пугливые! Любим про страшное!

— Чего бояться? Говори, Игнат, говори!

— Кто войны не видел, в бою не бывал, тому чего бояться? — усмехнулся Игнат. — Ну ладно, слушайте. Лежу я за бугорком, а с той стороны поля пушки шведские стоят. Сначала одна ударила — огонь, гром. Потом другая — огонь, гром. Потом третья. Потом все вместе. А я лежу. Дым стоит — ничегошеньки не видно. Днём темно стало. И где-то сбоку шведы бегут — земля гудит. Дальше не знаю, как и говорить… Страх один!