Ожерелья Джехангира, стр. 34

Он вынул из рюкзака объемистую железную банку и с горделивым звоном рассыпал на шкуру все свои «сокровища». При тусклом дрожащем пламени свечки они сияли, как игрушки на новогодней елке. А мы, наверное, были похожи на малых детишек, забавляющихся безделушками. Только некому было над нами смеяться. Беляков и Козлов с головой забились в меховые мешки.

— Но лично я не люблю ловить ленков на блесны, — продолжал Виноградов. — Интересней всего на мушку. Ох как они бултыхаются! Хочешь, подарю тебе самую хорошую мушку, на которую ловят ленков наши летчики?

— Пожалуйста, подарите, буду очень рад!

Он протянул черного лохматого жука, вырезанного из легкой тонко-пористой резины и обмотанного щетинками рыжих волос.

Долго мы сидели и беседовали о северной рыбалке. Вокруг трубы вихристыми струйками дрожал горячий воздух. Ежики инея на лиственницах все росли, все ежились — и вот уже окружили деревья сплошной сверкающей бахромой. Спать не хотелось. Я настроил спиннинг и пошел к реке.

— Подожди, — остановил меня Виноградов. — Возьми мыша. Ночью ленки на блесны берутся плохо. А на мыша — только бросай!

Он подал черный мячик, грубо сделанный все из той же пористой резины и оснащенный острым тройником. Неужели и вправду ленки ловятся на этот глупый шарик?

Ночь была темная. Лишь от инея смутно разливалось едва уловимое белое сияние. Над рекой клубился пар и слышался какой-то тревожный тихий-тихий неземной шелест. Я нагнулся пониже — поверхность реки стала видна лучше. В середине она была блестящая, а у берега — шершавая, матовая. Я пригляделся внимательней и понял, что это шуршат, шелестят, переваливаясь в воде, тоненькие-тоненькие, только что родившиеся льдинки.

Вдруг мимо сапог пробежал какой-то маленький темный зверек. За ним второй, третий. Не останавливаясь, они бросились в реку и поплыли. Раздался резкий звучный плеск, будто нырнула испуганная ондатра. Два зверька мгновенно скрылись под водой. Я вскоре бросил свой черный резиновый шарик в реку. Ничего не видно — только тусклое мерцающее сияние переваливающихся льдинок. Опять раздался плеск, и я почувствовал, как спиннинг согнулся под рывками большой рыбы. Это был ленок.

Речка шелестела и шуршала все громче и громче. Хрупкие льдинки становились толстыми, неуклюжими. А маленькие зверьки бежали и бежали в реку. Над ними бесшумными тенями проносились полярные совы.

Когда кидать спиннингом стало невозможно, потому что вся река наполнилась «салом» и вот-вот должна была остановиться, я взял своих трех ленков, которые уже успели закоченеть на морозе, и пошел в палатку.

Виноградов сидел у печки на шкуре.

— Вы что не спите?

— Да разве уснешь! Посмотри, какая красота вокруг!

И вправду было очень красиво. По небу переливались и тянулись к земле голубые фосфорические огни северного сияния.

Но мне не терпелось узнать, какие зверьки прыгали в реку. Я выбрал самого пузатого ленка и вытащил из него восемь обыкновенных серых мышей. Зачем они, дураки, бросались в воду? Подождали бы немножко и спокойно перешли бы по льду.

Река шумела раскатисто, натужно. И вдруг стихла, как будто мгновенно испарилась.

— Все! — сказал Виноградов и немного спустя с грустью добавил — Такова и наша жизнь. Торопимся мы куда-то по камням и болотам, прыгаем через пороги и водопады, жадничаем, ругаемся, завидуем, а ударит матушка смерть — и конец. Вечный нетающий лед!

— С чего это у вас такие черные мысли? Неужели из-за того расстроились, что рыбы мало наловили?

— Ну что ты! Рыба, конечно, для нас, жителей Севера, большое подспорье. Но я к ней равнодушен. Меня интересует лишь процесс ловли. Вот сидел я тут, все думал, а сколько тысяч лет течет эта речка? Может, десять, а может, и все пятьсот? Вот раньше, в первобытные времена, рыбы навалом было, ее и сейчас на Севере хватает. А что будет через сто лет? Всех тайменей и ленков, наверное, отравят заводами, погубят нефтью. Ты что думаешь, я работаю в полярной авиации ради длинного рубля! Батенька мой, всех денег не заграбастаешь. Да и на какой хрен они нужны. Скажу по секрету, живу я здесь и мерзну в этой дыре только ради привольной рыбалки. Не было бы тайменей, ленков, хариусов — давно бы перебрался поближе к Черному морю.

Советы робинзонам

В XVI веке в Индии жил необыкновенный император Джехангир. Он так восторгался природой, так любил ловить удочками, что часто убегал из своих роскошных дворцов и ночевал в шалаше на берегу реки. Как только ему попадалась рыба, он ласково снимал ее с крючка, вешал ей на грудные плавники жемчужное ожерелье и отпускал обратно в воду.

Джехангир ни разу не обделил дорогим подарком ни одной рыбы, которую поймал. Он считал, что самая магическая красота на земле — красота рек, озер, морей и что рыба — выражение совершеннейшей грации и гармонии жизни.

Император был очень богат. В его сундуках жемчуга было куда больше, чем зерна в закромах крестьянина. Думать о пропитании ему не приходилось, потому что десятки слуг заботились, чтобы к его обеду были поданы самые отменные деликатесы.

Спиннингисты, мечтающие провести свой летний отпуск среди водопадов Сибири, чтобы поохотиться за речными великанами, должны думать не только о «жемчужных ожерельях», но и о хлебе насущном. Ведь многие из них заберутся на самолетах в такие медвежьи уголки, где не очень-то легко достать продукты. А пока они будут плыть на плотах среди гор и тайги, перед ними никто не поставит ковровых да шелковых шатров с яствами и питьем на золотых подносах, как перед индийским императором.

Робинзоны должны все уметь и все предвидеть. Они непременно должны взять с собой в поход всевозможные специи и приправы: перец, лавровый лист, сушеный укроп, горчицу, хрен, уксус и т. д.

Путешественникам полезно помнить, что на каменистых осыпях Алтая и Саян густыми лужайками растет горный лук, душистый, едкий, с крупными тугими головками. А на песчаных косах северных рек можно нарвать зеленых перьев терпкого полярного лука. В смешанной тайге встречаются поляны, сплошь усеянные любимым лакомством медведей и деревенских ребятишек — черемшой, диким чесноком. Все эти дары природы — великолепная приправа к блюдам, приготовленным на костре.

Итак, вы плывете с товарищами на плоту. Вы причаливаете возле порога, где плещутся таймени, и делаете первый бросок. И желанная добыча, мечта заветная тяжело ворочается у ваших ног. Вы обхватываете тайменя руками и гордо несете к плоту. Вы готовы осыпать его поцелуями, увешать изумрудами и алмазами, но… ни за что не согласитесь пустить обратно в воду. Нет, вы не такой чудак, как индийский император! Впрочем, и сам Джехангир наверняка не устоял бы перед соблазном отведать сибирской ухи.

Вспыхивает костер. Вокруг тайга, горы и пороги, в которых бухают, гоняясь за «молниями», широколобые громадины. Но никто из вас не хватается судорожно за спиннинг и ружья. В ваших сердцах нет места хищному инстинкту, жадности, рвачеству. Перед вами жемчужным ожерельем Джехангира извивается река.

Мудрый человек был Джехангир!

Вы садитесь вокруг костра и подымаете бокалы с вином. Праздник «первого тайменя» начался. За Джехангира! За сибирских тайменей. Хрустальный звон проносится над тайгой, и в косматые волны порога летят бокалы. Все — робинзоны в походах больше не пьют.

Еще задолго до охоты за речными великанами вы расспросили всех знакомых путешественников, что можно приготовить из представителей «прекрасного семейства». И вот теперь долгожданный час рыбацкого пира пробил.

Конечно, вы непременно начнете с «талы». Хоть таймени и являются прародителями талы (таймень по-монгольски — тал, по-бурятски — тулу, отсюда и название этого кушанья) — на самом же деле сибиряки пускают тайменей на талу редко, потому что их мясо несколько грубовато. Лучше всего отобрать самых упитанных, только что пойманных хариусов, снять с них шкуру, вынуть кости и нарезать на мелкие кусочки. Все это крошево сырой рыбы посыпать белоснежной пудрой соли, черным перцем, приправить зеленью дикого лука. Через пять минут можно есть. Желающие могут сдобрить кушанье еще уксусом и подсолнечным маслом. Оно приобретет своеобразный колорит.