Круглая печать, стр. 1

Камил Акмалевич Икрамов

Круглая печать

День первый

1

Садык всегда во всем сомневался.

— А ты точно знаешь?

— Точно.

— Рубль двадцать?

Кудрат не ответил. Он скучающе посмотрел на потолок, где раньше было гнездо летучих мышей и густая паутина. Теперь гнездо они разрушили, и паутина висела клочьями.

— Подожди, — сказал Закир. — Почему же тогда их все не покупают? Простые стоят восемь, а такие крепкие — рубль двадцать.

— По справкам, — так же скучающе ответил Кудрат.

— Ну и что? — недоверчиво, но примирительно спросил Садык.

— По справкам все дешевле. Там сказано — предприятиям и организациям.

— Значит, по справкам рубль двадцать. А без справок? — не унимался Садык.

— Если не верите, спросите у Азиза, — сказал Кудрат.

Это был запрещенный прием. Никто из ребят, сидевших на чердаке [1], не мог спросить у Азиза: для каждого это было бы унижением. Азиз был старше их, он окончил семилетку и служил курьером в какой-то конторе, где бухгалтером работал его отец, Уктамбек Таджибеков. Азиз ходил в длинных полосатых брюках, в ботинках фабрики «Скороход» и с ребятами говорил свысока.

— Спросите у Азиза, — повторил Кудрат.

— Ладно, допустим, — согласился поверить Садык. — У нас есть шесть рублей. Шестьсот на сто двадцать — пять. Мы можем купить пять пар бутсов. А справку где возьмем?

— Я напишу, — сказал Кудрат.

— Правильно! — обрадовался Закир. — Он умеет справки писать. Пиши справку.

Садык встал с циновки и вышел на балкончик.

Совещание происходило на чердаке дома, в котором два года никто не жил. Его бывший хозяин кузнец Саттар умер, а сын учился в Москве и со дня похорон отца в Ташкент не приезжал. На калитке и на дверях висели замки, заперта была и кузница, а на чердак ребята однажды пробрались с крыши дома, где жил Закир. Это было ранней веской, и к лету чердак был вполне освоен и обжит. Тут у них лежали циновки, по стенам расставлены ящики, в которых лежали книги и брошюры. В единственной нише на тряпочке лежал волейбольный мяч. Отец Закира к захвату мальчиками соседского чердака относился довольно равнодушно, и даже председатель махалинской комиссии — так в Ташкенте называют уличный комитет — не возражал.

Время приближалось к полудню.

Внизу был пустой дворик, за глиняным дувалом — узкая улица, по которой ехала арба, груженная мешками. На дувале росла трава и, еле движимые дыханием полуденного зноя, качались два мака.

— А мы разве предприятие? — обернулся Садык.

— Мы организация, — отвечал ему из пыльной и темной глубины чердака голос Кудрата. — Нас пять человек. Мы всегда вместе, мы играем в футбол. Мы даже не организация просто, а добровольная организация. Как артель.

«Может быть, мы и правда организация, — подумал Садык. — Вроде как артель». И тут же улыбнулся: артель футболистов. Такого он не слышал.

В прошлом году они впервые попали на стадион «Пищевик» и увидели, как играют в футбол. Потом они взяли две тюбетейки, набили их тряпками и сшили вместе. Играли на пустыре. Взрослые очень сердились на них.

— Как не стыдно! — сказал им однажды бухгалтер Таджибеков. — Такие большие, а бегаете в трусах, позорите свои семьи. Разве вы не мусульмане? Вы самарские, что ли?

Бухгалтер Таджибеков не с каждым разговаривал. Он вмешивался в жизнь улицы только тогда, когда, как ему казалось, такое вмешательство было крайне необходимо. Видно, он высказал свое мнение о футболе и в чайхане, потому что скоро ребятам просто не стало житья.

Старый чайханщик сказал им:

— Вы ногами бьете по голове пророка, безбожники! Вот увидите, на том свете черти так же будут бить по вашим пустым башкам, как вы бьете по этим несчастным тюбетейкам.

Председатель махалинской комиссии Махкам-ака относился к ребятам хорошо и даже принес им откуда-то волейбольный мяч, но и он сказал, что нехорошо таким большим мальчикам бегать в трусах, хотя на пустыре их мало кто видит.

— Надо уважать обычаи, — сказал он. — Мы боремся за раскрепощение женщины, но пока мальчики в трусах выглядят так нее неприлично, как женщина без паранджи. Конечно, скоро настанет время, когда можно будет женщинам ходить без паранджи. Такое время, конечно, настанет. Но в трусах — это слишком. Я убежден, что даже русские футболисты будут в конце концов играть в футбол в длинных брюках. Чем плохо?

Махкам-ака говорил об этом не раз, но мяч принес все-таки он. А то до сих пор играть бы ребятам двумя сшитыми тюбетейками.

Кудрат с Закиром наконец сочинили справку.

— Ну как? — с гордостью спросил Кудрат.

— Складно получилось, — удивился Садык.

Ему особенно понравилось начало: «Дана настоящая магазину…»

— Когда у Махкам-ака на пальце нарыв был, я ему несколько дней справки писал, — похвастался Кудрат, хотя об этом давно знала вся улица.

Закир стоял рядом с Кудратом и торжествовал. Он радовался любой удаче.

— Надо сообщить остальным, — сказал Закир, — как мы хорошо придумали. Рахиму надо сказать и Эсону-головотяпу. Мы все вместе в магазин пойдем.

Действительно, хорошо, если у всех бутсы будут. Прямо сегодня же пойти, и вечером на пустыре можно первую тренировку сделать. А потом можно на Бешагач пойти, сыграть там с большими ребятами.

Обо всем этом подумал Садык и потому с трудом выдавил из себя вопрос:

— А без печати справку примут?

Закир сразу огорчился, а Кудрат нисколько.

— Маленький, что ли? Конечно, без печати магазин не возьмет. Печать я достану. Я знаю, где она лежит. Я у Махкам-ака все знаю.

— Нет, — сказал Садык, — так не пойдет. Его обманывать нельзя. Если он сам поставит печать, я согласен.

— Конечно, поставит, — сказал Кудрат.

— А если он не поставит? — спросил Закир.

— Будем играть босиком, — твердо сказал Садык.

Ребята знали, что если он так говорит, спорить с ним бесполезно. Было решено, что Кудрат сейчас же пойдет в махалинскую комиссию и попросит председателя приложить печать. Конечно, тот согласится — ведь в справке все правда. А после обеда они впятером пойдут на улицу Карла Маркса, в спортивный магазин.

Садык попросил Закира подсадить его, достал из бывшего гнезда летучих мышей сверток, пересчитал деньги. Было шесть рублей четырнадцать копеек.

Махкам-ака председателем работал уже несколько лет. Это был смуглый голубоглазый невысокий старичок с черными усами, такими жесткими, что это было видно даже издали. Никогда еще махалинская комиссия не пользовалась таким авторитетом, как при нем. Махкам-ака всегда был в курсе всех уличных и даже домашних происшествий, и к нему часто приходили с жалобами.

А время было трудное. В Узбекистане только что закончилось проведение земельно-водной реформы. По новому закону многие богачи лишились своих земель и права продавать воду беднякам. Одни из них стали басмачами, другие, захватив все, что было ценного, бежали в города. И в Ташкенте появилось много таких людей. Они приезжали к родственникам и знакомым. Покупали дома и устраивались на работу. Все это было невозможно без махалинской комиссии, и поэтому у Махкам-ака стало много всяких забот. Появились и враги, хотя об этом мало кто думал.

Однажды к Махкам-ака пришел родственник бывшего купца Усмана, длинноногий Саидмурад, которого обычно называли Саидмурад-приказчик, и попросил справку о том, что он рабочий и из рабочей семьи. Справка была нужна для поступления на курсы советских продавцов.