Собрание сочинений. Том 6, стр. 60
Извести пажа Уртадо,
Что я в город выйду скоро.
Руфина
Помнит он, что в эту пору
Ждут вас в доме доньи Анны.
Леонарда
Сколько франтов утром рано
Нас у церкви поджидало!
Руфина
Больше, чем их в ряд бы встало
От Севильи до Трианы.
Впрочем, то не диво — дан
Вам природой лик небесный.
Леонарда
Нет, не потому им лестно
Завести со мной роман.
Прав был кoрдовец Лукан, [51]
Говоря, что в деньгах сила:
Не краса моя пленила
Здешних щеголей сердца —
Их богатствами отца —
Индианца я прельстила.
А дон Педро был меж них,
Самый главный мой вздыхатель?
Руфина
Нет, но брат его, ругатель,
Вас злословил за двоих.
Леонарда
Вряд ли больше остальных
Обо мне он наболтал:
Здесь любой юнец — нахал.
Руфина
Правильно, тут все — невежи.
Лишь один сеньор приезжий
Сплетничать о вас не стал.
Леонарда
На мужчин глядеть (ведь там
Был и брат мой!) я боялась.
Руфина
Зря Фелисиано малость
Опоздал ко входу в храм…
Словом, повторяю вам:
Тот приезжий — всех честней.
За сценой шум.
Леонарда
Шум я слышу у дверей
Дома нашего.
Руфина
В Севилье
Шум — не редкость.
(Кричит.)
Инесилья!
Отвори балкон скорей!
ЯВЛЕНИЕ ВТОРОЕ
Те же, дон Хуан и Мартин в дорожных плащах и с обнаженными шпагами.
Дон Хуан
Ну, Мартин, войдем!
Леонарда
О боже!
Дон Хуан
Что страшит вас так?
Руфина
Да вы же
И страшите нас, бесстыжий!
Леонарда
Нет, на что это похоже!
Как вы смели к нам вломиться?
(Кричит.)
Слуги!..
Дон Хуан
В вашем доме, будь я
В милости у правосудья,
Не дерзнул бы я укрыться.
Но уж раз мне здесь судьбою
Суждено искать приют,
Счастлив видеть я, что тут
Добрый ангел встречен мною…
Надо б дверь закрыть.
Леонарда
Руфина!
Живо дом запри!
Руфина
Сейчас.
Леонарда
Вижу я теперь, что вас
Мне бояться нет причины.
(Руфине.)
Вход оставь открытым в сени,
Чтоб не вызвать подозренья.
Руфина уходит и сейчас же возвращается.
Дон Хуан
Весь мой вид — опроверженье
Ваших первых опасений.
Мартин
Вот когда б один забрался
Я, сеньора, к вам нежданно,
Было бы отнюдь не странно,
Если б в вас испуг закрался.
К счастью, был я не один;
В даму же вселить тревогу
Неспособен, славу богу,
Дон Хуан, мой господин;
Так что, согласитесь сами,
Грех ему не пособить.
Руфина
Удалось со следа сбить
Тех, кто следом шел за вами.
Улицы вокруг пусты.
Миновался миг опасный.
Дон Хуан
От погони я, несчастный,
Спасся в храме красоты!
Бесподобная сеньора!
Я — как видно то по платью —
Уроженец не Севильи,
Города, который равных
В европейских и заморских
Землях нашего монарха
(Да хранит его всевышний!)
Искони себе не знает.
Родина моя — Мадрид,
Хоть ведет свое начало
От идальго галисийских
Знатное семейство наше,
Потому что, как известно,
Все испанские дворяне —
Внуки горцев астурийских,
Галисийских иль бискайских.
Ах, сеньора, извините,
Что о пустяках болтаю
Я в столь важную минуту!
Бог свидетель, не опасность
Привела меня в смятенье —
Я взволнован тем, что в храме
Красоты я увидал
Вас, ее живой образчик.
Не о том сказать спешу я,
Что по крови с домом графов
Де Андрада тесно связан,
Но о том, что рад несчастью:
Дало мне оно возможность
Побывать в покоях ваших,
Заглянуть куда и солнце
За награду почитает.
Мне пришлось бежать в Севилью
(Как меня судьба взыскала!),
Потому что некий сплетник
За злоречье мной наказан.
Поносил он женщин подло.
Я же, честь их защищая,
Гнева не сдержал и силой
Замолчать лжеца заставил.
А поскольку получил он
В схватке две смертельных раны,
В Индию решил уехать
Я с очередной эскадрой,
Но узнал, прибыв в ваш город,
Что отплытье задержалось,
И воспользовался этим,
Чтоб с друзьями повидаться.
Мимо церкви Магдалины
Шел я нынче и случайно
Завязал беседу с кучкой
Здешних щеголей и франтов.
Был там некий дон Диего,
Низкий шут, болтун нахальный.
Он про женщину любую,
Выходившую из храма,
Говорил одно дурное,
Понося ее повадки,
Красоту ее пороча,
С грязью честь ее мешая.
На его злословье долго
Я не обращал вниманья,
Так как оскорбляет сплетник
Не того, кто им заглазно
Очернен, а тех, кто склонны
Верить сплетне и тем самым
Наносить обиду людям,
Не могущим защищаться.
Тут с пажом, слугой, дуэньей
Из притвора вышла дама,
Судя по ее обличью —
Из семейства индианцев,
И накидкою лицо,
Видя нас, прикрыла сразу,
Так что нам на ткани черной
Засияли пять кристаллов.
Как над темным горным кряжем
Блещет солнце утром ранним,
Так ее глаза струили
Свет над кружевом фламандским.
Но не пощадил хулитель
И ее, сказав: «Напрасно
Брат мой мыслит в брак вступить
С этой индианской павой.
Говорят, ее родитель
Был простой торгаш бискайский,
Продавал железо, уголь,
Но сумел из них алмазы,
В Индии пожив, наделать.
Дочь подобного папаши,
Будь богаче он хоть втрое,
Нос задрав, ходить не вправе».
Я нашел, что не к лицу
Кавальеро речь такая,
И сказал: «Вы, ваша милость,
Говорите, как кабатчик.
Ваша грубость несовместна
С вашим видом, платьем, званьем.
Женщину ценить высоко,
Быть ей вечно благодарным —
Долг порядочных людей,
Ибо каждому из нас
Первый кров ее утроба
Девять месяцев давала.
Поражать клинком злоречья
Женщину чужую значит
Матери своей во чрево
Погружать стальную шпагу».
Побелев, он бросил мне:
«Кто такой вы, чтоб вступаться
За особ, вам незнакомых?»
Я ответил: «Если б даже
Я не дворянином был,
Все равно б о даме гадко
Вам, мужчине, как мужчина,
Запретил я отзываться».
Он воскликнул: «Научу
Вас молчать я, а покамест
Знайте, что бискайка эта
Брату моему не пара».
Я сказал: «Такого мненья
Вслух высказывать не стал бы
Тот, кому известно, сколько
Меж бискаек женщин знатных.
Впрочем, чтобы благородной
Женщина могла считаться,
Ей быть женщиной довольно.
Срам ее срамить!» — «Я сталью, —
Заревел он, — рот заткну
Вам, ее любовник тайный!»
Я ему: «В глаза не видел
Даму я, но вы сказали
Про нее такие вещи,
Что обязан я вмешаться.
Меньше слов и больше дела!
Шпагу наголо, мерзавец,
И не руганью — оружьем
Докажи свою отвагу».
Равны были наши силы,
Но меня, как добрый ангел,
Мысль о даме оскорбленной
Ограждала от ударов,
И на землю враг мой рухнул,
Хоть друзья его пытались,
Шпаги вытащив из ножен,
Задержать мой гневный натиск.
Обречен на пораженье
Дон Диего был заране:
Лучшей участи не стоит
Тот, кто женщину бесславит.
Наказав клеветника,
В храм я кинулся обратно,
Чтоб укрыться там, но в спешке
Улицей другой помчался,
Увидал ваш дом роскошный
И решил, что не откажет
Мне помочь его владелец…
В чем теперь не сомневаюсь.
Но приехал я с сестрою
И ее одну оставить,
Если что со мной случится,
Чрезвычайно опасаюсь.
Лишь поэтому, сеньора,
Умолять я вас дерзаю
Мне приют под вашим кровом
Предоставить до заката.
Ночью я уйду в Санлукар, [52]
А оттуда уж отправлюсь
В Индию, коль не потопит
Судно груз моих несчастий.
Помогите мне в беде,
И навеки начертает
Бедный дон Хуан де Кастро
В сердце, словно на скрижали,
Образ той, кем он с сестрою,
Доньей Анхелой, избавлен
Был в Севилье так нежданно
От опасностей немалых.
Как под полотном своим
Подпись живописец ставит
В чаянье похвал всеобщих,
Так и я в конце рассказа
Перед вами на колени
Опускаюсь в ожиданье:
Тот, кто защищает женщин,
Вправе ждать от них награды.
вернуться
51
Прав был кордовец Лукан. — Марк Лукан (39–65) — римский поэт родом из Кордовы (Испания), племянник Сенеки. Лукану принадлежит неоконченная эпическая поэма «О гражданских войнах» или «Фарсалия». По приказу императора Нерона должен был покончить жизнь самоубийством.
вернуться
52
Санлукар — испанский портовый город, расположенный в устье Гвадалквивира (провинция Андалусия), центр специализированного виноделия.