На семи ветрах, стр. 12
— Это мы-то лаптёвые? — взъерошился Коноплёв. — Да мы ваших как миленьких…
— Нет, нет… — подтвердила Варвара Степановна. — Пока настоящих тренировок на спортплощадке не наладите, наши с вами играть не будут. Слишком неравные силы. Так и передайте вашему физкультурнику.
— Хорошо, передадим, — вздохнув, согласился Коноплёв.
Учительница отдала мяч Коноплёву, потом, притянув подростка к себе, застегнула ему полушубок и поправила шапку.
— Догадываюсь, ты, конечно, капитан команды. А похож больше на ушкуйника или на печенега. Тобой только малышей стращать.
Школьники заулыбались.
— Варвара Степановна, а вы к нам зайдёте? — раздались голоса.
— У нас теплица открылась… огурцы зацвели.
— Трактор от колхоза получили… «Беларусь», новенький.
— Нам уже землю в поле нарезали…
— Как-нибудь обязательно зайду, — сказала учительница, и машина тронулась.
Школьники ещё долго махали ей вслед руками, а Варвара Степановна вновь предалась раздумьям.
Вот и Перегудово стало частицей её жизни.
Она пришла сюда два года назад, после бурного собрания учителей-коммунистов, когда стало известно, что в перегудовской школе не хватает преподавателей, что там сменился уже третий директор, что школа по успеваемости занимает последнее место в районе.
Тогда многие не понимали поступка Варвары Степановны: в Родниках у неё налаженная жизнь, квартира, дочь, родственники, а она почему-то предпочла довольно запущенную перегудовскую школу. В хорошую погоду учительница ходила в новую школу пешком или ездила на велосипеде — семь километров туда, семь обратно, но в зимнюю погоду и весеннюю распутицу ей пришлось снимать в Перегудове угол.
Через два года дела в перегудовской школе наладились, и учительница вернулась в Родники. Как и раньше, она стала преподавать в старших классах биологию и химию, а потом ей поручили заведовать учебной частью по производственному обучению.
Глава 10
В Родниках машина остановилась у квартиры Ведерниковых. Шофёр внёс в сени чемодан и рюкзак и, попрощавшись с учительницей, поехал дальше, в Рогачёво.
Варвара Степановна переступила порог и замерла: по крашеному дощатому полу разгуливали юркие, подвижные жёлто-пушистые комочки. Они перебегали из угла в угол, тыкались носами в железный противень около печки, пищали, и Варваре Степановне показалось, что в комнату ворвалась весна с её разнобойным птичьим щебетом. Круглая печка-голландка топилась вовсю, за чугунной дверцей сердито гудел огонь.
«Да это же утята… — И учительница, нагнувшись, взяла в руки один пушистый комочек, другой. — Должно быть, только что с инкубатора… И как они сюда попали?»
Из-за печки вышла разрумяненная Настя, держа в руках кастрюлю с каким-то месивом. Переложив месиво в противень, она постучала по железу пальцем и позвала: «Ути, ути, ути!»
Смешно переваливаясь и налезая друг на друга, жёлтые комочки облепили противень и дружно застучали по дну клювиками.
И только сейчас Настя увидела мать. Быстро вытерев о фартук перемазанные утиным кормом руки, она бросилась к ней:
— Приехала!.. Наконец-то!..
— Что это, дочка?
— Утиная ферма на дому, — усмехнулась Настя. — Мобилизованы все ученики на утиный фронт, с четвертого до десятого класса.
Варвара Степановна ничего не понимала:
— Какая мобилизация? При чём здесь утиный фронт?
Настя рассказала, что произошло в отсутствие матери.
А позавчера с инкубаторной станции привезли крошечных утят. Часть утят кое-как разместили на колхозной птицеферме, а пять тысяч передали школе. Звягинцев сразу же объявил очередную мобилизацию на «утиный фронт» и дал команду взять каждому ученику по двадцать утят и выращивать их дома.
Ребята, конечно, подчинились, а вот Федя Стрешнев и Парамон Канавин наотрез отказались.
— А тебе, мама, как преподавателю биологии поручено отвечать за всё это, — закончила Настя.
— Погоди, погоди… — растерянно заговорила Варвара Степановна. — Как это — выращивать на дому? А как же люди будут жить вместе с утятами?
— Не знаю… — вздохнула Настя. — Я вот с утра печку топлю. Очень утята тепло любят… Чтоб не ниже тридцати градусов. А прожорливые какие — ужас! Третий раз сегодня кормлю, а им всё мало.
— Недоразумение, чепуха какая-то! — Варвара Степановна заходила по комнате и едва не придавила желтый комочек, сунувшийся ей под ноги.
— Алексей Маркович говорит, что утки — это наш долг… Дело чести школы… Ты куда это? — спросила Настя, заметив, что мать взялась за скобку двери. Ей ведь столько надо было ещё рассказать о событиях последней недели!
— Потом, дочка, потом, — сказала Варвара Степановна, встретив вопрошающий взгляд дочери. — Я скоро вернусь. Надо же разобраться в конце концов…
— Ты хоть застегнись! — крикнула вдогонку матери Настя.
Варвара Степановна мельком глянула в зеркало у двери. Ну вот, и опять щёки пошли пятнами. И когда же она научится вести себя поспокойнее?
Запахнув пальто и поправив вязаный платок, Варвара Степановна поспешно вышла из дому и направилась к школе. И как она ни была взвинчена, но, зная, что за учителем всегда пристально следят ребята и взрослые, старалась казаться спокойной.
Вот от колодца ей кивнули женщины: «С приездом, Варвара Степановна! Загостились вы!»; с дороги, из саней-розвальней просалютовал кнутовищем старик возчик; ребятишки, съезжая с горки на санках, замахали ей руками.
Учительница кивала в ответ, говорила: «Здравствуйте», «Спасибо», — не дай бог, кого-нибудь не заметить, не сказать доброго слова.
Но утята не выходили у неё из головы. Варвара Степановна зашла в один дом, где были школьники, в другой, в третий. И всюду ребятишки усердно топили печи, готовили корм, кормили утят. Утята пищали, галдели, разбредались по всем углам, лезли под ноги взрослым, которые на чём свет ругали учителей.
Нет, это было невероятно! Разместить утят по избам, вернуться к тем временам, когда люди жили вместе с поросятами и телятами?! И кому пришла в голову такая затея? Неужели Фонарёву и Звягинцеву? А что думает об этом секретарь партийной организации Григорий Иванович Шугаев? Правда, человек он в колхозе новый, всего лишь полгода вернулся из города в родную деревню и начал работать заведующим ремонтной мастерской.
Варвара Степановна решила больше не заходить в избы — всё было ясно. Скорее в школу! Но едва она миновала дом Стрешневых, как с крыльца выскочил Ромка и догнал учительницу:
— Варвара Степановна, к нам зайдите, к нам…
Учительница с тревогой оглядела мальчишку — он был в валенках, но без пиджака, без шапки — и повернула к дому Стрешневых.
В избе шла баталия.
Хозяйка дома, высоко подоткнув юбку, сгребала кормившихся у противня утят и бесцеремонно засовывала их в корзину. Прохор Михайлович сидел за столом и безучастно смотрел на жену.
— Что ты делаешь? — закричал Ромка, бросаясь к матери. — Всех утят передушишь.
— Забирай свою ораву! Вон отсюда! — кричала Евдокия, продолжая сгребать пушистые комочки. — Чтоб духу их не было…
— Варвара Степановна, хоть вы скажите ей… — взмолился Ромка.
— Что у вас тут происходит? — спросила учительница.
— А это вас нужно спросить, учителей, наставников! — сердито заговорила она. — Мне с семьёй повернуться негде, а тут ещё пискляки эти. Федька хоть сообразил, не взял утят, так теперь Ромке навязали…
— Мам, так это временно… пока морозы, — вступился Ромка. — Так Алексей Маркович сказал.
— «Временно, морозы»!.. — передразнила Евдокия, — Так утятам не меньше двух месяцев в тепле надо быть. Вот пусть ваш Алексей Маркович и держит их в своём кабинете, а я не желаю в вонючем утятнике жить: пищат тут, гадят. И от жары задохнуться можно.
— У нас же мобилизация. Боевое задание, — заныл Ромка. — Честь школы спасаем…
— И что это за порядки у вас в школе? — обратился к учительнице Прохор Михайлович. — Что ни месяц — гонка да переполох. Осенью ученики картошку в грязи копали, потом свёклу под дождём перебирали. Теперь новая придумка — утиная страда. А чему ребята от такой суеты научиться могут? Бредут, как лошади с шорами на глазах, ничего не видят, не смыслят…