На семи ветрах, стр. 1

Алексей Иванович Мусатов

На семи ветрах

Повесть

Художник В. Горячева

Глава 1

На семи ветрах - pic01.png

Завтра зимние каникулы. Отложены в сторону тетрадки и учебники, заброшена в угол школьная сумка, забыто расписание уроков. Теперь целых десять дней можно не думать о школе и заняться чем угодно. Можно съездить в город, побывать в кино и в музее, посидеть с удочкой над лункой, пробитой во льду, поохотиться на зайцев. Но в первую очередь Федя Стрешнев решил вволю походить на лыжах. Они и так с прошлой зимы залежались на чердаке, и Федя даже не уверен, сумеет ли он с первого же дня пройти двадцать — тридцать километров и съехать без палок с любой горы.

Правда, мать заикнулась было, чтобы Федя с недельку походил на ферму, помог ей подвозить для коров корма, воду, убирать навоз, но отец резонно заявил, что у сына законный отдых и пусть он побольше спит, ест и гуляет на воздухе.

— Ничего, он парень жилистый, — сказала мать.

— Взрослые хоть зимой передышку имеют, — заспорил отец. — А наш работяга всё лето и осень в поле вкалывал, а зимой — за партой… Ты смотри, у него до сих пор руки как у заправского тракториста.

Мать больше не настаивала, и Федя понял, что на время каникул он вольная птица.

С вечера он достал с чердака лыжи, смазал их салом, натёр суконкой, исправил крепления.

«Надо и Тане лыжи наладить», — подумал Федя. Ведь с кем, как не с ней, он пойдёт завтра на лыжах. Они уедут в дальний лес, покатаются на крутых склонах Епишкиного оврага. Затем разведут костёр на поляне и долго будут сидеть у огня, печь картошку и слушать белую тишину.

Недолго думая Федя отправился к Фонарёвым, которые жили недалеко от Стрешневых.

Новый просторный дом Фонарёвых вкусно попахивал смолой и был заставлен добротными вещами: кровати с никелированными шарами, славянский шкаф с зеркалом, горка с посудой, на круглом полированном столике — ламповый приёмник. Выскобленный добела пол застлан половиками, на подоконниках густая заросль цветов.

Таня, смуглая, с решительно вздёрнутым носиком, с бровями вразлёт, сидела за обеденным столом и, покусывая кончик толстой косы, с деловым видом просматривала тетради. Рядом с ней сидел Дима Клепиков и, посапывая, что-то писал на клочке бумаги.

«Этот-то чего у Фонарёвых опять околачивается?» — с неприязнью подумал Федя, завидуя тому, что Димка так часто и запросто заходит к Тане.

Прижавшись спиной к тёплому боку протопленной печки-голландки, Танина бабушка, Фёкла, сноровисто вязала шерстяной платок.

Чистенькая, востроглазая, насторожённая, как вахтёр в проходной будке, она то и дело поглядывала на внучку. Так у Фонарёвых было заведено: когда Таня занималась, ей никто не мешал.

— Тихо ты, оглашенный! — шикнула бабушка на Федю, когда тот грохнул тяжёлой дверью, и покосилась на его заснеженные валенки. — Не видишь разве — сочиняют.

Усердно шаркая валенками о половичок у двери, Федя не очень уверенно заговорил о лыжной вылазке: деловой вид Тани всегда немного приводил его в смущение.

— Понимаешь, скоро лыжные соревнования с перегудовской школой, — продолжал Федя, — надо команду подбирать, тренироваться…

— Очень хорошо, — кивнула Таня, откладывая в сторону авторучку. — Вот вы с Сашей и начинайте… Это вам поручено.

— А ты? — вырвалось у Феди, — Хочешь, я тебе лыжи подготовлю…

— Ну что ты, Феденька, когда мне… — Таня снисходительно пожала плечами. — Завтра еду в область. На слёт ученических бригад. Алексей Маркович говорит, что мне выступать придётся. Вот срочно рапорт готовлю…

— А Димка, значит, помогает, стишата кропает. Для украшения рапорта…

— А что ж… — ухмыльнулся Клепиков. — Мы, брат, такой рапорт сварганим, под аплодисменты пройдёт. Ещё в газете напечатают.

— Счастливый ты, Федя! Ни нагрузок у тебя, ни поручений. В дальний лес пойдёте, с гор будете кататься, — с деланным сожалением вздохнула Таня, небрежно кивнув на кучу ребячьих отчётов и дневников о производственной практике. — А мне, видишь, сколько материалов надо просмотреть… Голова вспухнет.

Но по её глазам Федя понял: Таня очень довольна, что ей придётся выступать на слёте.

— А кто ещё на слёт поедет? — спросил Федя.

— Должна бы Варвара Степановна, но её на какой-то семинар вызвали. Теперь сам Алексей Маркович собирается…

— А о чём рапортовать будешь? — помолчав, опять спросил Федя.

— Странный вопрос… — удивилась Таня. — О чём обычно на слётах рапортуют. О том, что сделано, какие у нас достижения… Как школа колхозу помогала…

— Сколько мы минеральных удобрений заготовили, — подсказал Димка.

— Да, об удобрениях в первую очередь скажу, — согласилась Таня. — Здорово у нас тогда получилось… И вообще наша бригада немало сделала. Сколько ребят трактор освоили, автомашину…

— Трактор-то освоили, а землю другие пахали, колхозные трактористы, — заметил Федя. — Они и хлеб сеяли, и картошку сажали, а мы только смотрели на машины да облизывались.

— Ну, ты, скажем, немало на машинах поработал, — примирительно заметила Таня.

— Уж и поработал!.. Всё на подхвате… Кого упросишь, к кому пристроишься. Заболеет тракторист — Федька за руль. Загулял штурвальный на комбайне — опять Стрешнев на выручку. К каждой дырке затычка…

Надо сказать, что к машинам Федя привязался уже давно. До окончания школы было ещё далеко, а он никак не хотел отставать от взрослых ребят, от парней, особенно от старшего брата Николая, — те водили грузовики, тракторы, пахали землю, сеяли хлеб.

Правда, для тракториста Федя не вышел годами да и ростом был мал. Но зато он мог стать прицепщиком. Это ведь тоже завидная профессия.

Окончив семь классов, Федя определился в прицепщики к брату Николаю.

— А как же с учением, сынок? — встревожилась мать. — Может, повременишь?

— Я, мама, только на лето.

— А может, в подпаски пойдёшь, — сказала мать. — Хватит нам в семье и одного тракториста.

И она принялась вспоминать, какая беспокойная и нелёгкая работа у Николая. С ранней весны до осенних заморозков он безвыездно кочует в поле, живёт на колёсах, водит трактор в жару, в холод, в непогоду и за всё в ответе перед людьми — и за трактор, и за землю, и за хлеб насущный…

— Правильно, мать, говоришь: человек на машине за всё в ответе, — подхватил отец. — Потому как он сейчас главный хозяин на земле, первый крестьянин. И ты сына на обходную дорожку не сбивай, пусть по большаку шагает…

Работа прицепщика пришлась Феде по душе. Сколько радости доставляли ему те часы, когда брат останавливал трактор на техуход или на ремонт! Федя не отходил от машины.

Он умел ладить с братом, и тот, видя его тягу к машине, иногда разрешал ему сесть за руль. Машина у Николая была колёсная, старой марки, видавшая виды и изрядно потрёпанная, но Феде казалось, что более сильного, могучего и красивого трактора нет ни в одной бригаде.

Счастливый и гордый, он проезжал один круг, другой, пока Николай не прогонял его на место прицепщика.

Но Федя был горяч, нетерпелив, и ему хотелось водить машину самостоятельно. Как-то раз в отсутствие Николая он стал заводить трактор. Напряг все силы, провернул коленчатый вал — и мотор заработал. Потом вдруг рукоятку с бешеной силой крутануло в обратную сторону. Удар пришёлся Феде по лицу. Обливаясь кровью, он упал на землю.

Трактористы с соседних машин забинтовали Феде голову и привели домой.

«Вот и всё… отпахался мой младший», — обомлев от страха, подумала мать, укладывая сына в постель.

А через неделю Федя уже вновь сидел на месте прицепщика.

Всё лето он провёл в поле — от восхода до захода солнца на тракторе. Ночью короткий сон здесь же, в поле, в вагончике на колёсах. Домой он приходил раз в неделю, обветренный, пропылённый, измазанный маслом, хватал мочалку, мыло и бежал на речку мыться.