Следы ведут дальше, стр. 5

— Чего тебе? Пошёл! — крикнул я на пса и замахнулся.

Пёс завилял хвостом. Тут я заметил ещё собаку. Уши у неё нависли на глаза, и она смотрела из-под ушей, как из-за занавески. Смешная такая собака, ноги короткие, кривые. Она тоже завиляла хвостом. Тоже обрадовалась, что я проснулся.

Я посмотрел на двор… И обалдел! Штук сорок собак. Не меньше. Наверное, с половины посёлка сбежались. Большие, маленькие, белые, чёрные, всякие. Они сидели, лежали, стояли… Они увидели, что я проснулся, и обрадовались, и запрыгали, и залаяли, заскулили, начали играть, и почему-то все меня обнюхивали.

Тут на крыльцо выбежал отец в одних трусах. Он за голову схватился, закричал на весь двор:

— Я на работу опаздываю! Мы сегодня автоматическую линию испытываем! Откуда столько собак? Кто их звал? Вот почему нам денег никогда не хватает.

Мама прибежала, Женька… Схватили метлы, веники, палки, стали размахивать вениками… Гнать собак. Поднялась суматоха. А собаки никуда не хотели уходить, разбегались, опять сбегались. Мы вышвыривали их за ворота, в сад, выгоняли через калитку, обливали водой, кричали на них, грозились, — они всё равно через минуту возвращались назад неизвестно откуда, лезли из-под раскладушки, из чулана, из-под крыльца, даже одна в комнату забежала и спряталась под кровать. Никто не мог догадаться, откуда столько собак взялось. Еле-еле выпроводили эту ораву на улицу.

Перед нашим домом получилась собачья выставка. Больше всего было дворняжек. Были и овчарки, таксы, пинчеры, фоксики… Собаки расселись на тротуаре, на дороге… Машины гудели, прохожие возмущались. Пришёл милиционер.

— Безобразие! — возмущались все.

Мама стала объяснять, что собаки не наши, чужие, что они просто пришли в гости, поиграть, что мы их не кормили. Что они скоро разойдутся и что её сын очень любит животных…

— Всё равно безобразие! — возмущались прохожие. — Приучили собак ходить в гости, так нечего выгонять их на улицу. Здесь транспорт… Дети…

— Знаешь что? — сказал отец. — Иди-ка отсюда со своими четвероногими друзьями. Иди, иди куда хочешь, только подальше от дома. Давай, давай! И с ними не возвращайся.

И я пошёл… И вся орава собак побежала за мной. Первым бежал огромный лохматый пёс, за ним вислоухий, потом всякие с хвостами, без хвостов… Самым последним бежал щенок. Он был совсем маленький, едва поспевал за нами, с трудом перебирался через канавы, повизгивал, но не отставал, точно без него было скучно. Когда я подошёл к дому Медведева, то увидел вторую половину поселковых собак. Ромка, соседи, бабушка только ещё начали выгонять их со двора.

— Куда ведёшь! — закричали на меня. — Своих-то не знаем куда девать, и ты ещё привёл банду!

— Я их не вёл, — сказал я. — Они сами прибежали… Когда наши собаки объединились, мы с Ромкой пошли к мосту.

— Только в Песковатку не заходите! — кричали нам вслед. — Там тоже собак целая пропасть. Идите в лес… Идите в поле!

Мы пошли по Хомутовскому мосту, потом по лугу. У самой опушки леса сели подождать отставшего щенка. Он прибежал тяжело дыша и повизгивая: устал.

Так мы и сидели… Собаки смотрели на нас, подходили по очереди, тёрлись мордами, ласкались по всякому.

— А ты говорил, что собаки будут бояться философского камня, — начал упрекать меня Ромка. Он сидел на пне, гладил моего лохматого пса.

— Эх, — я взял на руки щенка. Щенок обрадовался, лизнул меня прямо в нос. — Собаки — они умные. Они — друзья человека. Они оценили наше изобретение.

— Меня в дом не пустили ночевать, — сказал Ромка.

— Крепкий очень камень получился. Но это хорошо! — сказал я.

— Чего хорошего?

— Наверное, мы изобрели собачьи духи, вот что! Если бабкины овчарки бросятся на нас, мы дадим им понюхать пузырёк, они сразу привыкнут к нам. Понял?

Святая вода

В канаве три раза промяукала кошка. В ответ я засвистел по-щеглиному. Мы сошлись за продуктовым ларьком, чтоб никто нас не увидел с улицы.

— Сидят на цепи, грызут кости, — доложил я результат разведки.

Откровенно говоря, мне почему-то стратегический план вдруг перестал нравиться. Так я не умею — по плану. Если нечаянно, тогда ещё ничего: нечаянно шёл, нечаянно увидел чужие яблоки, нечаянно сорвал. Если поймают, по-честному скажешь: «Ой, дяденька, больше не буду! Я нечаянно!» А то всё по плану…

— Давай пойдём в другую сторону, — предложил я. — Заблудимся, куда-нибудь нечаянно залезем. Можно к Лидке…

— Нет, — ответил Медведев. — Если ты откажешься, так ты смалодушничал. Значит, у тебя нет силы воли, если ты не можешь сделать того, что задумал. Ты станешь вроде дезертира.

— Я не дезертир. Просто я передумал.

— Сегодня ты изменишь своему плану, завтра бросишь товарища в бою… — заявил Ромка.

Я расстроился. Кому охота бросать товарища в бою?

— Ладно, пошли! — согласился я. Зря, конечно, согласился.

Мы выглянули из-за ларьков.

На улице было спокойно: ни души. Из дома напротив доносились музыкальные гаммы — это Димка учился играть на баяне по самоучителю…

«Ти-ли… Ти-ли…»

Как не надоест? Если не умеешь играть, зачем баян покупать? Вот кому медведь на ухо наступил — Димке, а не мне.

Мы вышли на дорогу. Первым — Ромка. Пошли вдоль улицы. Около Агафьиного сада перепрыгнули через канаву. Две доски мы оторвали заранее. Они держались на гвозде. Тронешь — расползутся, как ножницы. Мы пролезли в сад.

Ветки у яблонь свисали до земли. Чтоб они не обломились, снизу их подперли подпорками.

Мы пошли, пригнувшись, за кустами крыжовника. Крыжовник я не люблю — он волосатый. Я повёл Ромку к белому наливу. Когда наш отряд приходил к бабке, чтоб взять над ней шефство, я «нечаянно» заметил, где рос белый налив.

Мы нагнули ветку… Яблоки были упругие, холодненькие. Живот холодило: рвали мы за пазуху.

Вначале рвали все подряд. Рвали, одним глазом на забор смотрели. Но собаки молчали.

Потом мы стали выбирать яблоки покрупнее…

— Давай груш нарвём, — предложил я. — Всё равно уж, если попадёмся, то и за груши влетит и за яблоки.

Мы прокрались к колодцу.

Никогда не надо спешить. Правильно говорят. Ромка торопился и налетел на пустое ведро. Ну и загрохотало! Как сто тысяч вёдер по железной лестнице покатились.

И бабкины собаки запрыгали на цепях, залаяли. Я бросился к забору. Подбежал… Но разве впопыхах найдёшь нужные доски? Потерялись, и всё. Я бегал вдоль забора, весь забор перещупал, пальцы занозил…

Ромка тоже не мог найти выхода.

— Доставай камень! — закричал Ромка. — Сгрызут!

— Груши… есть, — сказал я. — Камня нет.

— Куда дел?

— Потерял! В карманах места нет, груши лежат. Тут в доме открылась дверь, на крыльцо вышла Агафья. Её хорошо было видно, потому что на крыльце горела электрическая лампочка. Она подошла к перилам крыльца и крикнула:

— Кто там? Кто пришёл-то, отвечай!

И неожиданно от калитки донеслось:

— Агафья Петровна, встречай гостя.

— Иду, иду! — прогнусавила Агафья. — Цыц, дармоеды! Пошли на место! Пропасти на вас нет, окаянные!

Наверное, собаки очень удивились таким словам и замолчали.

Во дворе появился старик с лохматой бородой. Всё лицо у него было бородатое, до самых ушей.

— Кто пришёл? — толкнул меня в бок Ромка. От неожиданности я вскрикнул.

— Сообразил, — обиделся я. — Толкаешь. Не знаю кто. Таких бородатых в Усмани нет. Наверное, спекулянт, как и бабка. Приехал из города.

Гость и хозяйка прошли в дом. В крайней комнате зажёгся свет, и из сада было видно, что там стоял шкаф с зеркалом, телевизор на тумбочке, на стене висели иконы.

Лица у святых на иконах были сердитыми, точно они сердились, что им не дали досмотреть футбольный матч по телевизору.