Люди в погонах, стр. 91

— А у нас есть еще достойные кандидаты для такого плаката, — сказал Мельников.

— Вот и хорошо, — оживился замполит. — Готовьте!

Возле клубной машины к Григоренко и Мельникову подошел Нечаев. В левой руке молодой замполит держал полевую сумку, туго набитую боевыми листками, газетами и брошюрами из серии «Библиотечка советского воина».

— А свежая газета есть? — спросил Григоренко, пожимая капитану руку.

— Так точно, есть. — Он приподнял сумку и вынул газету «Правда».

— Интересно, как там на Генеральной Ассамблее ООН наше новое предложение продвинулось или нет?

— Как всегда. — Нечаев разочарованно махнул рукой.

— Отвергли, что ли? — Григоренко развернул газету и стал читать.

Вылез из машины Сокольский в помятой гимнастерке с расстегнутым воротом, без фуражки, да так и начал было докладывать о работе клуба. Григоренко остановил его:

— Вы хоть застегнитесь.

— Виноват, — смущенно проговорил Сокольский и кивнул на машину. — В ней, товарищ подполковник, душно, как в печке.

— В машине можно сидеть и без гимнастерки, а перед старшими...

— Извиняюсь. — Птичье лицо Сокольского покраснело, пальцы торопливо забегали под маленьким подбородком.

Григоренко подождал немного, переглянулся с Мельниковым и, свернув газету, сказал:

— Вот за радиопередачи хвалю. Что хорошо, то хорошо. Кто это придумал вытащить к микрофону Груздева?

Сокольский показал на Нечаева.

— Только одного выступления мало, — сказал Григоренко. — Надо еще подготовить.

— И не забудьте батальон Соболя, — подсказал Мельников. — А то обида может быть.

— Тоже верно, — постукивая газетой по ладони, сказал Григоренко. Он повернулся к Сокольскому и предупредил: — Это ваша задача. Кстати, вы провели к нему на участок радиоточку?

Лейтенант опустил глаза.

— Не провел, товарищ подполковник.

— Почему?

— Не нужно им радио.

— Как это не нужно?

Сокольский нахмурился, и узкое лицо его будто еще больше заострилось.

— Был я там утром, — продолжал он с явной обидой. — Подполковник Соболь такой крик поднял. Мешать, говорит, приехал. Обещал из автомата по скатам очередь дать.

— Что он, пьяный? — удивился Григоренко. — Ладно, упрашивать не будем, а репродуктор все же поставьте ему. Пусть слушает результаты первого батальона.

— Поставлю, товарищ подполковник.

— И еще вот что, — задумчиво сказал Григоренко. — Там кое у кого есть тенденция упрощать стрельбы. Вчера начальник штаба целое отделение вернул на огневую позицию и заставил перестрелять упражнение. Учтите это и организуйте радиокритику. Да поострее. Может, сатирические стихи кто придумает. Поняли?

— Все понял, товарищ подполковник.

От клубной машины Григоренко направился к окопам. Не сделал он и пяти шагов, как впереди выросла крупная фигура солдата. Солдат приставил к пилотке длинную руку и смело доложил, что его послали к подполковнику товарищи.

— Что у вас такое? — опросил Григоренко.

— У ребят вопрос есть.

— Какой?

— Из международных.

— Почему же к капитану не обращаетесь?

— Он уже был у нас, беседовал. Еще вас попытать хотим.

Григоренко подошел к маленькой группе солдат, удобно рассевшихся по краям старого окопа, пристроился рядом.

— Кто же у вас главный международник? Признавайтесь.

Маленький солдат с густыми веснушками проворно поправил сползшую на брови пилотку и, неуверенный в точности собственных формулировок, медленно заговорил:

— Тут мы, товарищ подполковник, насчет этой... Ну, как ее... Ну, где наши предложения о разоружении обсуждают?

— Организация объединенных наций, — подсказал Григоренко.

— Точно. Чего мы там доказываем? Кому? Капиталист — он так и есть капиталист. А поговорить бы прямо с их народом. По радио или еще как.

— А тебя, Мухин, оратором назначить, — бросил кто-то из товарищей.

— Не подойдет, — послышался другой голос. — У него по политзанятиям тройка.

— Да бросьте вы, ребята, — обиделся Мухин. — Я ведь серьезно.

— Правильно, вопрос очень серьезный, — подтвердил Григоренко, сразу притушив солдатские шутки. — Я тоже уверен, что простой народ везде согласен с нами. Но ведь оружие-то на западе пока в руках капиталистов. Вот в чем гвоздь.

— Это понятно, — смущенно протянул Мухин. И вдруг опять оживился: — А как с ихними базами, товарищ подполковник? Строят и строят. Сразу бы ультиматум, а?

— Горячий вы человек, Мухин, — улыбнулся Григоренко и стал объяснять, что горячность в таком деле очень плохой помощник.

Когда Григоренко собрался уезжать со стрельбища, к нему снова подошел Мельников, сообщил:

— Товарищ подполковник, завтра в двенадцать будем испытывать изобретение Зозули.

— Где?

— Здесь, на стрельбище. Прошу. Комдив обещал быть.

— Хорошо. Спасибо. Непременно приеду.

Садясь в машину, Григоренко посмотрел на стоявшего еще комбата, подумал: «Мужественный человек. Все знает, чувствует, что сгущаются над ним тучи, а виду не подает. Кремень». Он повернулся к шоферу:

— На соседнее стрельбище, к Соболю!

3

Жогин перелистывал сложенные в желтой папке бумаги и нервничал. Зажатый в пальцах красный карандаш решительно перечеркивал одну за другой аккуратно написанные зелеными чернилами строчки. Моментами бумага не выдерживала тяжелой руки полковника и рвалась.

— Нет, это не то, совсем не то, — шептал он.

Наконец, отбросив карандаш, полковник поднялся со стула и постучал кулаком в стену. Тут же в кабинет заглянул Сердюк.

— Вы меня? — спросил он суетливо.

— Да, вас!

Сердюк быстро прикрыл за собой дверь, подошел к столу.

— Что это? — Жогин приподнял папку и, поморщившись, бросил ее обратно на стол.

Сердюк ничего не понимал и потому молчал.

— Что? — повторил полковник, впиваясь в вошедшего яростно блестевшими глазами. — Не знаете? Я скажу вам. Это не серьезные документы, а детский лепет. Какая-то стряпня бухгалтерская, товарищ заместитель командира полка!

Сердюк беспокойно поежился.

— Я делал, как вы приказали, — заговорил он не вполне уверенным голосом.

— Вы делали, — протянул Жогин. — Столько времени возились, и все без толку. Как это расценивать? Неспособность или нежелание?

— Не знаю. Скажите, товарищ полковник, исправлю, если смогу.

— Да-а-а, — немного смягчился Жогин. — Откровенно сказать, я лучшего мнения был о вас. Ну вот посмотрите, разве это документ? — Он вытащил из папки один из актов, составленных Сердюком, и пренебрежительно прочитал: — «...При проверке карточки ефрейтора Груздева оказалось, что в нее совершенно не вписано взыскание, которое было объявлено солдату самим командиром полка». А где выводы?

— Какие выводы? — опросил Сердюк. — Факт налицо.

Жогин бросил акт и возмущенно покачал головой.

— Никак вы не поймете, подполковник. Ведь факт можно квалифицировать по-разному. Почему бы не написать здесь, что подобная практика стала в батальоне системой и вредно сказывается на воспитании личного состава.

— Нет, я так не мог, — сказал Сердюк, теперь уже понимая, что хочет от него Жогин. — И такой акт Крайнов не подпишет.

— Тогда изложите все в рапорте.

Сердюк промолчал. Жогин долго не сводил, с него пристального взгляда. Потом неторопливо отдал ему папку и сказал изменившимся голосом:

— Не поленитесь, подполковник, посмотрите еще раз. Подумайте хорошо. Что можно, перепишите, сделайте острее, убедительнее. Не учить же вас.

Сердюк взял папку, молча повернулся и медленно пошел к двери.

— Позовите начальника штаба! — крикнул ему вслед Жогин.

Зашел Шатров, чисто выбритый, в новом кителе.

— Готовиться к учениям начали? — спросил его Жогин.

— Так точно.

— А в батальонах?

— Сегодня вечером собираю начальников штабов.

— Не успокаивайтесь, майор, проверяйте. И еще вот что. Возьмите под особый контроль штаб первого батальона. Прямо сядьте на него. Поняли?