Хранитель сердца [Ангел-хранитель], стр. 17

Я менее всего похожа на самоубийцу, но на мгновение мне захотелось, чтобы он довел все до конца. Не знаю, почему. Жалость, нежность, переполнявшие мою душу, толкали меня навстречу смерти, как к единственному прибежищу. Вероятно, это и спасло меня: я ни секунды не сопротивлялась. А пальцы Льюиса напомнили мне: жизнь – это самое дорогое, что у меня есть. Я начала спокойно говорить Льюису, с тем остатком воздуха, который грозил стать моим последним вздохом:

– Если ты хочешь, Льюис… но мне больно. Я всегда любила жизнь, ты знаешь, и солнечный свет, и моих друзей, и тебя, Льюис…

Пальцы давили все сильнее. Я начала задыхаться;

– Что ты собираешься сделать со мной, Льюис? Ты рискуешь мне надоесть… Льюис, дорогой, будь хорошим мальчиком, отпусти меня…

Внезапно хватка ослабла, Льюис, рыдая, бросился мне в объятия. Я удобно устроила его голову у себя на плече и долго гладила по волосам, не произнося ни слова. Немногие мужчины плакали у меня на плече, и ничто так не трогало меня и не внушало большего уважения, чем эти неожиданные и бурные мужские рыдания. Но никогда я не испытывала такого прилива нежности, как к этому мальчику, который чуть было не убил меня. Слава Богу, я уже давно не признаю логики.

Льюис быстро заснул, успокоившись почти вместе с бурей, и я всю долгую ночь баюкала его, наблюдая, как небо светлеет, облака исчезают и наконец как надменное солнце поднимается над истерзанной землей. Льюис подарил мне одну из самых прекрасных ночей любви в моей жизни.

XVI

Утром я обнаружила на шее несколько синих пятнышек, весьма огорчивших меня. Я надолго задумалась, стоя перед зеркалом, а затем решительно направилась к телефону.

Сказала Полу, что принимаю его предложение, и он буквально обезумел от счастья. Затем объявила о своем решении Льюису, предупредила, что медовый месяц мы, вероятно, проведем в Европе, а ему придется в наше отсутствие следить за домом.

Бракосочетание заняло десять минут, свидетели были Льюис и Кэнди. После чего я собрала багаж, обняла Льюиса и пообещала скоро вернуться. Льюис дал слово вести себя хорошо, много работать и каждое воскресенье выпалывать сорняки вокруг «роллса». Спустя несколько часов мы летели в Париж, и через иллюминатор я наблюдала, как серебряные крылья разрезают серо-голубые облака; казалось, я пробуждаюсь от ночного кошмара. Моя рука покоилась в крепкой теплой ладони Пола.

Мы собирались провести в Париже только месяц. Но Джей прислал мне телеграмму, в которой просил поехать в Италию и помочь несчастному рабу, вроде меня самой, у которого что-то не ладилось со сценарием. У Пола нашлись дела в Лондоне, где RK.B основывала новую дочернюю кинокомпанию, и в результате мы шесть месяцев курсировали между Парижем, Лондоном и Римом. Поездка доставила мне массу удовольствий: я познакомилась со множеством людей, часто видела дочь, плавала в Италии, развлекалась в Париже, с головы до пят обновила в Лондоне свой гардероб, Пол везде составлял мне чудесную компанию, и Европа нравилась мне все больше. Время от времени я получала письма от Льюиса, в которых он по-детски рассказывал о саде, доме, «роллсе» и застенчиво журил меня за долгое отсутствие.

Известность, вызванная смертью Макклея, оживила интерес к первому фильму Льюиса. Докончить вестерн пригласили Чарльза Уота, очень способного режиссера, многие полностью завершенные эпизоды он видел совершенно иначе, и Льюис снова надел ковбойский костюм. Изменили и его роль, но он писал об этом односложно, и, к моему полному изумлению, за три недели до нашего возвращения я услышала, что фильм великолепен, а у молодого главного героя, Льюиса Майлса, есть шансы получить Оскара за выдающуюся игру.

Сюрпризы на этом не кончились. Когда мы вышли из самолета в Лос-Анджелесе, первым, кого я увидела, был Льюис. Как ребенок, он обнял меня и Пола и начал нам горько жаловаться. «Они» постоянно преследуют его, «они» предлагают контракты, в которых он ничего не понимает, «они» день и ночь звонят по телефону и даже сняли для него огромный дом с плавательным бассейном. Казалось, он обезумел. Если бы я не прибыла в этот день, он куда-нибудь поехал бы. Пол смеялся до слез, а я думала о том, что Льюис похудел и не очень хорошо выглядит.

Торжественное событие, вручение Оскаров, должно было состояться на следующий день. Собрался весь Голливуд, одетый с иголочки, накрашенный, сверкающий, и Льюис получил своего Оскара. Он небрежно шел по сцене, а я, будучи настроена философски, наблюдала, как три тысячи человек с энтузиазмом аплодируют убийце. Воистину человек привыкает ко всему.

Вручение премий завершилось грандиозной вечеринкой, организованной Джеем Грантом в новом доме Льюиса. Джей, вызывающе гордый собой, водил меня по дому: шкафы, ломившиеся от новых костюмов для Льюиса, гаражи, где дремали новые машины, предложенные Льюису на самых льготных условиях; комнаты, в которых Льюис будет спать; комнаты, где Льюис будет принимать гостей. Льюис следовал за нами, бормоча что-то себе под нос,

– Ты уже перенес сюда старые синие джинсы? – невинно спросила я, обернувшись к нему. Он в ужасе покачал головой. Для героя вечера у него был удивительно неподходящий вид. Он ходил за мной по пятам, отказываясь, несмотря на все мои просьбы, уделить внимание гостям, и я начала замечать их удивленные взгляды, слышать двусмысленные реплики, что заставило меня ускорить наш отъезд. Воспользовавшись моментом, когда кто-то завладел вниманием Льюиса, я взяла Пола под руку и шепнула ему, что я очень устала.

Мы решили, по крайней мере первое время, жить в моем доме, так как квартира Пола находилась в центре города, а я предпочитала ему природу. Мы незаметно прокрались к машине. Я посмотрела на огромный, залитый светом дом, на воду, мерцающую в бассейне, силуэты гостей в окнах и напомнила себе, что год назад, всего лишь год, такой же поздней ночью мы возвращались домой по этой же дороге когда перед нашим автомобилем внезапно выскочил незнакомый парень. Что за год? Во всяком случае, все закончилось хорошо, исключая, разумеется, Фрэнка, Лолу, Болтона и Макклея.

Пол осторожно подал машину назад между двумя «роллсами», разумеется, новыми, и медленно вырулил на свободу И снова парень с широко раскинутыми руками бросился к нашему автомобилю в сиянии фар. Я испуганно вскрикнула, а Льюис, подбежав к машине с моей стороны, открыл дверцу и схватил меня за руки. Он дрожал, как лист на ветру.

– Возьми меня домой, – взмолился он дрожащим голосом. – Возьми меня с собой, Дороти, Я не хочу оставаться здесь.

Он прижался головой к моему плечу, потом снова поднял ее, дыша тяжело, как после нокдауна.

– Но, Льюис, – промямлила я, – теперь твой дом здесь. И все эти люди, которые ждут тебя…

– Я хочу обратно домой.

В замешательстве я посмотрела на Пола. Тот успокаивающе улыбался. Я сделала последнюю попытку:

– Подумай о бедняге Джее, который так старался для тебя. Он будет вне себя, если ты вот так уедешь.

– Я его убью, – пригрозил Льюис, и я сдалась.

Тут же подвинулась, и Льюис упал на сиденье рядом со мной. Пол тронул машину с места; снова мы ехали втроем, а я опять же была в шоковом состоянии. Тем не менее я не удержалась, чтобы не прочесть Льюису небольшую лекцию о том, что на сегодня все сойдет, так как отнесено за счет его волнения, но что через два-три дня он должен вернуться в свой дом, иначе люди не поймут, почему он не живет в таком прекрасном доме, и далее в том же духе.

– Я могу жить в твоем доме, а туда мы будем ездить плавать, – рассудительно заявил Льюис в ответ, я с этими словами заснул у меня на плече. Когда мы приехали, нам пришлось выносить его из машины. Мы отвели Льюиса в его маленькую спальню и уложили на кровать.

Он приоткрыл глаза, взглянул на меня, улыбнулся и снова заснул с выражением блаженства на лице. А мы спустились в нашу спальню. Раздеваясь, я повернулась к Полу.

– Ты думаешь, он долго будет с нами?