Ангел-хранитель, стр. 25

Лейтенант полиции с тоскующим видом сидел у меня в гостиной. Красивый мужчина, ничего не скажешь, — серые глаза, полные губы, только немного худощав.

— Вы же понимаете, это простая формальность, — говорил он. — Но вы действительно ничего больше не знаете об этом парне?

— Ничего.

— И он живет здесь уже три месяца?

— Ну да!

Я говорила как бы извиняясь:

— Вы, должно быть, считаете, что я не очень любопытна?

Он поднял свои черные брови, и лицо его приняло выражение, которое я часто замечала у Пола:

— Это еще мягко сказано.

— Видите ли, — возразила я. — Мне кажется, все и так слишком много знают друг о друге, это довольно утомительно. Известно, кто с кем живет, на какие деньги, кто с кем спит, кто что думает о себе… ну… и многое другое. Немного тайны, для разнообразия, а? Вам это не кажется заманчивым?

Ему явно так не казалось.

— Это зависит от точки зрения, — сказал он холодно, — и вряд ли устроит следствие. Естественно, я не считаю, что он умышленно убил Маклея. Насколько я понимаю, он — единственный, к кому Маклей относился нормально. Но тем не менее стрелял именно он. И для его карьеры будет лучше, если на суде я представлю его как пострадавшего.

— Расспросите его сами, — сказала я. — Я знаю, что он родился в Вермонте. И больше, пожалуй, ничего. Разбудить его? А может, хотите еще кофе?

Это было на следующий день после убийства. Лейтенант Пирсон поднял меня с постели в восемь часов. Льюис еще спал.

— Благодарю вас, с удовольствием, — сказал он. — Мадам Сеймур, извините, но мне придется задать вам нескромный вопрос. В каких вы отношениях с Льюисом Майлзом?

— Ни в каких, — ответила я. — Между нами нет ничего такого, что вы, вероятно, имеете в виду. Для меня он еще совсем ребенок.

Пирсон посмотрел на меня и неожиданно улыбнулся.

— Уже очень давно я не испытывал желания поверить женщине.

Я льстиво засмеялась. На самом деле было просто стыдно не помочь этому бедняге, этому несчастному стражу порядка, копающемуся в такой ужасной, запутанной истории. С другой стороны, говорила я себе, будь он толстым, лысым и грубым, мои гражданские чувства сразу же весьма бы ослабели. К тому же я засыпала на ходу — давало о себе знать вчерашнее снотворное.

— Перед парнем открывается прекрасная карьера, — сказал Пирсон. — Он замечательный актер.

Я застыла с кофейником в руках.

— А вы откуда знаете?

— Мы вчера посмотрели отснятую пленку. Согласитесь, очень удобно для полиции — заснятое убийство. Не надо проводить следственный эксперимент.

Мы разговаривали через открытую в кухню дверь. Я глупо засмеялась и облила пальцы кипятком. Он продолжал:

— Лицо Льюиса там крупным планом. Надо сказать, оно наводит дрожь.

— Думаю, Льюис будет великим актером, — ответила я. — Это общее мнение.

Я схватила бутылку виски, стоявшую на холодильнике, и хлебнула прямо из горлышка. На глазах выступили слезы, но зато утихла дрожь в руках. Я вернулась в гостиную и как ни в чем не бывало подала кофе.

— Как вам кажется, у Майлза не было никаких причин убивать Маклея?

— Ни малейших, — сказала я твердо. Итак, я стала соучастницей. И не только в собственных глазах, но и с точки зрения закона. Все тюрьмы штата были готовы распахнуть передо мной двери. Что ж, тем лучше, сяду в тюрьму и наконец-то успокоюсь. Внезапно я подумала, что Льюис может во всем признаться. Тогда я оказываюсь не только соучастницей преступлений, но и их подстрекательницей, а это пахнет электрическим стулом. От ужаса я закрыла глаза: все, решительно все было против меня.

— К сожалению, мы тоже так думаем, — услышала я голос Пирсона. — Извините, я хотел сказать — к сожалению для полиции. Этот Маклей, кажется, был большой скотиной, и кто угодно мог войти в реквизиторскую и заменить патроны. Там нет даже охраны. Это, видимо, безнадежное дело. А я сейчас так измотан.

Он начал жаловаться, но это меня не удивило. Все известные мне мужчины — будь то полицейские, почтальоны или писатели — обязательно рассказывают мне о своих неприятностях. Такой уж у меня дар. И даже налоговый инспектор описывает мне свои ссоры с женой.

— Который час? — спросил сонный голос, и на лестнице появился Льюис в халате, протирая глаза.

Он, видимо, прекрасно выспался, и это меня разозлило. Он может убивать людей, сколько ему угодно, но пусть тогда не храпит в своей постельке, а сам встречает полицейских, пришедших ни свет ни заря.

Я его сухо представила. На его лице не возникло ни тени испуга. Он пожал руку Пирсона, слегка улыбнувшись, попросил разрешения налить кофе, и мне даже показалось, что он спросонья собирается спросить, не сержусь ли я за вчерашнее. Только этого бы еще не хватало. Я сама налила ему кофе, он уселся рядом с Пирсоном, и допрос начался. Я узнала, что этот обаятельный преступник родился в очень хорошей семье, прекрасно учился, приводя в восторг всех преподавателей. И только тяга к бродяжничеству и переменам помешала ему сделать блестящую карьеру. Я слушала все это с открытым ртом. Оказывается, этот мальчик был достойнейшим гражданином до того, как попал в лапы к Дороти Сеймур, роковой женщине номер один, четырежды толкнувшей его на преступление. И это я, за всю жизнь не убившая даже мухи без содрогания, именно я во всем виновата!

Льюис спокойно объяснил, что он, как обычно, взял винчестер на столе в реквизиторской, и ему даже в голову не пришло его проверить, потому что вот уже восемь недель подряд все палили из него почем зря без всяких неприятностей.

— А что вы думаете о Маклее? — вдруг спросил Пирсон.

— Пьяница, — ответил Льюис, — горький пьяница.

— Какие чувства вы испытали, когда он упал?

— Никаких, — холодно ответил Льюис. — Я удивился.

— А сейчас?

— И сейчас никаких.

— И мысль о том, что вы убили человека, не мешает вам спать?

Льюис поднял голову и в упор посмотрел на Пирсона. Я почувствовала, как у меня на лбу выступил пот. Льюис развел руками.

— Я об этом даже не думаю, — ответил он. Я знала, что он сказал чистую правду, и, к моему изумлению, именно этот ответ убедил Пирсона в его невиновности лучше всего остального. Он встал, вздохнул и закрыл свой блокнот.