Немного солнца в холодной воде, стр. 8

– Ну, значит, я в одиночестве буду наслаждаться телевизором, – шутливо сказал он.

– Да ты с ума сошел! – воскликнула Одилия. – Ты тоже поедешь! Мадам Руарг очень просила. Она тебя знает с пяти лет...

– Я к тебе приехал не для того, чтобы ходить по гостям! – в ужасе закричал Жиль. – Я приехал сюда отдыхать. Не поеду к Руаргам – и все.

– Нет, поедешь, невежа! Сердца у тебя нет, хулиган!..

Оба орали во весь голос, словно вдруг ожили неистовые ссоры их юных дней, а перепуганный Флоран, забавно жестикулируя, тщетно пытался их успокоить, то отчаянно размахивая обеими руками, словно сбившийся с такта дирижер, то назидательно поднимая палец, как проповедник в экстазе. Все было напрасно. Буря гремела целых пять минут, и чего при этом только не было помянуто: и покойная мать, и распутная жизнь Жиля, и обязанность соблюдать приличия, и непроходимая глупость Одилии – последнее замечание исходило от Жиля. Тут Одилия разразилась рыданиями. Флоран заключил ее в объятия, погрозив Жилю кулаком и сделав в его сторону смешной боксерский выпад, и тогда Жиль, ошеломленный, побежденный, тоже обнял Одилию и поклялся, что поедет с ней куда угодно. За это его наградили признанием, что он «все-таки славный мальчик». И в восемь часов вечера все трое сели в старенький «Ситроен» Флорана, который он вел так своеобразно, что все тридцать километров, отделявших дом супругов от Лиможа, Жилю было уже не до душевных тревог – он всерьез опасался за свою жизнь.

Глава 2

В Лиможе еще сохранилось несколько голубых гостиных, встречающихся все реже и реже, и гостиная господ Руарг была одной из последних экземпляров. Много лет назад обитателями Лиможа владело повальное увлечение голубым бархатом, и некоторые семьи (обычно по причинам финансового характера или во имя верности прошлому) не меняли обстановку. Лишь только Жиль вошел в гостиную Руаргов, на него нахлынули воспоминания детства – сотни вечерних чаев, сотни часов, когда, сидя на мягком пуфе, он поджидал родителей, сотни фантазий в блекло-голубых тонах. Но не успел он оглянуться, как его уже обнимала и прижимала к груди седовласая и розовощекая старушка, хозяйка дома.

– Жиль, миленький мой Жиль!.. Лет двадцать вас не видела... Но вы не думайте, мы с мужем читаем ваши статьи, следим за вашими выступлениями... Конечно, мы не во всем согласны с вами, потому что оба мы всегда были немножко консерваторами, – добавила она, словно признавалась в невинном чудачестве, – но читаем вас с интересом... Вы к нам надолго? Одилия говорила, что у вас как будто малокровие... Очень приятно увидеться с вами... Пойдемте, я вас всем представлю.

Ошарашенный, оглушенный, Жиль покорно предоставил старушке обнимать, ощупывать, превозносить его. В гостиной было много народу, все разговаривали стоя, кроме трех стариков, восседавших на стульях, и Жилем овладела паника. Он бросал испепеляющие взгляды на сестру, но она, в полном восторге, неслась по гостиной на всех парусах, лишь время от времени останавливаясь перед какими-то незнакомыми людьми и радостно бросаясь им на шею. «Сколько же времени я здесь не был? – думал Жиль. – Боже мой, со смерти отца – значит, уже пятнадцать лет. Но зачем я здесь?» Он двинулся вслед за хозяйкой дома, поцеловал руки десятку дам, обменялся рукопожатиями с дюжиной гостей и всякий раз пытался улыбаться, но на самом-то деле едва различал эти незнакомые лица, хотя многие женщины были миловидны и изящно одеты. В конце концов он пристроился возле какого-то сидевшего в кресле старичка, который прежде всего сообщил, что он один из старых друзей его покойного отца, а затем осведомился, что Жиль думает о политическом положении страны, и тут же сам принялся растолковывать это положение. Слегка наклонившись к старичку, Жиль делал вид, будто слушает, но тут мадам Руарг потянула его за рукав.

– Эдмон, – воскликнула она, – перестаньте мучить нашего молодого друга! Жиль, я хочу вас представить мадам Сильвенер. Натали, знакомьтесь: Жиль Лантье.

Жиль обернулся и оказался лицом к лицу с высокой красивой женщиной, улыбавшейся ему. Она была рыжеволосая, со смелым взглядом зеленых глаз, с дерзким и вместе с тем добрым выражением лица. Она улыбнулась, произнесла низким голосом: «Здравствуйте» – и тотчас отошла. Заинтригованный, Жиль проводил ее взглядом. Всем своим обликом она, словно вспышка яркого пламени, до странности не подходила к голубому выцветшему бархату этой старомодной гостиной.

– Это вопрос престижа... – опять забубнил неутомимый старичок. – Ах, вы любуетесь прекрасной мадам Сильвенер? Королева нашего города!.. Ах, будь я в ваших годах!.. Что же касается нашей внешней политики, то такая страна, как Франция...

Ужин тянулся бесконечно. Жиль, сидевший напротив прекрасной мадам Сильвенер, на другом конце стола, время от времени ловил обращенный к нему спокойный, задумчивый взгляд, так не вязавшийся с ее манерой держаться. Она много говорила, вокруг нее было много смеха, и Жиль посматривал на нее с легкой иронией. Должно быть, она действительно чувствовала себя королевой Лимузена и хотела понравиться приезжему парижанину, к тому же журналисту. В прежнее время для него была бы развлечением двухнедельная связь с женой провинциального судейского чиновника, и уж каким красочным рассказом в духе Бальзака он угостил бы своих приятелей, возвратясь в столицу. Но теперь у него не было ни малейшей охоты к любовным приключениям. Он смотрел на свои руки, лежавшие на скатерти, худые, бессильные руки, и ему хотелось лишь одного – поскорее уйти.

Как только встали из-за стола, он, точно ребенок, уцепился за Одилию, и она заметила, что у него осунулось лицо, дрожат руки, а глаза смотрят на нее с мольбой. Впервые она по-настоящему испугалась за него. Она извинилась перед мадам Руарг, потащила за собой подвыпившего Флорана, и они сбежали не прощаясь, «по-английски», насколько это возможно в провинциальной гостиной. Съежившись в машине, Жиль дрожал от озноба и грыз ногти. Нет, клялся он в душе всеми богами, нет, в другой раз он не поддастся, никуда он больше не поедет.

Что касается Натали Сильвенер, то она с первого взгляда полюбила его.

Глава 3

Жиль Лантье удил рыбу. Вернее, снисходительно смотрел, как Флоран пускается на любые уловки в надежде, что рыба польстится на его мерзких червяков, но рыба оказалась хитрее. Было около полудня, солнце припекало, рыболовы сняли свитеры, и в первый раз за долгое время Жиль испытывал почти что блаженство. Вода была удивительно прозрачная, и, лежа на животе, Жиль рассматривал круглую разноцветную гальку на дне речки, следил за волшебным хороводом рыб, которые бросались к крючку Флорана и, ловко сорвав наживку, радостно уплывали, тогда как рыболов «подсекал» впустую и выкрикивал ругательства.

– Крючки у тебя слишком толстые, – заметил Жиль.

– Такие надо для пескарей! – рассердился Флоран. – Нечего насмешничать, попробуй-ка сам поуди.

– Нет уж, спасибо, – лениво отозвался Жиль, – мне и так хорошо. Постой, кто это?

Он испуганно поднялся: по тропинке шла какая-то женщина, направляясь прямо к ним. Жиль поискал взглядом, где бы укрыться. Но у берега раскинулась ровная, гладкая лужайка. Волосы женщины сверкали на солнце, и Жиль тотчас ее узнал.

– Это Натали Сильвенер! – воскликнул Флоран и густо покраснел.

– Ты что, влюблен в нее? – пошутил Жиль, но, встретив разъяренный взгляд зятя, тут же прикусил язык.

Натали Сильвенер подошла уже совсем близко, она была просто очаровательна – стройная, улыбающаяся, с прищуренными от яркого солнца глазами, еще более зелеными, чем тогда, вечером.

– Меня послала за вами Одилия. Я в прошлый раз обещала заехать к ней и сдержала слово. Ну как, клюет?

Рыболовы встали, и Флоран с несчастным видом указал на свое ведерко, где покоилась единственная рыбка-самоубийца. Мадам Сильвенер расхохоталась и, повернувшись к Жилю, спросила:

– А вы? Вы только смотрите?

Он засмеялся вместо ответа. Она присела прямо на землю возле рыболовов. На ней была коричневая кожаная юбка, коричневый пуловер, туфли на низком каблуке – она казалась гораздо моложе, чем в прошлый раз. И менее «роковой женщиной». «Ей лет тридцать пять», – определил на глазок Жиль. Теперь она куда меньше пугала его – вернее, уже не казалась ему чужой.