Ожерелья Джехангира, стр. 22

Геолог Махов, так же как и знаменитый Сабанеев, настолько высокого мнения об умственных способностях тайменей, что даже попытался приручить одного. Он поймал сетью «поросенка» килограммов на двадцать шесть и вырыл ему в русле горного ручья глубокую яму. Пустил туда штук семь хариусов, однако гордый невольник не захотел их есть. Боясь, как бы таймень не подох с голоду, Махов стал кормить его насильно, то есть раскрывал ему пасть и совал рыбу. Таймень заглатывал охотно.

Днем воспитанник лежал в яме спокойно, а ночью подымал такую возню, такое громыханье галькой, пытаясь прорваться через плотину к реке, что в палатке никто не мог заснуть. В конце концов по общему решению эту шумливую «скотинку» пришлось заколоть. Ради любопытства Махов располосовал ему желудок, напоминающий простой длинный мешок, и установил, что таймень полностью переваривает хариуса за три дня. Желудочный сок у тайменей действует очень сильно. Ведь они не терзают и не пережевывают свою добычу, а глотают целиком. В этом отношении им могут позавидовать даже удавы, которые призывают на помощь тепло, а именно — специально ложатся на солнечный припек. Таймени же прекрасно обходятся в холодной воде.

Не выдерживают нервы

Таймени быстро усваивают, что такое блесны, какую смертельную опасность несут им остроногие пауки-крючки. Но все-таки из-за слишком обостренных хищнических наклонностей не могут устоять перед сиянием металла, перед мельканием обманки — у них просто не выдерживают нервы.

Однажды геофизик Гусев, на катушке которого была очень тонкая жилка, подсек тайменя, но вытащить не смог — оборвалась блесна. Он привязал новую блесну и опять подсек тайменя. И опять рыба ушла с крючком. Так он «подарил» четыре блесны подряд. Только на пятую выволок небольшого секача. Как же он удивился, когда увидел в его пасти все свои блесны! Вот уж поистине сверхсчастливый трофей!

Таймени, впервые схватившие блесну, сопротивляются не так бурно, как уже побывавшие на крючках. Ученые пытаются перебить леску хвостами, делают вертящиеся свечи, то есть взлетают и ныряют, кружась штопором, выпрыгивают, как летучие рыбы.

Пойманные таймени, пока в них теплится жизнь, меняют окраску, словно хамелеоны: желтеют, буреют, чернеют. И лишь в тех местах, где они соприкасаются с галькой, остаются белые пятна.

В каждой реке таймени окрашены по-своему — то с желтизной, как песок на дне, то синеватые, как базальтовые камни. А в чистых хрустальных омутах они отливают серебристым сиянием. Только хвосты у всех одинаково красные.

Как и положено хищникам, они отлично маскируются. Лишь один раз мне попался какой-то чудной таймень. Он был весь белый, словно поседел от переживаний. И вправду поседел! И вправду от переживаний! На его лбу остались глубокие шрамы от орлиных когтей. Вместо глаз у него были ямки, заросшие кожей. Слепой таймень попался на блесну.

Речные великаны — отъявленные эгоисты, каждый старается урвать кусок только себе, да побольше, но иногда в тихих прозрачных заводях можно видеть, как вдруг к тайменю, который волочется спиннингистом, подплывают собратья и, прижавшись к нему вплотную, сопровождают до самого берега. То ли они пытаются уяснить, что же с ним случилось, то ли приплывают, услышав сигнал бедствия. Так или иначе, но их действия порой напоминают поступки озабоченных дельфинов, старающихся помочь своим раненым товарищам.

Таинственные звуки

Жизнь сибирских тайменей полна тайн. «Разговаривают» ли они? Издают ли какие-нибудь звуки? Эти вопросы не давали мне покоя, и часто, прежде чем закинуть блесну, я прислушивался к шуму водопадов.

Игорь Акимушкин в своей увлекательной книге «И у крокодила есть друзья» рассказал о том, как весной 1942 года переполошились американские инженеры, проводившие испытания гидрофонов для обнаружения немецких подводных лодок.

«Однажды вечером, после захода солнца, приборы передали наверх „душераздирающую“ какофонию невероятных звуков. Тут было и хрюканье, и рычание, и стоны, и скрежет, и свист, и писк, и карканье… Инженеры ничего подобного не ожидали. Биологи, которых пригласили для консультаций, тоже не знали, что сказать. Логичнее всего было заключить, что кричат подводные жители, скорее всего рыбы. Но не сразу отреклись люди от убеждения, выраженного в известной пословице: „Нем, как рыба“. Но кричали действительно „немые“ рыбы».

Теперь уже хорошо известны голоса многих рыб. «Рыба-жаба свистит, как пароходный гудок»; «морской конек щелкает костяными доспехами своей брони, резко вскидывая вверх голову»; «рыбы-ежи и рыбы-шары скрежещут клювовидными челюстями…» А вот сообщения И. Ф Правдина…

«Стаи сельдей чирикают, как птенцы, кильки шумят, словно ветер в лесу». Тропическая камбала издает звук колокола, морские петухи хоркают.

Но довольно перечислений, все равно мы не найдем среди рыб таких, какие бы урчали. Столь необычные звуки принадлежат пока только сибирскому тайменю.

Еще в начале века Л. Сабанеев писал: «Весьма интересно показание рыбаков, что таймень в яме иногда издает звуки, похожие на урканье и слышные на расстоянии нескольких сажен».

К сожалению, ничего подобного мне не довелось услышать. В том знаменитом холодном заливчике, где мы видели гигантское скопище тайменей (около семисот!), я нарочно ложился на землю, прикладывал ухо к зеркалу воды, но, кроме легких всплесков, когда рыбины высовывали зачем-то носы, ничего-ничего не раздавалось.

Однако Сабанеев, вероятно, прав. Тем более что пишет он не об одном рыбаке, значит, «голос» тайменей слышали многие.

Почему и когда они урчат? Зовут ли самок или друзей? Угрожают ли кому? Или радуются? Или предупреждают об опасности? Нам приходится пока только гадать.

О таинственных звуках я опрашивал многих геологов. Как правило, они подымали меня на смех:

— Звуки всегда бывают, — шутили они. — И урканье, и бурканье, и крики, и, что там греха таить, даже крепкие мужские выражения.

Потому что нельзя ловить эту рыбу без азарта, без эмоций. Таков уж сибирский таймень, уж если он попадется на спиннинг — немой и тот зауркает!

Вообще в сибирских реках еще немало тайн. Непонятно, почему нет «красуль» в Колыме, в центре Таймырского полуострова. Даже в бассейне Котуя таймени избегают многие реки, где, казалось, для них идеальные условия — и обилие хариусов, и светлые воды, и шумные пороги, и на сотни километров вокруг ни одного рыболова. А вот не подымаются они, например, выше озера Дюпкун. И никто не знает — почему?

У якутов есть поверье — «лови биля там, где белый камень». Может, в этом спрятан ключ от тайменьих тайн? Может, на их перекочевки влияет химический состав воды? Ведь в белых камнях, которые размывают реки, много кальция и магния.

А еще — в 1959 году на Анабаро геологи поймали спиннингом фантастическую рыбу с огромной клыкастой головой тайменя и необыкновенно длинным хвостом налима. Она весила около десяти килограммов. Никто не захотел есть ее — до того была уродлива. Каюры-оленегоны брезгливо бросили «сибирское чудо» собакам. А жаль! Надо было бы хоть скелет, хотя бы чешую привезти ихтиологам. Вот и приходится теперь ломать голову, кто же это был? То ли гибрид тайменя с налимом? То ли неведомая науке рыба?

Разговор с чиновником

— Ну а какая, собственно, польза от ваших тайменей, — спросит чиновник, привыкший смотреть на: рыбу только с позиции «валовой продукции».

В этом отношении польза пока невелика. До войны тайменя добывали в государственные кадушки всего лишь каких-то 600 центнеров в год на всю Сибирь. А сейчас и того меньше. Но ведь жизнь — не только кадушки.

— Он же прожорливый хищник?

— Да, хищник, да, прожорливый. Однако ест не больше чем нужно для его существования. Он «живая фабрика» по производству великолепной лососины.

В Иртыше таймень питается сорогой, ельцами, язями; в Енисее — бычками, миногами, налимами, ельцами; в Амуре — гольянами, пескарями, карасями; в верховьях Оби — чебаками, ельцами, иногда стерлядью. Как видите, он истребляет сорную малоценную мелочь. А в Амуре (запомните это) помогает процветанию тихоокеанских лососей, так как уничтожает биологических конкурентов их молоди.