Дело о радиоактивном кобальте, стр. 7

Я оставался в задумчивости. Почему они стеснялись и почему их смущение было одинаковым? Ничто в их одежде или поведении не выдавало бедности их родителей. Мяч был элегантен— одет с иголочки. У.него было столько же карман-пых денег, как у остальных, и он был лучше воспитан, чем, например, Боксер. Я, однако, интуитивно чувствовал, что эта элегантность не так легко ему давалась. Я раздумывал об этом, но болтовня моей милой кузины рассеяла мои мысли.

— Хм, — сказала она, — вас послушать, вы все вне подозрений. Хорошо! Чтобы войти в игру, я сообщу вам, что дорогой дядя вашего любезного Матье, брат его матери, является директором крупнейшего страхового общества. Вы можете только радоваться, так как с его помощью вам, может быть, удастся побывать на заводе Сен-Гобэна.

Эти слова, произнесенные небрежным тоном, продвигали нас к цели. Черт возьми! Я совершенно забыл о моем дяде! Бетти была права. Если кто-либо мог облегчить нам доступ на завод Сен-Гобэна, так это г-н Керруэль, главный директор «Восходящего солнца», страхового общества мирового масштаба, связанного с промышленными предприятиями.

ГЛАВА ШЕСТАЯ

В последующие дни моя нервная система подверглась жестокому испытанию. Каждый вечер я звонил по телефону моей кузине и получал разочаровывающий ответ: «Пока ничего, я делаю все необходимое и своевременно дам вам знать».

Я был настолько занят нашими розысками, что мои обычные развлечения потеряли в моих глазах всякую прелесть. Это дошло до того (к большому удивлению моих родителей), что я впервые не пошел в кино в среду вечером. Мои джазовые пластинки меня раздражали, и забвение, которому они были преданы, наводило на разные размышления моих соседей. Я больше не покупал газет, так как иллюстрированные рассказы внезапно стали мне смертельно скучными. По поводу «скубиду» [3], имевшего в этом году в школе бешеный успех, я только пожимал плечами и считал его глупой забавой.

К школе я оставался равнодушным больше, чем когда-либо. Если бы война двух Роз [4] превратилась даже в войну двух сортов капусты, я интересовался бы ею никак не больше. Что касается муссонов, пассатов или прочих ветров, то могу сказать, что отношение мое к ним было ни холодным, ни горячим. Короче, никакие предметы меня не интересовали, кроме одного — физики.

Этот предмет удивительно увлек меня. Я вслушивался в объяснения учителя физики г-на Лапрада с напряженным вниманием, с расширенными зрачками, затаив дыхание, уверенный, что между законом Авогадро и изменениями состояния чистого вещества и различными явлениями излучения имеется внутренняя связь, которую необходимо было раскрыть. И, странное дело, я не только с возрастающим интересом следил за ходом опытов г-на Лапрада, но и начал прекрасно понимать порой сложные физические явления и выражающие их формулы.

Новая страсть настолько овладела мной, что однажды я дошел до того, что поднял руку, желая ответить на только что поставленный вопрос учителя физики. Такого случая не помнили в нашем классе, и по взглядам моих одноклассников я понял, насколько мой поступок показался им возмутительным. Я сильно покраснел и, правильно ответив на вопрос (что всех уже совершенно ошеломило), стал ругать себя, как мог, дав слово удерживать себя в будущем от подобных несвоевременных порывов, которые могли только навести на подозрение и раскрыть тайну нашего следствия.

Надо сказать, что от Бетти не поступало никаких обнадеживающих известий, и наше следствие шло медленно. Я уже не находил больше средств, чтобы поддерживать энтузиазм моих «сыщиков», в особенности Боксера и Мяча, у которых было намерение «свернуться». Мне же не терпелось действовать, я искал выхода из создавшегося положения и сам решил начать новые допросы.

Во время урока рисования, особенно благоприятного для моих намерений, я завлек Клода Даву в угол класса и засыпал его тщательно подготовленными вопросами.

— Скажи мне, Клод, — спросил я непринужденно, насколько это возможно. — Шантрен… ну, эти заводы компании Сен-Гобэн в Шантрене… где они находятся?

— Чуть дальше Компьена, — ответил мне Клод, проницательно глядя на меня — А зачем тебе?

— Это далеко или нет?

— Да, что ты! Час езды!

— Твой отец отправляется туда каждый день?

А что тебе до того?

— Так, Клод, простое любопытство! Если ты хочешь, чтобы я рассказал тебе о моем отце..

— Совершенно ни к чему!

— Хорошо! Все-таки скажи мне. Это не то, что выпить море!

— Пожалуйста! Он бывает там каждый день.

— Я представляю, что он управляет массой рабочих..

— Ничего подобного! Шантрен — одно из наиболее автоматизированных предприятий Европы…

Что значит «автоматизированных»?

— Ну как бы сказать… все производство автоматизировано! Есть агрегаты и приборы, контролирующие их работу.

— Ну тогда, что же делает твой отец?

— Ну, вот еще!

Ты смешишь меня, Клод! По-твоему там все производится само по себе, и тут же ты говоришь, что твой отец ездит туда каждый день. Что же тогда он там делает?

— Ну, если я тебе скажу, что он проверяет контрольные приборы.

Что это значит проверять контрольные приборы?

— Он с несколькими техниками ведет наблюдения и исправляет приборы, когда возникают какие-либо неполадки…

— А устройство контролирующих приборов… электронное?

— Что ты на меня уставился? Да, электронное! Что удивительного?

— Электронное… что это значит?

— Я ничего не знаю. Спроси у моего отца!

Вот ослиная голова! Хорошо, я спрошу его. И может быть раньше, чем ты предполагаешь! Но все-таки, скажи мне… что производит этот завод?

— Стекла!

— Как это стекла? Зеркала?

— Нет, стекла для витрин, для автомобилей, для шкафов и тысяч других вещей. Толстое прозрачное стекло…

— И ты это видел?

— Я? Простофиля! Ты верно думаешь, что туда можно пройти, как в зоологический сад?

— Но ведь твой отец…

Лишнее препятствие. Отец должен показывать пример…

— Чего?

— Умения не разглашать тайн. В Сен-Гобэне, старина, этого не любят. Есть же, наконец, секреты производства, понимаешь?

Последние слова были произнесены вызывающим тоном, исключающим реплику. Секреты производства! Я об этом не подумал. Этим объяснялось, почему Бетти не торопилась исполнить обещание. И я был готов поклясться, что за скрытностью и недоверчивостью Клода что-то таилось. Да, мне не понравилось его явное желание увильнуть от ответа. Мое чутье подсказывало, что тут что-то неладно…

На следующий день я тщетно ждал звонка Бетти. Я уже начинал терять терпение. В моей голове вертелись разные предположения. Как же выйти из тупика?

После полудня я нехотя пошел с тяжелым сердцем в спортивный зал лицея, где мне предстояло принять участие в баскетбольном мачте.

Наша команда выступала против команды лицея Шарле-маня. Матч уже начался, но я должен был вступить в игру со второй половины. Я пошел в раздевалку надеть шорты и майку. Маленький, но выносливый и подвижный, я был сносным игроком, не претендуя, однако, на класс игры Мяча или Марио, нашего капитана.

Я был уже одет, когда судья просвистел окончание первой части игры. Публика сильно шумела.

Наша команда имела небольшое преимущество над противниками, но еще неизвестно было, выиграем ли мы? Никто не был уверен в победе. Игроки удалились в раздевалку на время небольшого перерыва, их окружили болельщики двух лицеев. Мяч, обливаясь потом, подал мне руку.

— Как ты, в форме? — спросил он.

— Хм, — пробурчал я. — Я проглотил специально для этого банку шпината.

На самом деле я был бы счастлив, если бы кто-либо меня заменил. Но было слишком поздно. Моя команда уже отправилась на площадку. Несмотря на свое упадочническое состояние, я должен был во что бы то ни стало играть. Я последовал за ними, у меня дрожали губы и подкашивались от волнения ноги. Я заметил, что мой непосредственный противник — небольшого роста, коренастый паренек — он задаст мне работу.